Космонавт-Три Андриян Григорьевич Николаев. Фото А. Денисова.

СОКОЛЫ ЛЕТАЮТ ВЫСОКО

Алексей ГОЛИКОВ
Фото Ю. Кривоносом.

На распутье

П

оловину низенькой хаты занимает русская печь. Вдоль стен — скамейки, в углу — стол. Справа от входа — деревянная кровать, покрытая стареньким одеялом. Над кроватью календарь: сентябрь 1944 года. Два оконца выходят на улицу с наезженными колеями и высоким журавлем колодца. Это чувашская деревня Шоршелы, в переводе Чистый ключ. А в хате живет семья колхозницы Анны Алексеевны Алексеевой-Николаевой.

Хозяйка топит печь. Пламя отбрасывает алые блики, и лицо женщины кажется суровым. Анна Алексеевна налила в котел воды, поправила на голове сбившийся платок, повернулась к сыну:

— Хочешь стать человеком, Андриян, — учись! Не бойся труда и о нас не тужи: проживем!

— Хорошо, мама.

Андрияну пятнадцать лет. Он окончил семилетку в Шоршелах и поступил в лесотехнический техникум, в районном центре — Мариинском посаде. И вот, проучившись всего один день, пришел домой. Решил бросить учение, не посоветовавшись ни со старшим братом, Иваном, который занимается на 3-м курсе в том же техникуме, ни с матерью.

Андриян сидит на своем обычном месте возле окна. В хате все так знакомо: и щели в полу и металлическое кольцо, ввернутое в потолок. К кольцу когда-то подвешивали люльку. В ней качали Ивана, потом его самого, потом сестренку Зину и самого младшего брата, Петю.

Андриян думает: ну, конечно же, он прав, что ушел из техникума. Война ведь идет, жизнь тяжелая. Ивану надо дать доучиться — уж немного ему осталось, — а самому на работу поступить. Карточка рабочая будет, и денег в семье прибавится. Отец недавно умер. Последние годы он тяжело болел. Большую семью одна мать тянула — совсем извелась, все лицо в морщинах. Но мать не жаловалась, об одном мечтала: чтоб дети образование получили. Сама-то она только при Советской власти грамоте выучилась.

Андриян выходит на улицу. Еще по-летнему тепло, но зелень берез уже пестрит кое-где желтыми косицами.

Возле правления колхоза Андриян встретил своего дядю Петра Афанасьевича Громова. Он уже отвоевал: под Москвой разрывная пуля раздробила бедро. Теперь Громов ходит с палочкой, заметно хромает, а дела ему приходится вершить немалые: председатель колхоза. Мужчин ведь в деревне не осталось, все на фронте.

— Что, студент, вернулся? — спрашивает он племянника.

— Да так, дело есть, — уклончиво отвечает Андриян. Он очень привязан к дяде. С детства ходил с ним на охоту, рыбу ловил, но сейчас хочется побыть одному, собраться как следует с мыслями. Андриян выходит на крутой косогор, к школе. С этого косогора учитель физики Иван Михайлович Романов запускал с ребятами авиамодели. Андриян начал заниматься у него в шестом классе и на первых порах не понравился учителю. Мальчик не шалил, не шумел, сидел спокойно, слишком уж спокойно. И казалось, что все происходящее на уроке вовсе его не трогает и он то ли думает о чем-то своем, то ли дремлет с открытыми глазами.

— Николаев Андриян, — вызвал учитель. — Повтори-ка, что я рассказывал.

Мальчик без запинки слово в слово повторил все.

Учитель задумчиво потер подбородок: следовало, конечно, поставить «отлично», но, может быть, это случайно? И ставит четверку.

Андриян один только раз получил по физике четверку. А потом в табеле у него были лишь отличные оценки. Учитель вскоре убедился, что мальчишка с черными, словно тушью наведенными бровями обладает удивительной способностью: он может одновременно слушать урок и наблюдать за классом, а иногда и шалить.

Андриян был сильным пареньком. Однако учитель не помнил случая, чтобы он первым начал драку. Как-то Иван Михайлович из окна увидел, как Николаев заступился за девочку, которую обидел взрослый парень. Андриян ловкой подножкой сбросил парня в глубокую канаву и уж не дал выбраться оттуда, встречая сильными тумаками.

Всегда спокойный, даже медлительный с виду, Андриян обретал в действии какую-то взрывчатую силу и быстроту.

Однажды весной весь класс вместе с учителем отправился на реку Цивиль, протекающую возле деревни. Река едва очистилась ото льда и, желто-мутная, с пенистыми воронками, широко разлилась в весеннем паводке.

Андриян неосторожно стал на край обрывистого берега. Внезапно земля под его ногами обвалилась, и мальчик полетел в ледяную воду. Место было глубокое, а течение с силой увлекало парня к середине реки. Вынырнув, он оказался уже далеко от берега.

— Плыви сюда! — кричали ему товарищи.

Но Андриян не послушался. Один сумел сохранить присутствие духа, трезво оценить обстановку. Плыть к берегу почти против течения не хватило бы сил, и потому был выбран дальний, казалось, более опасный, путь: наискосок к желтой песчаной косе. Расчет оказался верным. Выйдя на берег, Андриян отжал одежку и побежал домой переодеваться.

...От школы по утоптанной тропинке он идет к своему любимому месту на реке, к Большому омуту. Берега тут густо заросли ивняком, а над холодной, словно отлитой из вороненой стали, водой толчется мошкара. Андриян садится на бережку, срывает травинку, закусывает ее. И все думает: «А ведь мать права была. Учиться надо. Ведь можно и по-другому семье помогать — подрабатывать в свободное время».

«А ты, студент, характер имеешь»

— Николаев, вставай, светает! — будит его сторож студенческого общежития.

Андриян просыпается сразу, сбрасывает одеяло и тихо, чтоб не разбудить товарищей, идет в душ.

Для Николаева наступила третья студенческая весна. Он возмужал, стал плечистым, гибким, мускулистым юношей. И усы уже заметны «без оптических приборов», шутит брат Иван. Худощав только очень. Что ж поделать, живется туговато. Досыта ест редко. Всю неделю, как и Иван, экономит паек, получаемый по карточке, а в субботу несет продукты матери.

Родным Николаева сейчас тяжко, как никогда. Мать заболела, и деньги нужны до зарезу. Ивану через неделю диплом защищать, а у Андрияна — зачетная сессия. Но все же он сумел выкроить несколько дней, чтоб хоть немного подработать. Вчера баржа пришла, и Андриян договорился с грузчиками: обещали на подмогу взять.

Правда, грузчики — все мужики дюжие, в линялых гимнастерках и сапогах, видать, бывшие фронтовики — встретили Андрияна не очень-то приветливо. А бригадир, которого по солдатской привычке называли Спиридонычем или старшиной, спросил:

— Постоянной-то работы почему не имеешь? Птаха перелетная, что ли?

— Студент я. Вон, видите, на горе техникум, в нем учусь.

— Ну, коли студент, — добреет старшина, — приходи завтра с рассветом. У нас дела на три дня. Только, — он критически разглядывает Андрияна, — с пупа не сдернешь? Тюки-то у нас по осьми пудов.

— И не такие носили! — солидно отвечает Николаев.

Положим, он тогда прихвастнул, но работа его действительно не страшит. «Другие могут, и я смогу», — думает он, быстро шагая по улице еще спящего города.

Два дюжих молодца кладут грузчикам на спину тюки, и те с шутками, словно играючи, несут их по скрипящим сходням на берег. Подошла очередь Андрияна, и он смело подставил спину.

— Клади без рывка, с бережением, — командует Спиридоныч и беззлобно шутит: — Смотри там, не придави науку.

Хотя кипу и кладут «с бережением», но Андрияну кажется, что спина у него сейчас треснет. Ан нет, выдержал! А вот шагнуть боится: страшно перенести на одну ногу такую тяжесть.

— Шагай, шагай, — подбадривает Спиридоныч. — Ноги, они сильные: выдержат.

И, к своему удивлению, Андриян действительно переставляет ноги, действительно идет, но ступает осторожно, словно босиком по битому стеклу. А когда сбрасывает ношу, кажется, что вот-вот поднимется в воздух: так легко становится. Вторую кипу он несет уже увереннее, даже отвечает на шутки грузчиков. Однако скоро пот заливает глаза, ноги деревенеют. Наконец Спиридоныч зычно командует: «Шабаш!»,— и Андриян со всхлипом переводит дух.

После перерыва работа становится еще тяжелей. Студент с трудом поспевает за грузчиками. Его начинает покачивать, и когда он думает, что может упасть, слышится голос бригадира:

— А ну, студент, пойди пересчитай кипы на берегу. Я обычно сам это делаю, а уж сегодня ты займись, чтоб знания зря не пропадали.

Андриян с благодарностью берет у Спиридоныча тетрадь.

А на другой день он едва встает: болит все тело от пяток до затылка. Одеваясь, он невольно стонет.

— Плохо себя чувствуешь? — спрашивает проснувшийся однокурсник.

— Это неважно. «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат», — отвечает Андриян стихами любимого поэта.

Но стихи стихами, а вот как он сегодня будет таскать восьмипудовые кипы? От одной этой мысли мурашки бегут по спине. «Должен выдержать!» — убеждает себя Андриян и спешит на баржу.

— Молодец, а ведь я думал — сбежишь! — встречает его бригадир. — Перетерпи еще немного, а там легче будет.

Однако «перетерпеть» оказалось трудно. Андриян вымеривает расстояние и считает: пять шагов, еще пять, еще, теперь уже недалеко... Так и работает до перерыва.

А после обеда, странное дело, ему словно полегче стало, правда, он по-прежнему считает шаги, но теперь уже знает, что выдержит.

Когда баржу разгрузили, бригадир отдал Андрияну заработанные деньги и дружески хлопнул по плечу:

— А ты, студент, из крепкого материала сработан. И характер имеешь.

...Незаметно подошла пора расставаться с техникумом. Молодой специалист Андриян Николаев получил назначение в Карелию. Здесь нет волжских просторов и светлых дубрав, зато леса великолепные.

Андрияну нравятся новые места, да и работа увлекает. Он решил поступить на заочное отделение лесотехнической академии. И, чтоб не откладывать решения в долгий ящик, начал заниматься в свободное время.

Однако жизнь распорядилась по-своему. Николаева призвали на военную службу, и военком, посмотрев его документы, спросил:

— Летать хочешь? Может, поедешь на курсы воздушных стрелков-радистов?

Хочет ли он летать? Пожалуй, лучше работать в лесу. Об авиации он просто и не думал. Правда, перед войной в Шоршелы приезжал летчик, брат Петра Афанасьевича, дяди Андрияна. Носил красивую форму с серебряными крылышками на рукаве и небрежно называл их «курицей». Андриян любил слушать его рассказы, вместе со всеми мальчишками ходил следом за ним по улице и мечтал стать авиатором. Но летчик уехал, и это увлечение скоро прошло...

— Что ж, буду летать, раз надо, — ответил Андриян.

Двадцать первый приземлился...

Авиационный гарнизон расположен на окраине старинного русского города. Здесь уже четвертый год служит летчик-истребитель Андриян Николаев.

Мать космонавта Анна Алексеевна.

1947 год. Андриян (слева) старший брат Иван. Андриян Николаев — курсант авиационного училища.

Андриян Николаев со старшим братом Иваном в Москве.

Дни, заполненные полетами, словно и сами летят. Их стремительное движение Андриян замечает по явлениям природы, которая близка летчику, как и крестьянину. Грозы, дожди, туманы всегда затрудняют полеты. И сейчас все чаще приходится подниматься в воздух в ненастье. Клены в роще, над которой Андриян при посадке делает четвертый разворот, стоят красные, словно пылающие факелы, — пришла осень.

...Жухлая трава аэродрома поседела от инея, хотя утро ясное, солнечное. Андриян выруливает на старт и ждет команды.

— Двадцать первый, разрешаю взлет! — слышит он в наушниках голос подполковника Николая Ивановича Федотова — руководителя полетов.

Андриян поднимается в воздух и идет в зону для высшего пилотажа. Разогнав машину, выполняет «петлю Нестерова». Потом делает крутую «горку». Вдруг он почувствовал: что-то произошло. Что именно, он еще не может определить, но всем существом ощущает: надвинулась опасность. Меняется ровный мощный гул двигателя, а через мгновение стрелка прибора, показывающая обороты турбины, быстро движется назад. Истребитель теряет скорость, «сыплется» на хвост и переходит в штопор.

Действуя пока чисто интуитивно, Андриян отдает ручку управления от себя, машина делает полвитка и выходит в горизонтальный полет. Теперь-то уж летчику ясно, что произошло. Он пытается запустить двигатель, но ничего не выходит. Сообщает о случившемся на командный пункт и сразу слышит голос подполковника Федотова:

— Двадцать первый, спокойно иди на свой аэродром! Высота достаточная. Слушай команды, все будет нормально.

Федотов, бывший фронтовик, отличный летчик-истребитель, хорошо понимает состояние Андрияна. В скупо отсчитанные секунды он должен спасти и себя и машину, а ведь что с самолетом, неизвестно. В эти секунды для летчика так важна помощь «земли»...

Судьбой Андрияна озабочены и его товарищи: летчики, находящиеся в воздухе, слышат тревожный разговор. Они прекращают упражнение и на максимальной скорости идут к аэродрому. Этого, конечно, нельзя делать, но ведь их товарищ попал в беду. Помочь они ему не могут, а все-таки...

Истребитель для парящего полета не приспособлен, и Андриян пилотирует очень четко, стараясь экономно расходовать высоту. Он уже ясно видит посадочную полосу и по команде с земли выпускает шасси. Теперь остается сделать разворот — и посадка обеспечена.

Летчик пытается развернуть самолет, но рули поворота словно заклинило. Андриян нажимает изо всех сил. От напряжения у него плывут перед глазами красные пятна, а ручка управления все не трогается с места. Положение становится крайне опасным. Садиться вне аэродрома, да к тому же с выпущенными шасси, на этих самолетах нельзя. А что же делать?! Воспользоваться парашютом? Мала высота.

Андриян слышит вопросы Федотова: что произошло? Но на ответ уже нет времени. Да и выбора ему не дано — нужно садиться прямо здесь.

Из-за приборной доски выползает кудрявая струйка дыма. Неужели пожар? Этого еще недоставало! Под самым крылом мелькают огненные клены знакомой рощи. За ними какие-то сараи, крутой косогор. А затем — вот счастье! — узкая, но ровная полоса луга. Эх, — черт побери! — поперек нее желтый овраг.

...Самолет ударился о землю перед самым оврагом, перепрыгнул через него и быстро покатился по ровному полю. «Отлично, — думает Андриян,— а как же пожар? Только б не взорваться до остановки». Наконец машина останавливается, летчик сбрасывает фонарь, выскакивает из кабины и бежит от самолета.

Остановился, снял шлем, вытер влажное лицо. И услышал прямо над собой гул самолетов. Ба! Да над местом посадки весь полк. Андриян машет товарищам рукой. «А как теперь сообщить на командный пункт?» Но подполковник Федотов и так все знает. Летчики с воздуха наблюдали за Николаевым. Старший лейтенант Зайцев, товарищ Андрияна по летной школе, передавал по радио:

— Двадцать первый приземляется... перескакивает овраг... бежит по лугу. Остановился. Летчик выскакивает из самолета. Стоит... не падает.

И тогда Федотов, облегченно вздохнув, тоже отирает ладонью вспотевшее лицо. Потом сурово командует:

— Продолжайте полеты по заданию.

Космонавт-Три с младшим братом Петром. Фото из семейного альбома.	Школьный учитель Николаева Иван Михайлович Романов
1956 год. В гостях у Андрияна мать и сестра Зинаида.	«Андриян не мог сдвинуть с места ручку управления...» — рассказывает о вынужденной посадке Николаева его командир звена В. Ковалев.

Земля — Восток

Однажды после полетов Андриян Николаев получил приказание явиться в штаб. Здесь его встретили незнакомый полковник со значком летчика и два военных врача.

— Вам нравится служба в истребительной авиации? — спросил полковник.

— Нравится.

— А летать на больших скоростях и высотах хотели бы?

— Конечно! На опытных самолетах?

— Не совсем так.

Полковник вынул портсигар, предложил папиросу Андрияну и закурил сам.

— Речь идет о полетах на кораблях-спутниках. Скорость — пятнадцать-двадцать тысяч километров в час, ну и высота что-нибудь порядка трехсот километров,

Андриян глотнул дыму, закашлялся.

Летчики, конечно, поговаривали о полете человека в космическое пространство, но никто из них всерьез не думал, что все это может произойти так скоро.

— Кандидатов для такого полета, — продолжал полковник, — мы отбираем из летчиков-истребителей; конечно, из тех, кто этого пожелает. Отбор будет очень строгий.

— Возьмите меня, — поспешно говорит Николаев.

Вечером Андриян долго не ложился. Ходил по комнате, вспоминал сегодняшний разговор. Полет к другим мирам...

Среди мачтовых сосен, в бору, стоят дома и учебные корпуса. Здесь же теннисные корты, баскетбольная площадка, гимнастический городок. Это учебная база будущих космонавтов.

Ранним утром Андриян идет по песчаной дорожке, на которую деревья отбрасывают косые, длинные утренние тени. До начала занятий время еще есть, и он не торопится. Хочется побыть наедине с самим собой: наконец-то стало известно — он будет Космонавтом Три.

Позади остались долгие дни учения, кропотливой тренировки. Предстоит последнее занятие.

...Николаев, одетый в скафандр, легко поднимается по металлической лестнице в кабину специального аппарата, представляющую собой макет кабины космического корабля. В соседней комнате — руководитель тренировки. Сложное оборудование позволяет видеть каждое движение космонавта в кабине и по желанию ставить его в различные условия, которые могут возникнуть в настоящем полете.

— Земля... Я Восток. Все системы работают нормально. Самочувствие отличное, к старту готов, — докладывает он.

— Я Земля, — отвечает руководитель тренировки. — Вас понял, приготовиться к старту. Внимание! Старт!

Аппарат дает возможность почти полностью имитировать условия космического полета. Мощный гул ракетных двигателей заполняет помещение. Корабль «отрывается» от стартовой площадки. И вот шум двигателей стихает. В кабине тишина. Ясно слышны ставшие привычными звуки: сухое щелканье реле, ровное гудение трансформаторов и счетно-решающей машины, которая дает программу «космического полета».

Руководитель требует от Николаева определить местонахождение.

— Пролетаю над Атлантическим океаном, — докладывает космонавт.

Новая команда: произвести ручную ориентацию корабля. Андриян уже выполнял это десятки раз и теперь действует так же уверенно, как, бывало, в кабине своего истребителя. Послушный его воле «корабль» медленно разворачивается иллюминатором в сторону Земли. Сначала Николаев видит, как в иллюминаторе показывается краешек родной «планеты». Он растет, увеличивается и закрывает весь иллюминатор. Маневр выполнен, но тренировка продолжается. Руководитель создает для космонавта различные аварийные ситуации. Преодолевая их, Николаев действует очень быстро и четко.

...Вот уже последний виток вокруг «Земли». Начинается подготовка к «спуску». Как и в настоящем полете, космонавт закрепляет на свои места все съемные инструменты. Снова раздается мощный рокот — включились тормозные двигатели. Корабль «спустился» с орбиты и вошел в плотные слои атмосферы. Андриян вспоминает, как рассказывал ему об этом Герман Титов: пламя бушевало вокруг корабля, а стекла иллюминаторов, раскаляясь, меняли свой цвет. Все это ему, Андрияну Николаеву, еще предстоит увидеть. А сейчас последний тренировочный полет окончен: Космонавт-Три к настоящему полету в космос готов!

далее