Легендарные дни

Педер ХУЗАНГАЙ, народный поэт Чувашии

I Жар-птицей летите!.. Михаил Сеспель Добрый путь, чувашский Сокол, Украинский Беркут! Высоко же, ой высоко! — Все легенды меркнут! Вы взметнулись, как жар-птица, В солнечные дали. Хорошо ль вдвоем летится? Что на сон читали? Мать не спит над Волгой где-то, Над Днепром — другая. Не смыкают глаз поэты, Вам стихи слагая. Но какими мне словами Выразить все чувства? Беден я в сравненье с вами, Как это ни грустно... Верю, вас Отчизна встретит В заданном районе. Пусть хотя бы строки эти Вас в пути догонят. А со мной, как голос крови, Будет чувство долга... Здравствуй, Беркут Приднепровья, Здравствуй, Сокол Волги! 14 августа II Есть дни такого просветленья, Когда слова «вражда» и «месть» Постыдны, словно преступленье, Я не могу их произнесть. ...Четыре дня, четыре ночи Я слушал музыку вершин. Кровь в сердце все еще клокочет, Как будто подвиг сам свершил. К их мужеству дерзанья, к счастью Открытья, полному тревог, Мне кажется, и я причастен С бессонницей вот этих строк. Взлетели с Лермонтовым в небо И со священным словом «мать». Им на планете нашей мне бы Одно хотелось пожелать: Влюбленным в звездный мир и солнце Всей силою земных страстей, Пусть никогда им не придется Стрелять в людей! 15 августа Гагра (по телефону).

ПIСНЯ ПРО СЛАВНЫХ СОКОЛIВ

Терень МАСЕНКО

Слава мужньому, упертому - Хто нас доблестю зiгрiв! Слава Третьему и Четвертому! Ширше круг богатирiв! Вся Земля до зiр повернена, На долонях пiднялó Подвиг Юрiя i Германа, Андрiяна i Павлó. Ми не будем жити поночi, Як жили вiки старi. Нiколаева й Поповича Засвiтились двi зорi! Слави путь ми далi стелемо, Бо мета i шлях один! Iз розквiтлими Шоршелами Квiтне в честi наш Узин. Слава ж батьковi i матерi, Що родили тих синiв! Десь на дальньому екваторi Чують люди голос днiв. Сила є у слави в голосi! Колос — дужий на стеблi. Хто сильнiший нинi в космосi, Той могутнiй на Землi. Тож клепавсь молотобiйцями Кожен гвинтик в кораблi. Комунiсти йдуть гвардiйцями В мирнiм розквiтi Землi. За братами, свiту милими, Нашi линули серця: Спорядила Мати крилами I вела iх до кiнця! Земле, зорями озернена, Дорога i люба нам! Ти ж дала трiумф повернення Нашим соколам-орлам! Далi — силами сукупними Новi витязi ростуть! Слава першим — iз наступними. Що до зiр торують путь! Киев (по телеграфу).

У ИСТОКОВ

Ник. КРУЖКОВ

В

дореволюционной Калуге на Плац-Парадной площади стоял двухэтажный особняк, принадлежавший богатой купчихе Рыжичкиной. Отдавая богу душу, купчиха распорядилась дом передать городу для музея, взамен чего городская управа обязывалась устроить богадельню для кошек купчихи — кошек у нее было великое множество.

Вот в этом купеческом особняке, в котором вскоре действительно открылся музей, и находился странный предмет сигаровидной формы, сделанный из гофрированной жести. Жестяная сигара величиной примерно в полтора человеческих роста стояла в углу большой комнаты и ничем не привлекала к себе внимание редких посетителей. Впрочем, нам, тогдашним гимназистам, было известно, что этот загадочный предмет является моделью той машины, на которой преподаватель математики Калужского епархиального женского училища Константин Эдуардович Циолковский «собирается лететь на Марс». Именно на Марс, а не на Луну. В ту пору лучшие умы человечества, а следовательно, и гимназисты, были твердо убеждены, что Марс населен разумными существами, что так называемые марсианские каналы — дело их рук и что, конечно, ежели уж лететь, то не иначе, как на Марс.

«Собирается лететь на Марс!» Вот, пожалуй, и все, что знало о своем великом земляке большинство жителей маленького губернского города. Зная, что Циолковский «собирается лететь на Марс», обыватели при виде пожилого человека в неизменном плаще-крылатке, медленно идущего по улице, стучали себя пальцем по лбу и говорили между собой, что у учителя «не все дома». Циолковский был слишком велик для дореволюционной Калуги, и жил он значительно впереди своего века.

Примерно к 1920 году относится мое личное знакомство с ним. Циолковский очень любил молодежь, и в его садике при маленьком, покосившемся домике на Коровинской улице частенько собирались молодые люди поговорить о разных материях. Знали ли мы тогда, с кем разговариваем? Кто этот человек с седой бородой, с глуховатым голосом, с живыми глазами, взгляд которых, казалось, проникал в душу собеседника. Нет, не знали, мы только начинали догадываться, нас тянуло к нему то необычное, что было заключено в нем, в его мыслях, казавшихся несбыточными мечтаниями. То, что его мечтания станут реальностью и мы эту реальность увидим, нам тогда и в голову не приходило.

Можно с полным правом сказать, что если бы не было Великого Октября, мир не знал бы Циолковского. Более того: сам Циолковский не заметил бы мировой важности всего сделанного им, ибо все это оказалось бы погребенным в тине, засохло на корню. Когда в 1935 году умер Циолковский, вся страна хоронила его, вся страна скорбела о нем. Если бы это произошло раньше, за гробом учителя епархиального училища шло бы несколько друзей и близких, меся грязь калужских мостовых. Кому в старое время был нужен Циолковский?!

Этот человек, проживший такую трудную жизнь, около 80 лет тому назад доказал, что можно построить аппараты, способные преодолеть земное притяжение и выйти в небесные просторы. Он дал идею многоступенчатой ракеты и постоянных станций в космосе. И оставил сотни других идей, начиная от проекта цельнометаллического дирижабля до пишущей машинки, способной печатать на всех языках.

Циолковский — огромная гора мыслей! Эту гору разрыли, разработали и продолжают разрабатывать советские люди.

* * *

Стояла глубокая осень 1933 года. О том, что готовится необычный полет куда-то за пределы земной атмосферы, туда, где и дышать нечем, в Москве говорили давно. Но кто полетит? На чем полетят? Догадки были самые разнообразные. То, что над куполом земной атмосферы существует стратосфера, мы знали. Но стратостата, способного подняться в такую высь, мы себе представить не могли. Что это за штука — шар, дирижабль, самолет? Впрочем, самолеты тогда, если брать нынешние скорости и моторы, еле-еле царапали небо, и все понимали, что стратосферу им никак не осилить.

30 сентября сомнения и догадки разрешились: в небо взвился стратостат «СССР-1». Он поднялся на высоту в 19 тысяч метров и благополучно приземлился. В его гондоле находились три советских молодых парня: командир Георгий Алексеевич Прокофьев, пилот Эрнест Карлович Бирнбаум и инженер Константин Дмитриевич Годунов. Сообщения об этом полете были встречены с ликованием. Сам Пикар, бельгиец, пионер стратонавтики, был оставлен позади.

Вскоре вся Москва знала первых советских стратонавтов. Георгий Прокофьев, крепкий, ладно скроенный, в неизменной летной форме, с неторопливой обстоятельной речью, обыкновенный русский человек с лицом мягким и приятным, каких тысячи; сдержанный, немногословный Эрнест Бирнбаум, коренастый латыш; мрачноватый, застенчивый, вовсе молчаливый Константин Годунов стали самыми популярными людьми. Еще бы! Стратонавты! Слово-то какое — рожденное невиданной высотой! Они первыми из советских людей увидели, как наше обычное голубое небо превратилось в фиолетовое, потом в темно-фиолетовое, уходящее в сплошную чернь, как наша земля принимает на глазах шаровидную форму.

В воздухе у них были гордые позывные: «Говорит Марс»...

Прошло немногим более трех месяцев, и в январе 1934 года, в дни работы XVII съезда партии, взвился в небо второй советский стратостат. На нем находились Павел Федорович Федосеенко, Андрей Богданович Васенко и Илья Давыдович Усыскин. Федосеенко было 36 лет, Васенко — 35, Усыскину — 24 года. Это были отважные люди, уверенные в успехе, сильные духом... Стратостат Федосеенко поднялся на высоту более чем в 20 тысяч метров. Вначале все шло хорошо — страна с радостью ловила позывные стратостата: «Говорит Сириус» ...

«Стратостат СССР-1» и его героический экипаж: Г. Прокофьев. Э. Бирнбаум. К. Годунов. Стратонавты П. Федосеенко, А. Васенко, И. Усыскин.

Но потом все смолкло.

Стало ясно, что произошла катастрофа. В душе каждый понимал, что завоевание небесных высот не может пройти без жертв, но эта жертва всем казалась тяжелой и обидной.

...Прах трех героев покоится теперь на Красной площади, в Кремлевской стене. Вечная им слава!

...Остался в памяти еще один день — 5 сентября 1935 года. Над Москвой вставало ясное, чистое, необычайно теплое для сентября утро. Несмотря на ранний час, к Центральному аэродрому, что на Ленинградском шоссе, стекалось множество люден. Здесь Георгий Прокофьев должен был подняться снова в стратосферу, чтобы перекрыть свой собственный рекорд и завершить то, что не удалось сделать Федосеенко и его товарищам. Над зеленым полем аэродрома возвышался огромный овал стратостата. Он еще не в полной мере принял свои очертания, продолжалась накачка газа. До начала полета оставались считанные минуты, как вдруг над куполом стратостата блеснул желтый язык пламени, и через мгновение он запылал весь, как факел.

Полет не состоялся. Все уныло возвращались по домам.

Не так-то просто давался людям штурм неба!

Всех мы должны помнить, кто пролагал пути в небеса, — и инженера Фридриха Артуровича Цандера, творчески развивавшего идеи Циолковского, и летчика-испытателя первого советского реактивного самолета Григория Бахчиванджи, и летчиков-высотников, преодолевавших звуковые барьеры, и всех, кто, не щадя сил и подчас жизни, рвался в небо, ввысь, открывая людям новые, доселе не изведанные дали.

В 1957 году, всего 5 лет назад, поднялся в небо первый советский искусственный спутник Земли. Это казалось невозможным, невероятным. Но научно-технический прогресс в нашей социалистической стране развивается столь стремительно, что сейчас первый спутник представляется игрушкой по сравнению с теми космическими кораблями, на которых облетели вокруг Земли Юрий Гагарин и Герман Титов, Андриян Николаев и Павел Попович. Однако этот первый спутник нам дорог, как первая любовь, как первая улыбка ребенка.

В 1959 году советские люди послали на Луну свой вымпел, и он находится там средь лунных скал. Помнится, как в Чехословакии, где я тогда был, сообщение о запуске лунника все встретили с необычайным восторгом. Нас, советских гостей на ярмарке в Брно, обнимали и целовали так, словно именно мы были непосредственными виновниками торжества. Русское слово «лунник» раздавалось на всех углах. Это было второе космическое русское слово, мгновенно приобретшее международное звучание. Первое было — «спутник».

XXX

Удивительную жизнь прожило мое поколение, те, кому сейчас шестьдесят или около этого. Мы видели первый кинематограф — мечущиеся тени на экране под аккомпанемент расстроенного рояля. Первые аэропланы, похожие на этажерки... Кто из нас, тогдашних мальчишек, не знал имен Уточкина, Васильева, Андреади! Первые радиоприемники, с наушниками, из которых доносился слабый писк. Первые громоздкие автомобили, нахально презираемые недальновидными извозчиками... И вот мы дожили до космических кораблей.

Интересно жить на свете, черт возьми!

На пресс-конференции. А. Г. Николаев, М. В. Келдыш и П. Р. Попович. Фото Ю. Криво Носова.

СТАРТ ВО ВСЕЛЕННУЮ

В Актовом зале Московского университета собрались советские и иностранные журналисты, представители крупнейших телеграфных агентств и газет всего мира. Пресс-конференцию, посвященную полету Андрияна Николаева и Павла Поповича, открыл президент Академии наук СССР М. В. Келдыш.

В его выступлении, в выступлениях профессора В. И. Яздовского и академика А. А. Благонравова были обобщены предварительные итоги беспримерного научного эксперимента. Затем на трибуну один за другим поднялись космонавты. Андриян Николаев рассказывает о своем подвиге скромно, по-деловому. Отвечает на вопросы корреспондентов коротко, точно. Говорит о своих ощущениях при спуске с орбиты, когда обмазка корабля стала трещать, а в иллюминаторах билось разноцветное пламя.

Павел Попович, рассказывая о космическом рейсе, яркими мазками дополняет картину группового полета.

Путь в космос, начатый Гагариным и Титовым, продолжен Николаевым и Поповичем дальше, к звездам!

И. ГАН3ЕЛКА и М. ЗИКМУНД В ГОСТЯХ У «ОГОНЬКА»

20 августа в гости к огоньковцам приехали прославленные путешественники Иржи Ганзелка и Мирослав Зикмунд. Редакция «Огонька» тепло встретила их.

На фото: И. Ганзелка и М. Зикмунд в редакции «Огонька».

— Мы прибыли в Москву в знаменательные дни, — сказал И. Ганзелка, — когда все человечество следило за полетом ваших космонавтов. Нам посчастливилось познакомиться с космическими путешественниками Андрияном Николаевым и Павлом Поповичем. Мы сняли встречу космонавтов в Москве для телевизионного кинофильма. Должен сказать, что никогда еще у нас не было такой увлекательной и напряженной работы.

— Мы побывали во многих странах, — заметил М. Зикмунд. — Наш путь составил около ста восьмидесяти тысяч километров. Для этого нам понадобилось семь лет. А ваши космонавты покрыли такое же расстояние менее чем за семь часов!..

М. Зикмунд и И. Ганзелка поделились с огоньковцами своими дальнейшими планами. Они обещали прислать репортажи из Индонезии и Австралии. Чешские друзья просили передать горячий привет читателям «Огонька».

В один из дней «космической недели» у здания советского посольства в Софии. Фото АПН — БТА.

МИР ВОСХИЩАЕТСЯ

С того момента, когда Землю вместе с кораблями «Восток-3» и «Восток-4» облетела весть: «Русские снова в космосе!» — люди во всем мире выражают свое восхищение успехами нашей страны.

Ликование на Красной площади достигло наивысшей точки. Рисунок И. Массины.

ОТ ПЕСНИ — К БЫЛИ — Я верю, друзья, караваны ракет... Рисунок М. Вайсборда.

Благополучное приземление и... ...вынужденная посадка... Рисунок М. Абрамова.

И МЫ!
Виктор ДРАГУНСКИЙ

Мы как только узнали, что наши небывалые герои в космосе называют друг друга Сокол и Беркут, так сразу решили, что я теперь тоже буду Беркут, а Мишка — Сокол. Потому что все равно мы будем учиться на космонавтов, а Сокол и Беркут — такие красивые имена! И еще мы решили с Мишкой, что до тех пор, пока нас не примут в космонавтскую школу, мы будем с ним понемножку закаляться, как сталь. И как только мы это решили, я пошел домой и стал закаляться. Я залез под душ и пустил сначала тепленькой водички, а потом, наоборот, поддал холодной. И я ее довольно легко перетерпел. Тогда я подумал, что раз дело идет так хорошо, надо, пожалуй, подзакалиться чуточку получше и пустил леденистую струю. Ого-го! У меня сразу вжался живот, и я покрылся пупырками и так постоял с полчасика и здорово закалился! И когда я потом одевался, то вспомнил, как бабушка читала стихи про одного мальчишку, как он посинел и весь дрожал.

А после обеда у меня потекло из носу, и я стал чихать. Мама сказала:

— Выпей аспирин и завтра будешь здоров. Ложись-ка! На сегодня все!

И у меня сейчас же испортилось настроение. Я чуть было не заревел, но в это время под окошком раздался крик:

— Бе-еркут! А Беркут! Да Беркут же!

Я подбежал к окошку, высунулся, а там Мишка! Я сказал:

— Чего тебе, Сокол?

А он:

— Давай выходи на орбиту!

Это во двор, значит. Я ему говорю:

— Мама не пускает. Я простудился!

А мама потянула меня за ноги и говорит:

— Не высовывайся так далеко! Упадешь! С кем это ты?

Я говорю:

— Ко мне друг пришел. Небесный брат. Близнец! А ты мешаешь!

Но мама сказала железным голосом:

— Не высовывайся!

Я говорю Мишке:

— Мне мама не велит высовываться...

Мишка немножко подумал, а потом обрадовался:

— Не велит высовываться, и правильно. Это будет у тебя испытание на не-вы-со-вы-ва-е-мость!

Тогда я все-таки немножко высунулся и сказал ему тихонько:

— Эх, Сокол, ты мой Сокол! Мне тут, может, сутки безвыходно торчать!

А Мишка опять все по-своему перевернул:

— И очень хорошо! Прекрасная тренировка! Закрой глаза и лежи, как в сурдокамере!

Я говорю:

— Вечером я с тобой установлю телефонную связь.

— Ладно, — сказал Мишка, — ты устанавливай со мной, а я с тобой.

И он ушел.

А я лег на папин диван, и закрыл глаза, и тренировался на молчание. Потом встал и сделал зарядку. Потом понаблюдал в иллюминатор неведомые миры, а потом пришел папа, и я принял ужин из натуральных продуктов. Самочувствие было превосходное. Я принес и разложил раскладушку.

Папа сказал:

— Что так рано?

А я сказал со значением:

- Вы как хотите, а я буду спать.

Мама положила мне руку на лоб и сказала:

— Ребенок заболел!

А я ничего ей не сказал. Если они не понимают, что это все тренировка на космонавта, то зачем объяснять? Не стоит! Потом сами узнают из газет, когда их благодарить будут за то, что воспитали такого сына, как я!

Пока я думал, прошло довольно много времени, и я вспомнил, что пора налаживать телефонную связь с Мишкой.

Я вышел в коридор и набрал номер. Мишка подошел сразу, только у него был какой-то чересчур толстый голос:

— Нда-нда! Говорите!

Я сказал:

— Сокол, это ты?

А он:

— Что-что?

Я опять:

— Сокол, это ты или нет? Это Беркут! Как дела?

Он засмеялся, посопел и говорит:

— Очень остроумно! Ну, довольно разыгрывать. Сонечка, это вы?

Я говорю:

— Какая там еще Сонечка, это Беркут! Ты что, обалдел, что ли?

А он:

— Кто это? Что за выражения? Хулиганство! Кто это говорит?

Я сказал:

— Это никто не говорит!

И повесил трубку. Наверно, я не туда попал. Тут папа позвал меня, и я вернулся в комнату, разделся и лег. И только стал задремывать, вдруг — ззззззь! Телефон! Папа вскочил и выбежал в коридор, и, пока я нашаривал тапочки, я слышал его серьезный голос:

— Беркутова? Какого Беркуто-ва? Здесь такого нет! Набирайте внимательно!

Я сразу понял, что это Мишка! Это связь! Я выбежал в коридор прямо в чем мать родила, в одних трусиках.

— Это меня, меня! Это я Беркут! Папа сейчас же отдал мне трубку, и я закричал:

— Это Сокол? Это Беркут! Сокол! Слушаю вас!

А Мишка:

— Докладывай, чем занимаешься!

Я говорю:

— Я сплю!

А Мишка:

— Я тоже! Я уже почти совсем заснул, да вспомнил одно важное дело! Беркут, слушай! Перед сном надо спеть! Вдвоем! На пару! Чтобы у нас получился космический дуэт!

Я прямо подпрыгнул.

— Молодец, Сокол! Давай любимую космонавтскую! Подпевай!

И я запел изо всех сил. Я хорошо пою, громко! Громче меня никто не может. Я по громкости первый в нашем хоре. И вот, когда я запел, сейчас же изо всех дверей стали высыпаться соседи, они кричали: «Безобразие! Что случилось! Уже поздно! Распустились! Здесь коммунальная квартира! Я думала поросенка режут!»

Но папа им сказал:

— Это небесные близнецы, Сокол с Беркутом, поют перед сном!

И тогда все замолчали.

А мы с Мишкой допели до конца:

...На пыльных тропинках далеких планет

Останутся наши следы!

О ПОЛЬЗЕ ГИМНАСТИКИ
Шутка

ЛАСЛО ФЕЛЕКИ

Венгрия

Больше всего меня волновала утренняя гимнастика небесных братьев. В космосе уже многое случалось, но до сих пор никто еще не занимался там спортом. Именно поэтому я обратился к руководителю спортивного отдела Венгерского общества астронавтов Михаю Рабочаи, попросив его рассказать о расширении спортивной жизни в мировом масштабе. Михай Рабочаи охотно откликнулся на мою просьбу.

— Какие виды спорта вы предлагаете космонавтам?

— К сожалению, пока нельзя посоветовать бег на длинные дистанции, футбол, скачки по пересеченной местности. До них дойдет очередь тогда, когда увеличатся размеры космического корабля или же будут созданы новые площадки для молодежи мира. Пока наиболее подходящее — гимнастика. Если кто-нибудь прыгает на высоту в двести пятьдесят километров, то он тем самым развивает мышцы, улучшает кровообращение. Очень полезно также делать круги над Землей каждые 88 минут.

Мы спросили у мастера, каково его мнение о будущем космического спорта. Он ответил:

— Об этом рано говорить, ведь даже Международная федерация гимнастики еще не разработала комплекса космической зарядки. По-моему, интересное будущее у игр с мячом — космического поло, где мячом может служить астероид круглой формы. В атлетике можно ввести большие звездные испытания. Что, если брошенный молот вылетит за пределы солнечной системы? Трудно будет применить традиционные методы измерения расстояния... В парусном спорте надо использовать световое давление. Так как в космосе довольно холодно, много радости будет у любителей зимнего спорта... Выходите на космические старты, товарищи спортсмены!

НА ЗЕМЛЕ — КАК В КОСМОСЕ

Многократные перегрузки.	Аппаратура работает бесперебойно.	Установлена двухсторонняя связь.	Рисунки Д.Самойлова