— Все, батя, уезжаю, — сказал Михаил.— Вот, смотри!

Он положил на стол комсомольский билет.

— А что с ним, — отец покосился на билет, — нельзя тут?

— Нет, — сказал Михаил. — Понимаешь, батя, началась индустриализация, — сын произнес слово нараспев, по слогам. — На фабрике буду работать под Москвой.

— Грамотные больно стали, — проворчал для вида Кузьма Лаврентьевич...

Он не держал сына. Напротив, хотел, чтобы Михаил образованным человеком стал. Многие уезжали из Зыряновой. Кто знает, может, сыновьям иная выпадет судьба?

«Индустриализация!»

«Поднимем пролетарские заводы!»

«Наша индустрия — это самый сильный удар по капитализму!»

Эти лозунги для сельских парней двадцатых годов звучали точно так же, как «Даешь космос!» для их одногодков в 61-м.

Деревня, дом, неторопливые воды Илима, череда привычных крестьянских забот отца и старших братьев — казалось, ничто не изменилось в Зыряновой. А где-то там, за тайгой, в больших городах бурно рождалось новое. Михаила неудержимо потянуло вдаль.

Десять лет спустя Янгель иными глазами посмотрит на Зырянову и скажет:

— Здесь изменилось все, потому что другими стали люди. Они почувствовали себя хозяевами этой тайги, этих полей, этой реки. Теперь они могут остановить Илим...

Когда начала строиться Усть-Илимская ГЭС, Михаил Кузьмич уже был Главным конструктором. А зимой 74-го не стало Зыряновой. Несколько деревень, в том числе и Зырянова, исчезли в глубинах Усть-Илимского моря. Волны покрыли тропинки в тайге, по которым Миша ходил с отцом и братьями, исчез косогор, с которого открывалась панорама Илима.

Дом, в котором родился будущий академик, погрузили на «МАЗ», и отправился он сквозь тайгу в поселок, где стал музеем.

...Миша Янгель уехал в Москву. Отец отпустил сына, он надеялся, что Михаил найдет тропинку к знаниям.

Ох какой оказалась трудной эта дорога! Могла ли она быть другой? Может быть, и могла. Но, бесспорно, Михаил Кузьмич Янгель начал рождаться как Главный конструктор в цехах подмосковной ткацкой фабрики имени Красной Армии и Флота.

...«Идем к коммунарам», «встретимся у коммунаров», «берите пример с коммунаров» — имена Дмитрия Смирнова, Михаила Янгеля, Николая Васильева, Семена Граникова, Ивана Брускова были у всех на устах. И не только потому, что, объединившись в «коммунию», комсомольцы жили весело, дружно, но именно от них брали начало многие, как мы теперь говорим, почины, именно коммунары задавали тон работе всей комсомольской организации фабрики.

Прежде всего нововведением была «функционалка». Комсомольско-молодежная бригада ткачей перешла на новую систему: каждый выполнял одну операцию. Вскоре все убедились, что в ткацком деле появился прогрессивный метод работы.

Традиции мы впитываем незаметно. Они закаляют душу, учат ценить великое. Наконец, они помогают созреть разуму, оценить прошлое и разглядеть будущее.

Бывшая Вознесенская мануфактура богата прошлым. Оно многолико, это прошлое. Есть в нем и трагические, и героические страницы. Именно здесь «пьяный, дикий народ в трактире, 3000 женщин, вставая в 4 и уходя с работы в 8 часов... бедствуют среди соблазнов в этом заводе для того, чтобы никому не нужный миткаль был дешев и Кнопп имел бы еще деньги, когда он озабочен тем, что не знает, куда деть те, которые есть» (из дневников Л. Н. Толстого, посетившего фабрику 28 марта 1889 года). Здесь родились и крепли революционные традиции, а затем — трудовые.

В музее фабрики есть стенд. На нем лаконичная надпись: «Дела комсомольцев». Вот некоторые из них:

«Принимали активное участие в восстановлении фабрики после гражданской войны.

Вели большую антирелигиозную пропаганду среди молодежи, в результате была закрыта церковь.

По инициативе комсомольцев на фабрике был создан клуб имени Строгалина.

Вели большую работу среди молодежи в деревне. Были созданы две комсомольские ячейки.

Вели большую работу по ликвидации неграмотности.

Была организована коммуния. Вели военно-патриотическую работу среди молодежи. Шефствовали над 10-й авиабригадой.

Комсомольцы были в числе первых ударников на фабрике».

И так далее... Ребята с фабрики создавали части особого назначения для борьбы с бандитизмом, были в числе добровольцев при строительстве Комсомольска-на-Амуре, уходили в народное ополчение...

Комсомольская организация воспитала многих борцов за будущее. В их числе и Михаила Янгеля — упорного, крепкого характером сибирского парня, который здесь, на фабрике, стал коммунистом.

— Говорят, что среди академиков вы чувствуете себя академиком, в рабочей среде — рабочим, среди конструкторов — конструктором...

— Но среди актеров никто не считал меня актером! Человек не сразу становится академиком, он начинает, как миллионы других. И об этом не надо забывать. Плохо, если с количеством знаний и наград уменьшается простота и доброта. Я всегда помнил, что начал свой путь в авиацию с фабрики, что там остались мои товарищи. И было бы недостойно забывать об этом. Есть такое выражение — «рабочая косточка». Думаю, что за этими словами скрывается отношение к людям, жизни. Первый жизненный опыт, основные принципы, на которых держится характер, я получил на фабрике.

Есть в городе Красноармейске Московской области люди, которые и сегодня помнят, как комсомольцы соревновались в беге на полторы тысячи метров, как разгорались страсти на заседаниях комсомольской ячейки, как поздними вечерами пили чай из самовара. Прошло 40 лет с лишним, а для них все это словно вчера было.

— Нас в коммуну вошло 20 человек, — рассказывает Д. С. Смирнов.— Питались из одного котла. Одевались и обувались из одной кассы. Мы отдавали казначею коммуны всю свою зарплату. Из общей суммы получали на руки 10 процентов «на карманные расходы», как теперь говорят. Ребятам — на папиросы, девчатам — на парфюмерию. Была у нас книга, в которую записывали, когда и для кого какая вещь куплена, на какой срок носки или пользования рассчитана. Просил кто-то из ребят, к примеру, костюм, тут эта книга и открывалась. Иногда приходилось отказывать: «Подожди, твоя очередь еще не подошла».

Молодежь, — продолжает бывший коммунар,— любила приходить к нам, потому что у нас всегда было весело... Характерно, что наши ребята и девчата никогда не нарушали дисциплину. Ни разу никто не прогулял. Коммуна была самым активным отрядом фабричной комсомольской организации. Коммунары были повсюду первыми.

Захватила Михаила фабричная жизнь, увлекла. Еще в ФЗУ полюбил книгу и не расставался с ней. В свободную минуту садился у окна и читал, иногда до рассвета. Но тянуло учиться. Мечтал об авиации.

Диалог с Янгелем

— Почему именно авиация?

— Во-первых, перкаль на фабрике делали, а крылья у самолетов были тогда перкалевые, и, во-вторых, летчики нравились. Из той самой авиабригады, над которой шефствовали коммунары. А когда на соседнее поле прилетел самолет и все мы, фабричные, потрогали его руками, я решил делать такие же самолеты. Вот и выбрал МАИ, институт знаменитый, но трудный.

— А может быть, потому, что самыми популярными людьми в те годы были летчики?.

— И это сыграло свою роль.

Вот что пишет о том времени А. Микоян:

«Тридцатые годы были временем становления и бурного роста советской авиации, которая сделалась именно тогда любимым детищем народа. Летчиков любили, летчиками восхищались. То и дело сердца миллионов почитателей авиации охватывали волнение и энтузиазм, вызванные героическими событиями — перелетами, рекордами, авиационными праздниками, спасением челюскинцев, экспедицией на Северный полюс и, наконец, боевыми делами наших авиаторов».

В Пушкинском горкоме комсомола путевку на учебу Янгелю дали сразу: парень проверенный, активист. Да и упорный, не подведет в учебе. Не очень разбирались в горкоме, что это за институт. Коли авиационный — значит, летчиков выпускает. И сказал секретарь:

— Вот путевка, только с виду ты щупловат, можешь по здоровью не пройти.

В тот вечер коммуна заседала поздно. Решили — экзамены Михаил сдаст, а медкомиссию надо другому парню пройти, отменному здоровяку.

— А может, и ты в авиационный? — спросил Михаил.

— Нет, — ответил тот, — медкомиссию пройду, но останусь на фабрике.

Коммуна подарила будущему студенту костюм и галстук в полоску. Оделся Михаил по моде. Ребята гордились, отправив Янгеля в Москву; знай наших!

В институт Янгель поступил и сразу приехал в Красноармейск.

— Собрались в столовой, — рассказывает Смирнов, — отпраздновали успех товарища. Потом Михаил часто наезжал в коммуну, как в родную семью. Рассказывал о Москве, учебе, интересовался нашей работой, жизнью коммунаров. В первое время в дни студенческих каникул работал на фабрике, но потом учеба и институтская жизнь захватили полностью...

Сорок лет спустя на фабрике открывали мемориальную доску академику М. К. Янгелю. Выступили секретарь парткома, рабочие, и молодые, и те, что были когда-то коммунарами. Один из них сказал:

— Мы гордимся, что наша фабрика вырастила славных сынов и дочерей Родины — академика Михаила Кузьмича Янгеля, Героев Советского Союза Василия Новикова и Ивана Краткова, лучшую ткачиху 30-х годов Анастасию Трусову и ткачиху 70-х годов Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета СССР Тамару Никитину... Теперь Миша Янгель приписан навечно к нашему коллективу.

...Четыре года жизни. Шестнадцати лет Михаил пришел в ФЗУ фабрики. Из деревенского подростка вырос мужчина с четкой целью в жизни.

Юноши тогда взрослели быстро. Время не позволяло медлить: страна строила Магнитку и Днепрогэс, поднималась в небо и расщепляла атомное ядро.

Михаил Кузьмич вспоминал свои фабричные годы часто, любил звать «на самовар», словно по-прежнему жил в той комсомольской коммуне, в своей юности...

далее