журнал "Огонёк" №01-02
Январь 2003

БЕРУ КОШМАР НА СЕБЯ

...Шел двенадцатый час полета космического корабля с экипажем из двух человек: командира Юрия Шкуратова и бортинженера Михаила Новикова. Их ждала стыковка со станцией, а затем напряженная двухмесячная работа на борту. Однако прежде надо было перейти из спускаемого аппарата в бытовой отсек (БО) корабля, чтобы сходить в туалет, попить воды, подкрепиться, если кто-то сильно проголодался.

Все действия в полете строго регламентированы. Люк в БО должен открывать бортинженер. Поэтому Михаил взялся за свое дело. После двенадцати часов полета он изрядно взмок в скафандре, пот заливал глаза, и бортинженер снял с головы шлемофон, чтобы немного проветриться.

Люк, однако, не поддался первым его усилиям. Новиков доложил о ситуации командиру и, устроившись поудобнее в тесном пространстве, дернул неподдающийся люк на себя, приложив все силы. Вместо плавного отхода от переходного створа металлическая махина резко соскочила с места и с огромной силой ударила бортинженера по голове. Видимо, между атмосферами корабля и бытового отсека образовался некоторый перепад давления — он и выбросил его после освобождения всех креплений.

Сильный и внезапный, как выстрел, удар люка не только прилично оглушил человека, но и рассек ему кожу на ничем не защищенной голове. Моментально пошла кровь, и уже она, а не пот начала заливать глаза, лицо.

Что делать? Доложить на Землю о случившемся, как требует строгая инструкция? Но там могут потребовать экстренного возвращения. Это значит прекратить полет, к которому готовились полгода.

- Юра, давай все, что есть из обвязочного материала, — обратился бортинженер к взволнованному командиру, — буду кровь останавливать.

А сам быстренько повернулся спиной к направленной на него видеокамере. И Юра Шкуратов, тоже закрываясь от второй камеры, начал спешно рвать салфетки из мочеприемника автономной санитарной установки (АСУ) — там самый лучший обвязочный материал для остановки крови — и передавать их напарнику.

Тем временем «Земля» запрашивает: «Открыли люк?»

Что-то придумали на ходу, и там, вроде, поверили. Надолго ли поверили?

- Давай поднимайся в бытовой отсек, — приказал командир, когда кровь удалось немного остановить.

А бортинженер не может — такая навалилась на него слабость, головокружение после удара. Они, конечно же, не стали ничего сообщать о случившемся и блестяще выполнили всю намеченную программу...

Так что не пытайтесь что-либо узнать об этом происшествии — ничего не найдете! Потому что, строго говоря, ни полета того, ни космонавтов таких не было.

Только вот люди эти, выполнявшие полную программу двухмесячного полета, были! А название этим людям особое — космические испытатели!

А когда через два месяца экипаж покидал станцию-барокамеру, Михаил аккуратно и тихо собрал все салфетки с запекшейся кровью и запихал их поглубже в маленькую личную сумку. И никто не узнал о случившемся с ними ЧП.

Весной 1991 года, накануне прыжков с парашютом, руководство ЦПК имени Гагарина объявило о том, что у нас — готовящихся к космическому полету журналистов — начинается специальная парашютная подготовка, и представила инструкторов центра. Руководителем подготовки был представлен Виктор Рень, а моим непосредственным инструктором практического обучения — Михаил Новиков. В них чувствовалась такая фундаментальная надежность, что все мы довольно быстро успокоились.

Потом я понял природу столь надежного фундамента в этих людях. Они были космическими испытателями. И выпавшее на их долю было настолько выше человеческих возможностей, что, пройдя через это, они обрели редкие и удивительные качества.

Потребность в такого рода людях появилась сразу, как только начались пилотируемые полеты в космос. Перегрузки и невесомость, перегревы и охлаждения, нештатные посадки в снег, море, пустыню и др. На ком-то надо было все это отрабатывать.

Так, практически одновременно с эрой космических героев, началась эра космических испытателей. Многие из них не просто прошли через запредельные для человека нагрузки, но, без преувеличения, побывали на границе жизни и смерти.

Например, в 70-е и 80-е годы будущим инструкторам по невесомости и парашютной подготовке Виктору Реню и Михаилу Новикову, а тогда бортовым инженерам — испытателям, офицерам советской армии, время от времени предлагали поучаствовать в не свойственных им по роду основной занимаемой должности экспериментах. Трое суток летом в пустыне с ограниченным запасом воды; трое суток зимой за полярным кругом с минимальным количеством одежды. И трое суток летом в спускаемом космическом аппарате в акватории моря.

То был не приказ, а только предложение стать универсальными испытателями в самом широком смысле этого понятия. Обещали и неплохое вознаграждение, но об этом чуть позже. Они могли отказаться, но соглашались.

Вот, например, как протекало испытание по выживанию в туркестанской пустыне в июле 1983 года. Сначала испытуемые проходили так называемую иммерсию — суточное вылеживание в бассейне в специально предназначенном для спасения на море надувном костюме «Форель» в полупогруженном состоянии. Это для того, чтобы подвести их состояние к тому, которое наступает у человека после семисуточного космического полета в условиях невесомости. Этакое зависание в воде в положении приподнятых у поверхности ног, головы с плечевым поясом и проваленного вниз таза, из-за чего легкие все время сдавливаются. И все это — в открытом бассейне, над которым хотя и сделали навес из парашютной ткани, но ультрафиолетовые лучи все равно проходят, а температура воздуха днем +45 градусов по Цельсию!.. Через 24 часа испытателей вынимают, переодевают и на трое суток забрасывают для выживания в пустыню. Тут уже можно ходить, строить укрытие из того же парашютного материала и пользоваться минимальным набором спасательных средств. На трое суток — два литра воды. Температура песка днем достигает +60! Мало не покажется.

Для сравнения скажу, что будущим космонавтам предлагаются всего сутки для проверки выживаемости в пустыне. Без всякой предварительной иммерсии с куда более полным набором спасательных средств и существенно большим количеством воды — более полутора литров на человека в сутки.

Еще тяжелее пришлось испытателям в февральской тундре. Сначала та же суточная иммерсия в бассейне. Затем их вытаскивали из теплой (+34 градуса) воды, высушивали, обклеивали датчиками и на несколько суток помещали в суровые зимние условия. Но тут обнаружилось, что их, мягко говоря, ввели в заблуждение с условиями эксперимента. Сказали: «После иммерсии надо будет просто погулять по тундре» — и никто не разъяснил, что это будет за испытание. «Просто погулять» свелось к таким жесточайшим условиям, при которых еще неизвестно, останешься ли жив. Температура воздуха за -40. На голове только спортивная шапочка, а на теле лишь два теплозащитных (считай, спортивных) костюма. На таком-то морозе! Но это еще не все.

Условия эксперимента требовали, чтобы в течение суток люди не могли находиться в построенном из снега самодельном иглу более четырех часов. Нельзя ничего жечь, чтобы обогреться или вскипятить воду. Из еды — только сублимированные продукты из одного носимого аварийного запаса (НАЗа) на трое суток. Обычно же космонавтам в такое испытание дают по одному назу на сутки.

Впрочем, когда Виктор Рень сунул какой-то съедобный кубик в рот, тот не растаял, как ожидал человек, а напрочь примерз к небу. В иглу было так холодно, что, даже тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в полотно парашюта, испытатели не могли провести там более пяти минут — от жуткого холода выскакивали из снежного укрытия как пробки и «прогуливались» по тундре. Из дежурной будки, где в тепле сидели наблюдавшие за экспериментом врачи и спасатели, время от времени кое-кто выходил — тоже прогуляться, ноги размять. Так за двадцать минут такой прогулки, в унтах, меховых куртках, штанах, перчатках и шапках они отмораживали себе носы, уши, брови, пальцы.

- Я понимаю смысл подобных опытов, — рассказывал о том эксперименте инструктор по прыжкам с парашютом и невесомости Михаил Новиков, — в том, чтобы испытать не технику, а найти предел человеческих возможностей. Если температура тела понижалась до 35,5 градуса, то эксперимент прекращался. Для контроля каждому в анальное отверстие вставлялся термодатчик длиной в 25 сантиметров и толщиной с палец. Сначала вроде ерунда: просто очень непривычно ощущать в теле, неудобно ходить, потому что нужно придерживать рукой. А потом появляется ощущение, будто в тебя вонзили кол и его оттуда уже вообще никак не вытащишь. На сильном морозе прорезиненная и герметичная «Форель» замерзала изнутри от осевшего на стенки и тут же замерзшего конденсата и... лопалась пополам.

- В итоге ты ходишь по тундре, как голый, — дополнял его рассказ Виктор Рень. — Будто ветер обдувает обнаженное тело, а ты такой совсем бестелесный, и он идет через тебя, как через сетку. Только мозг еще работает, отмечая порой: «Так, ноги: палец уже замерз... Ну ладно, похожу побыстрее...»

Следует сказать, что такое «выживание» очень сильно отличалось от выживания готовящихся к полету космонавтов. Последние имеют и более комфортное оснащение, и чуть ли не половину времени вообще проводят в постепенно остывающем спускаемом космическом аппарате. Пьют горячий кофе. После завершения двухсуточного выживания долго отходят от него в бане и теплой гостинице, а потом едут домой. Испытатели же через три дня после первого полуторасуточного эксперимента, немного отогревшись и содрав с себя отмороженную кожу, шли на новый — все то же самое, только на этот раз надо было продержаться трое суток. При этом все еще получали какие-то таблетки, которые, по предположению врачей, могли повысить границу переносимости экстремальных условий. И никто не знал, у кого настоящее лекарство, а у кого — пустышка.

- Самое светлое, радостное ощущение от того эксперимента, — вспоминает Виктор Рень, — было увиденное мной впервые в жизни северное сияние. Красота неописуемая! А самое тяжелое — это когда от нас забирали почти неживого солдатика, который был третьим в аналогичном экипаже и сидел, как настоящий подопытный кролик, все трое суток. Он отморозил руки, ноги, уши, щеки и нос. Я тогда впервые видел человека в таком состоянии, когда он не реагировал ни на какие обращения. Его в таком виде от нас и увезли, и я не знаю, что с ним потом стало, как не знаю даже его имени...

Несколько лет спустя врачи в Звездном городке, узнав о подобных испытаниях, искренне удивлялись: «Да вы что, ребята, головой ударились — на такое пошли?! Это же как подписание смертного приговора!».

Но, как выяснилось, то был не предел. Одно из самых кошмарных испытаний ждало их на Черном море. Летом 1984 года им предстояли два эксперимента.

Сначала — традиционные сутки иммерсии. Иммерсия проходила в бассейне, расположенном на палубе специального спасательного корабля «Сиваш». Со стороны Турции в борт судна била мощная плоская волна, и его так раскачивало, что вода из палубного бассейна емкостью 70 тонн постоянно выплескивалась. Его шесть раз приходилось по новой заполнять в течение этих суток. Испытателей, находящихся на поверхности воды, подбрасывало на три с лишним метра, и они едва не доставали головами до погрузочно-разгрузочной балки, расположенной над бассейном.

- В итоге, — вспоминает то выдающееся испытание Виктор Рень, — мы не только не расслабились, как положено во время иммерсии, а, наоборот, страшно устали.

После этой жуткой иммерсии доктора еще провели каждому участнику эксперимента так называемую ортопробу. Испытатель стоит неподвижно с нестандартным отклонением назад, а у него производят постоянный замер артериального давления, и, когда у кого-нибудь верхнее и нижнее давление сравниваются, этот человек переходит из нормального состояния в эйфорийное, теряет сознание и падает.

Вслед за этим их, быстренько приодев, как положено по программе, тут же отправляли в спускаемый космический аппарат, который швыряло на море подобно пинг-понговому мячику во время игры. А там — очередной внеплановый сюрприз.

Во время прохождения испытателями иммерсии этот аппарат на короткое время предоставляли членам отряда космонавтов, проходящим одновременно с ними морскую подготовку. Так всего за два часа их там так укачало, что никто не избежал тошноты. Отмыть все труднодоступные в капсуле запачканные места практически невозможно, и испытатели должны были войти в него после такой кошмарной иммерсии!

Трое суток первого эксперимента прошли по намеченному для испытаний графику. В тяжелейших условиях, когда температура воздуха в спускаемом аппарате достигала +38 градусов, влажность — 100 процентов и плюс волнение моря. Из трех НАЗов, выданных на троих на трое суток испытаний, не был полностью использован ни один, поскольку постоянное поддавливание изнутри организма, которое преследовало практически всех участников эксперимента, аппетита, мягко говоря, не прибавляло. Наоборот, у некоторых на-гора выдавались последние запасы желудочного сока и желчи. По окончании эксперимента его участники в костюмах «Форель» покинули спускаемый аппарат через люк прямо на воду. Там их «спасли» специалисты, обеспечивающие безопасность, поиск и спасание, подняли на борт спасательного судна. Где, как и до начала эксперимента, медики провели ортопробу, в процессе которой два участника из трех перешли грань эйфорийного состояния и потеряли сознание.

Второй морской эксперимент начался для испытателей с тяжелейшего ожидания кошмарной иммерсии, но волнение в эти сутки было небольшим, и все прошло нормально. Зато в спускаемом аппарате им снова преподнесли сюрприз. Один из проходящих морские тренировки космонавтов решил остаться в нем еще на сутки — дополнительно проверить себя на прочность. И вот на исходе этих суток, когда при волнении в три балла испытатели впервые задремали, произошло непредвиденное. Их коллега по выживанию вдруг, спросонья наверное, взял да и... помочился прямехонько на работающий вентилятор, который равномерным слоем распределил жидкость по участникам эксперимента, находящимся в аппарате. А в нем +38 градусов и влажность 100 процентов!.. Когда по завершении эксперимента испытатели покидали спускаемый аппарат, от них пахло, как из привокзального туалета.

Виктор Рень не стал более подробно рассказывать о тех дважды по трое морских сутках в космическом аппарате. Просто лаконично и спокойно, сказал: «Это были самые страшные эксперименты в моей жизни».

Чего ради шли эти люди на подобные муки? Ведь ни космический полет, ни всеобщая слава за этакие геройства им не светили.

За описанный выше эксперимент по выживанию в море участники заработали от 70 до 200 рублей, в зависимости от времени, проведенного в аппарате. Гражданские «подопытные» получили более пятнадцати тысяч рублей каждый! Автомобиль «Волга» тогда стоил девять тысяч.

- Но тогда чего же ради? — не переставал я задавать себе и им этот вопрос.

- Вся наша космонавтика была овеяна красивыми легендами, — задумчиво и очень лирично начал Михаил Новиков. — И хотелось внести свою маленькую частичку в большое дело...

За двадцать с небольшим лет Рень выполнил около 1500, а Новиков — около 1300 экспериментальных прыжков с парашютом. Более 400 часов провели они под водой, принимая участие в различных испытаниях с использованием специального снаряжения и скафандров. Виктор Рень выполнил более 900 полетов с общим временем пребывания в условиях перегрузок свыше пяти суток, а в невесомости — свыше трех суток. Михаил Новиков — более 800 таких полетов. Это абсолютные рекорды в нашей стране и, возможно, на планете.

Но в космос они не полетели — не космонавты!

Валерий ШАРОВ

На фотографиях: