ПОЛЁТ ЧЕЛОВЕКА

---

Есть люди, которых мы воспринимаем только в определенные годы их жизни. Сохранился автопортрет Леонардо да Винчи в старости, и для нас Леонардо навсегда — благообразный седой старик с красивой шелковистой бородой. А ведь был же молодой Леонардо, по рассказам — умопомрачительный красавец, но нам не дано увидеть его. Или Менделеев. Каким он был в молодости? Хоть и есть его портреты ранних лет, во ведь для нас Менделеев без окладистой бороды, без длинных, до плеч волос вроде бы и не Менделеев. И наоборот. Попробуйте представить себе старого Лермонтова. Или Чапаева. Ничего не выйдет.

Гибель Гагарина слепой жестокостью своей даровала ему вечную молодость. Гагарин, молодость, комсомол — это навсегда. Он не успел слетать второй раз в космос. Я помню его на Байконуре в апреле 1967 года. Он был дублером Владимира Комарова — первого командира первого трагического «Союза». К тому времени уже поняли, что дублер на старте — в какой-то мере дань традиции. Если уж и заменять космонавта дублером, то не на старте же, не за два часа до пуска. И Гагарин это понимал, но все-таки старался подчеркнуть, что он дублер, а значит, следующий полет вероятнее всего его.

Не успел полететь. Через семь месяцев после того, как его не стало, полетел Георгий Береговой. Сейчас многие космонавты стали уже генералами, а Гагарин и генералом не успел стать — так и остался полковником. Не успел выступить на юбилее Максима Горького, а обещал Константину Федину выступить. Не успел сделать доклад в Нью-Йорке, в ООН, хотя уже набросал тезисы этого доклада. Не успел подарить книжку «Психология и космос». Подписал в печать верстку, а самой книги увидеть не успел. Не успел побалагурить на свадьбах дочек. А уж как бы веселился — очень хорошо это себе представляю. Странно подумать, но в отряде космонавтов уже есть ребята, которые никогда не видели живого Гагарина...

Но он успел оставить о себе вечную память и любовь всего мира. Он не вошел — он влетел в историю человечества весенним степным утром на Байконуре в 61-м. И остался в ней навеки весенним лесным утром под Киржачом в 68-м.

У гагаринского полета многовековая история, считать можно с Икара. Полет Гагарина венчает гигантскую пирамиду человеческого труда, труда многих лет и тысяч людей. Гагарин это прекрасно понимал.

Когда говорят; «Королев запустил Гагарина в космос», это неверно. Даже такому титану, как Королев, сделать это было не под силу. Как неверно по сути ставшее уже крылатым выражение, что «Гагарин распахнул дверь во Вселенную». Сам Сергей Павлович Королев очень хорошо обо всем этом сказал:

— Отмечать творческое участие космонавтов нужно, потому что это справедливо и правдиво. Безусловно, наши летчики очень творчески участвовали в этом процессе. Но сказать, что они творцы? Чего? Так же, как неправильно сказать, что мы творцы. Чего? Мы — участники.

Если вы думаете, что Главный конструктор какой-нибудь системы или корабля творец этого корабля, вы заблуждаетесь... Разве может один Главный конструктор все предусмотреть? Не может. Это плод коллективного труда...

Королев говорил: «Мы — участники». Гагарин — самый известный участник. А другие?

В первое в истории кругосветное плавание с Фернандо Магелланом отправилось 239 моряков. Тоже участники. История сохранила полтора десятка фамилий. Даже имен тех 18 счастливцев, которым удалось пройти весь путь и уже без Магеллана вернуться на родину, мы не знаем. Несправедливо.

Первый шаг в космос — эпохальное событие в истории человечества. Объективно оно важнее экспедиции на пяти каравеллах, поскольку плавание Магеллана конечно по сути: сделать большего в пределах планеты нельзя. И, доказав своим плаванием, что Земля — шар, Магеллан закрыл вопрос. Полет Гагарина бесконечен в своем развитии. Доказав, что человек может летать в космос, он поставил неисчислимое количество новых вопросов перед нами и грядущими поколениями.

Время Магеллана называют временем великих географических открытий. Мы должны гордиться тем, что жили в эпоху великих космических открытий. И подобно тому, как нам интересно было бы узнать, что за люди окружали Магеллана в дни его кругосветки, и нам, и тем более нашим внукам будет интересно узнать об участниках кругосветки гагаринской. Магеллан — далеко, почти половина тысячелетия отделяет нас от тех дней. Мы — современники Гагарина, и мы обязаны не забыть назвать тех, кто прославил нашу страну, продемонстрировал всему миру возможности нашего строя, утвердил в человеческих умах провозглашенные нами идеалы.

Их надо не забыть, их обязательно надо назвать! ученых и конструкторов, инженеров и строителей, техников и рабочих, врачей и лаборантов, летчиков и военных, партийных и советских руководителей, чей труд лежит в основании полета первого человека в космос.

И вы, читатели, можете помочь в этом нужном и справедливом деле. Напишите нам, если вы—один из тех, о которых говорил Сергей Павлович Королев, если вы один из участников. Не важно, что вы делали — рыли котлован в пустыне под стартовый комплекс, готовили сок из черной смородины для космического питания, шили скафандр или пилотировали вертолет поисковой группы. Вы — участник, и вы должны осознать себя поэтому личностью исторической и почувствовать свою ответственность, свою обязанность перед будущими поколениями. Напишите нам, мы ждем ваших писем.

В первый отряд советских космонавтов было отобрано 20 человек. Пятеро слетали в космос один раз. Пятеро - два раза. Двое - трижды. Восемь не стали космонавтами. Эти восемь не внесли существенного вклада в развитие космонавтики. Но если из более чем трех тысяч кандидатов их отобрали в двадцатку, значит, они чего-то стоили. Они жили и работали вместе с теми, которые стали Героями. Может быть, они помогли им стать Героями. Может быть, их ошибки позволили будущим Героям избежать собственных ошибок.

Интересно подумать над вопросом, вроде бы лежащим на поверхности, который тем не менее лишь едва затрагивается в большинстве статей и книг о первом космонавте: а почему, собственно, первым в космос полетел Юрий Гагарин? Да, конечно, просто невозможно представить себе сегодня, что полететь мог кто-то другой, правда? Я для проверки задавал этот вопрос разным людям. И всякий раз он встречался с недоумением: «А разве могло быть иначе?» Это плохо укладывается в сознании, но могло. Вполне могло, уверяю вас. И ответы людей на этот неожиданный для них вопрос тоже были неожиданными. «У него такая улыбка!»—говорили женщины. «Его полюбил Королев и посадил в корабль»,— отвечали мужчины. «Дело случая» — и такое есть мнение. Наверное, в каждом из этих ответов есть доля истины, но какая доля? Сколь она велика? Не являются ли подобные ответы попытками решить с помощью примитивной арифметики сложное уравнение со многими техническими, биологическими, физиологическими, социальными, нравственными и другими неизвестными?

На нас, современниках Гагарина, лежит высокая ответственность передать будущим поколениям его истинный образ. Нельзя разрешить залакировать его постоянным и поверхностным восхищением. Этот действительно умный, работящий и благородный человек никогда не нуждался в приукрашивании. Лучшее, что мы можем сделать во славу его памяти,— рассказать все так, как оно было.

На первых страницах истории мировой космонавтики имена Юрия Алексеевича Гагарина и Сергея Павловича Королева всегда будут стоять рядом. Поэтому, говоря о Гагарине, нельзя не говорить о Королеве. Если не затрагивать их служебных дел (тут все ясно), то их чисто человеческие взаимоотношения нередко характеризуются довольно расплывчатым упоминанием, что «Королев относился к Гагарину, как к сыну». Но ведь и к Титову, и к Леонову, и к другим космонавтам Королев тоже относился, «как к сыновьям». А поскольку сыновей у Сергея Павловича не было, остается не совсем понятным, как же он все-таки относился к ним. Ведь спектр отцовских чувств беспредельно широк — вспомните старого князя Болконского, кардинала Монтанелли или Тараса Бульбу. Кроме того, даже если Сергей Павлович и считал всех космонавтов своими сыновьями, он, будучи выдающимся психологом и тонким знатоком человеческих душ, не мог относиться ко всем одинаково, как это и бывает в многодетных семьях. Нас же в данный момент интересует отношение именно к Гагарину.

Мальчишкой, наблюдая буквально из окон своего дома за жизнью маленького отряда гидроавиации в Одесском порту, Королев влюбляется в самолеты. Любовь перерастает в юношескую страсть после того, как он знакомится с летчиками, которые даже «прокатили» его над Одессой. Тогда же, в середине 20-х годов, выкристаллизовывается девиз его жизни: «Строить летательные аппараты и летать на них». Непременно летать! Именно это объясняет попытку Королева (увы, неудачную) поступить после окончания Одесской стройпрофшколы в Военно-воздушную инженерную академию им. Н. Е. Жуковского.

В наши дни конструкторы и испытатели авиационной техники связаны, разумеется, общими задачами, но это разные специальности, разный труд. В годы юности Королева они очень часто объединялись в одном человеке. Такие известные авиаконструкторы (впрочем, тогда известными им еще предстояло стать), как Туполев, Ильюшин, Антонов, Грибовский, Яковлев, были в молодые годы и известными летчиками, королевский девиз был в ту пору вовсе не оригинальным. В 1929 году о 23-летнем Королеве-летчике, о его «эффектном полете» на планере «Коктебель» писала газета «Наука и техника»: он продержался в воздухе 4 часа 19 минут. Тогда же он получил официальное удостоверение пилота-парителя. Через год Королев осуществляет «в металле» свой дипломный проект— авиетку «СК-4», которую он сконструировал под руководством А. Н. Туполева, и другая газета — «Вечерняя Москва» — уже называет его «известным инженером». Таким образом, летчик и конструктор совершенно естественно уживались в юном Королеве, прекрасно дополняя друг друга.

Королев не мыслил своего будущего без летной работы. Однако Королев не был бы Королевым, если бы шел проторенными путями. Лозунг молодой Страны Советов: «Летать выше всех, дальше всех, быстрее всех!» находил в его душе отклик восторженный. Уже в ранних конструкторских разработках Королева видно желание добиться этих желанных пределов. Королев в юные годы не был одержимым ракетчиком, каким был, скажем, Фридрих Цандер. Разумеется, в угоду гладкости, стройности и внутренней логичности повествования о жизни великого конструктора нужно было бы живописать юношеские мечты о достижении иных миров, но, увы, что же делать, если это не так. В ранних работах, в воспоминаниях друзей его молодости нет ничего, что говорило бы об увлечении Сергея Павловича собственно ракетами, полетами в космос, идеями К. Э. Циолковского о заселении околосолнечного пространства. Однако, познакомившись с трудами Константина Эдуардовича, Королев сразу понял, что именно ракетная техника открывает перед ним те возможности, о которых он мечтал: полную свободу от внешней среды, а значит, достижения скоростей, недоступных винтовым самолетам, достижения любых высот.

— Мы поставим жидкостный ракетный двигатель на планер — и будем летать в стратосферу! — сказал Королев в октябре 1932 года.

Это была его главная, всепоглощающая мечта. И он непрерывно работает над ее осуществлением. Он уговаривает конструктора планера-бесхвостки Бориса Черановского установить на ней жидкостный двигатель Фридриха Цандера, хотя двигателя этого еще нет. Цандер еще работает над ним.

— Первый раз я полечу сам!— говорит Королев Цандеру.

В предвоенные годы Королев конструирует ракеты. Но опять-таки крылатые ракеты! В обзоре работ Реактивного научно-исследовательского института раздел Королева так и обозначен: «Крылатые ракеты». В 1936-1938 годах было проведено несколько десятков пусков таких ракет. Одному из своих помощников, инженеру Михаилу Павловичу Дрязгову, Королев говорил шутя:

— Надо было бы с Дуровым поговорить, не даст ли он нам мартышек ракетами управлять,—он понимает, что человек полететь на этих ракетах еще не может.

Со своим ближайшим сотрудником Евгением Сергеевичем Щетинковьм Королев разрабатывает четыре этапных проекта ракетного самолета с различными вариантами старта. В последнем, перспективном варианте планировалась высота подъема до 53 километров. Это была, несомненно, большая конструкторская дерзость: ведь в то время даже рекордные самолеты летали ниже 20 километров. Достаточно сказать, что 53-километровый рубеж был преодолен лишь через 23 года спустя после проекта С. П. Королева — в июле 1962 года на третьем варианте ракетоплана «Х-15» американцем Р. Уайтом — однофамильцем будущего погибшего астронавта.

Размышляя, сравнивая, проводя какие-то, разумеется, достаточно условные параллели, невольно приходишь к выводу, что гагаринский «Восток» вовсе не был неким обязательным итогом развития ракетной техники. Сложись по-иному судьба Королева, отодвинься в небытие вторая мировая война, получи наука и техника 40-х годов благотворные условия для своего всестороннего, а главное, мирного развития - и, кто знает, быть может, вовсе не на огромной ракете ушел бы в космос наш Юрий Гагарин. Могло вполне случиться, что он стал бы пилотом невиданного заатмосферного аппарата, суперсамолета, прямого потомка королевского ракетопланера «РП-318», который трижды летал в 1940 году, пилотируемый летчиком Владимиром Павловичем Федоровым.

Но этого не случилось. Не люди — даже самые прозорливые и талантливые,—а жесткая и суровая логика процессов социально-политических, Марксовы закономерности исторического развития, определившие направления научно-технического прогресса, выбирали для людей путь в космос...

В соответствии с уставом Академии наук СССР все академики и члены-корреспонденты обязаны ежегодно направлять в аппарат соответствующего отделения академии отчет о своей научной деятельности. Многие если не большинство, подходили к этому требованию формально: справка, она и есть справка — коротко отписывались, и с глаз долой. Избранный осенью 1953 года молодой (46 лет!) член-корреспондент Сергей Павлович Королев отнесся к этому делу с величайшей серьезностью. В 1955 году он составил не просто отчет. Это был аргументированный план развития исследований верхних слоев атмосферы и ближнего космоса. Позднее историки науки, изучая этот отчет, установили, что все пункты королевского плана были выполнены им в ближайшие три года. Но и сухим словом «план» этот документ называть не хочется, настолько проникнут он радостным оптимизмом, великой и в то же время сдержанной, словно опасающейся упреков в романтике или прожектерстве, убежденностью человека, которому уже открылась истина собственного предназначения, но которую еще требуется утвердить в умах других людей. «В настоящее время все более близким и реальным кажется создание искусственного спутника Земли и ракетного корабля для полетов человека на большие высоты и для исследования межпланетного пространства».

За двадцать лет до этого - в 1935 году - в письме к известному популяризатору науки Якову Исидоровичу Перельману Королев признавался: «Я лично работаю главным образом над полетом человека, о чем 2 марта с. г. делал доклад на первой Всесоюзной конференции по применению ракетных аппаратов для исследований стратосферы в г.Москве». В докладе этом он все подробно разбирает, сколько должно быть людей в экипаже, какая нужна кабина, дает множество диаграмм, связывающих разные параметры ракеты, рисует графики и заключает свой доклад так: «Дальнейшая задача заключается в том, чтобы упорной повседневной работой, без излишней шумихи и рекламы, так часто присущих, к сожалению, еще и до сих пор многим работам в этой области, овладеть основами ракетной техники и занять первыми высоты стратосферы».

Ясно видно, что по устремленности своей, по всему своему духу доклад 1935 года и отчет 1955 года очень похожи. Двадцать лет неотступных дум и той самой «повседневной работы без излишней шумихи и рекламы». Много это? Для истории — мало. Для человека — много. Королев понимал, что сам он уже не сможет полететь, как мечтал в молодые свои годы. И врачи не пустят, и не разрешат ему. Полетит другой, но обязательно полетит!

Вот в каком смысле Гагарин — сын Королева! Сын — как надежда, сын — как продолжатель твоего дела, реализатор многолетних трудов, способный воплотить в жизнь мечту отца! Но как же много предстояло еще сделать Королеву, чтобы он мог отпустить Гагарина в космос! Когда Королев писал свой отчет в Академию наук, Юрий Гагарин—ему 21 год—как раз получил диплом с отличием в Саратовском индустриальном техникуме. В Томск преподавать в ПТУ решил не ехать, а закончить учебу в аэроклубе. Ни о каких «ракетных кораблях» не думал, просто хотел стать летчиком. Интересно, что бы он ответил, если бы кто-нибудь сказал ему тогда: «Не пройдет и 6 лет, и ты полетишь в космос!» Рассмеялся бы, наверное...