Государственного комитета по изобретениям и

открытиям при ГКНТ СССР):

Л.А. Горшков: Можно искать конкретных виновников, почему так произошло, но с моей точки зрения, полет советского журналиста в космос сейчас — это глухой номер. У нас единственный полет мог бы быть в июле, дальше все продано по контрактам. Подготовить космонавта за полгода — это практически невозможно. А пустить журналиста как пассажира — этого просто нельзя делать. Знаете, сколько у нас было неприятностей? Техника сложная и иногда случается — отказывает. Поэтому наши предложения — давайте подготовим как-нибудь журналиста, — они, конечно, не проходят. Это слишком ответственное дело. Я понимаю, за то время, как появилась идея, может быть, и можно было что-то сделать. Но сейчас...

В.С. Губарев: Первый вопрос: почему это прозвучало только 27 января, когда еще за неделю до этого генеральный конструктор НПО «Энергия» Семенов просил выдать 2-3 человек для подготовки на первом этапе до 1 февраля 1990 года? И второй: это ваше личное мнение или мнение фирмы?

Л.А. Горшков: Ну, прежде всего я высказываю свою личную точку зрения. Мнение фирмы нужно спрашивать у руководителей. Но я, как представляющий данную технику, совершенно твердо в этом уверен.

В.С. Губарев: Тогда объясните мне, каким образом и за какое время был подготовлен афганский космонавт?

В.А. Соловьев: Товарищи, о чем разговор? Леонид Алексеевич совершенно справедливо говорит. Отказ может случиться элементарно. У команды не хватает времени, чтобы все контролировать. Афганец был подготовлен плохо. По ряду политических причин его запустили. А так в принципе все три космонавта должны выполнять функции, связанные с пилотированием корабля.

В.С. Губарев: Вы хотите сказать, что на протяжении всего этого времени все три человека, летавшие на наших космических кораблях, были одинаково подготовлены к полету?

Л.А. Горшков: Отнюдь. Мы не хотим так сказать. У нас были подготовленные плохо. Были. Были опытные люди, которые делали грубейшие ошибки. Всякое случалось. Знаете, есть истина в том, когда говорят, что мы ходим по краю. Но послать неподготовленного в космос — это неправильно.

В.С. Губарев: Но руководитель страны сказал, что советский журналист полетит раньше японского, что не встретило никаких возражений со стороны космических ведомств, хотя мы и планировали такой полет не раньше 1991 года и сделано это заявление было в середине октября 1989-го. А в военно-промышленной комиссии (ВПК) первый раз разговор об этом состоялся в конце августа. Значит, все, что зависело от журналистов, от Космической комиссии, от заинтересованных организаций, — все было сделано. И в этом случае я попрошу напрямую назвать виновных, кто не обеспечил решение ВПК и Генерального секретаря, и как это тогда расценивать?

Значит, все, что ни происходит в этой стране, — не больше чем простые слова. Значит, вполне достаточно выждать 2-3 месяца, а после предложить — давайте пошлем в космос Виталия Севастьянова как первого журналиста. К идее командировки советского журналиста на орбиту, судя по всему, относятся как к игре в бирюльки с людьми, с общественным мнением, с престижем страны. Кому же нужны эти игры? Министр общего машиностроения СССР, секретарь ЦК, отвечающий за оборону, Бакланов, заместитель Председателя Совета Министров СССР Белоусов, наконец, Генеральный секретарь ЦК КПСС — вот кого вы сейчас ставите в неловкое положение. Знаете, это прекрасно, когда любой проект переживает драматические моменты. Я хочу, чтобы все совершенно ясно поняли, для меня с самого начала этот проект был гораздо шире, чем посылка одного человека, имеющего членский билет Союза журналистов, в космос. На мой взгляд, та работа, которую мы ведем и будем вести, невзирая ни на что, показывает очень многое, а именно — что происходит в мини-объеме в нашем обществе. Это необычайно важно и ценно. Ибо мы говорим: готовим профессионалов, и тут же готовы брать за 10 миллионов и посылать японца — нет проблем. И никто не интересуется его подготовкой. Нет проблем и с тем, чтобы взять английскую кондитершу, то есть за твердо конвертируемую валюту мы спокойно можем все что угодно подготовить и сделать.

Впрочем, суть даже не в этом, суть в другом. Когда это имеет отношение к японцам или англичанам — в этом огромная заинтересованность. Что же касается соотечественников — наши руководители ничуть не интересуются теми проблемами, которые волнуют нас всех. Они оказываются удивительно равнодушными, спокойными и в один прекрасный день просто говорят нам: «Ребята, все, поезд ушел». Вот это очень опасно. Опасно, когда есть какие-то распоряжения в государстве и их можно вот так не выполнить. Это говорит не только о каких-то политических вещах, хотя здесь можно дать четкую политическую оценку, если вы хотите. Я считаю, что это явный подрыв наших основных принципов. Могу дать и нравственную оценку.

Все, что делается сейчас вокруг нашего проекта со стороны космонавтов, которые, честно говоря, должны быть признательны общественному мнению, журналистам, прессе хотя бы за то, что их знают, за то, что о них много лет врали, за то, что их поддерживали и продолжают поддерживать; причем делают это совершенно бескорыстно, — все это абсолютно безнравственно. Разумеется, я имею в виду не всех, а тех, кто непосредственно отвечает за это дело. В данном случае наши ведомства, подчеркиваю, делают большую ошибку, потому что лишаются сторонников, которые на протяжении многих лет оказывали им всяческое содействие. Думаю, и у промышленности, и у наших космонавтов на нынешнем этапе есть достаточно оснований приложить все усилия для того, чтобы подготовить к полету советского журналиста. Я им не завидую, если они этого, не сделают. Ибо тогда мы будем проводить подобные встречи под лозунгом: «Почему первый советский журналист не полетел в космос?»

В.А. Соловьев: Скажите, а где глубокое убеждение, что все эти творческие и технические программы полета журналиста действительно окупятся? Все эти книги, телемарафоны...

Я.К. Голованов: Думаю, что вопрос поставлен Владимиром Алексеевичем не вполне корректно. Главная цена полета состоит в том, чтобы вернуть престиж космонавтике. Наши дети, кстати говоря, в отличие от американских перестали играть в космонавтов, а это железный показатель. Раньше они играли в папанинцев, летчиков, танкистов и космонавтов. У нас в МГТУ имени Баумана конкурс в пять раз меньше, чем в историко-архивный институт. Лучшие молодые мозги нации в технику сейчас не идут. Так вот, если говорить о том, как это окупится материально, то это не окупится. Но что идеологически и политически данный полет оправдает себя сторицей — тут сомнений быть не может хотя бы потому, что мы развернем общественное мнение за космонавтику.

В.С. Губарев: Я сказал, что принимаю в этом участие при одном условии — ни о каких деньгах речи не будет идти. Более того, ни Главкосмосу, ни НПО «Энергия», ни Минобщемашу мы не платим ни копейки. Потому что все это было бы безнравственно. Потому что все, что происходит в Советском Союзе и в частности в космонавтике, — это все, простите меня, на наши деньги. С моральной точки зрения мы уже осуществили этот полет. Мы всколыхнули огромное количество людей. Я никогда не получал столько писем в редакцию, как за это время.

Кстати, нам уже не шлют никаких ругательных или критических писем в связи с нашим проектом, а это, как вы понимаете, показатель.

В.А. Соловьев: Мне кажется, тут не учитывается еще один очень важный момент. Я считаю, что за 5-6 месяцев, оставшихся до июля, журналист, который полетит в космос, реализма предполетной подготовки не почувствует. Не полетает на самолетах на невесомость, не попрыгает с парашютом. Мы достаточно многих журналистов не знаем вообще. Есть люди, с которыми мы сидели в тренажерах в Звездном в 11-12 ночи, и люди, которых мы искали с военным нарядом по Ленинску... Хотелось бы, чтобы для успеха этой акции журналист действительно прошел через всю так называемую «школу молодого бойца». Вот отбирают молодого космонавта и затем достаточно долго — два года — муштруют в Звездном. У меня нет глубокого убеждения, что без такой школы все, что скажет или напишет «космический журналист», будет иметь мощное позитивное воздействие.

В.С. Губарев: Володя, мы принимаем твое предложение. Есть такой вариант на 1992 год. Американцы обратились к нам с просьбой пустить американского журналиста или писателя на комплексе «Мир», а советского на «Шаттле» — в 1992-м. Мы успеем за это время подготовиться. Что же касается июля, мы учитываем ваше мнение, что очень трудно успеть подготовить «космического журналиста», но считаю, что свои ошибки должны исправлять те люди, которые их совершили. Кстати, почему вы говорите, что после июля у нас все заставлено?

Л.А. Горшков: У нас полугодовые экспедиции. Полгода — это как раз ресурс корабля, и уменьшать срок полета — тратить лишние миллионы. При пересменках мы по контракту возим заграничные экипажи. Конечно, мы не окупаем наши расходы, но считаем: что-то принести в копилку в валюте в общем-то наша обязанность. И честно говоря, мы как ведомство не заинтересованы в полете советского журналиста в июле. У нас очень большая программа, за которую мы должны все время отчитываться. А возвратить что-либо с орбиты мы можем только в двухместном корабле. Кстати, в случае с японцами, австрийцами мы почти ничего не спустим.

А.В. Покровский: Честно говоря, я несколько удивлен выступлением Леонида Алексеевича. Думаю, что за месяцы подготовки журналиста к полету финансовая, социальная, экономическая значимость этой акции стала абсолютно ясна. И то, что сейчас разговор нужно повторять, дескать, зачем нужен этот полет... меня это поражает. То ли люди газет не читают, то ли что еще. Леонид Алексеевич, вот я для себя секретарей союзных республик, обкомов, директоров заводов делю очень просто. Если человек заинтересован в том, чтобы у него на предприятии, в министерстве, в обкоме побывал квалифицированный журналист, хорошо ли, плохо, но написал о нем, он — умный человек, умный руководитель. Он знает, что, если он с журналистом будет иметь дело, если он все ему покажет, журналист ему поможет. Неумный человек не пускает. Мы и таких знаем. Почему вы упираетесь, не могу понять. Вы меня, когда начали говорить о том, что полгода на подготовку мало, почти убедили, но когда вдруг сказали, что есть и неохота ваших фирм, то я понимаю, что и за шесть лет космонавта-журналиста не подготовить. Вот эта позиция, честно говоря, меня изумляет. Как же непонятно, что такой полет дал бы огромные козыри всей космонавтике, а советской в первую очередь?

В.А. Соловьев: Когда я был кандидатом в народные депутаты СССР, я неоднократно встречался с избирателями и, в частности, интересовался их мнением относительно полета журналиста. Простые люди говорят в один голос: «Надо продавать, надо продавать. Вы посмотрите, какая у нас тут школа, а мы на какую-нибудь там валюту поставим персональный учебный класс?»

А.А. Тарасов: Нефть продаем, лес продаем, сало. Значит ли это, что все, что мы имеем, нужно продавать? Володя, я тогда задам тебе такой вопрос: как ты вообще относишься к полетам космонавтов? Тоже плохо? И не журналист здесь будет главным виновником того, что вызывает раздражение в обществе. Тратятся сумасшедшие деньги и невозможно определить, на что они идут.

В.С. Губарев: Конечно, благодаря полету журналиста в космос колбасы больше на прилавках не появится. Это произойдет лишь при одном условии, если есть интеллект у нации. Не станем мы богатыми ни на лесе, ни на нефти. Мы уже прозевали в 1967 году одну научно-техническую революцию и фактически превратились в развивающуюся страну. Если мы таким же образом пропустим НТР в ближайшие 2-3 года, мы станем слаборазвитым государством. Единственный способ избежать этого — бороться за интеллект нации. Полет журналиста — это не просто полет Иванова, Петрова или Сидорова. Пройдет 50 лет, и будут говорить — первый искусственный спутник Земли был советским, первый космонавт — Юрий Гагарин, первый в открытом космосе — Алексей Леонов и первый журналист в космосе тоже был советским. Вот, если уж на то пошло, цена всему этому.

Сейчас не время искать виновников того, что на подготовку советского космического репортера осталось столь мало времени. Нужно просто вспомнить, что советские космические ведомства и пресса всегда шли рука об руку, и приложить максимум усилий к тому, чтобы вместе выйти из непростой ситуации. Ибо альтернативой этому может стать то, о чем с горечью сказал А. Тарасов, обращаясь к В. Соловьеву: «Володя, помяни мое слово, этим путем мы придем к тому, что на наших кораблях вообще станут летать чужие. Вот с таких, казалось бы на первый взгляд, мелочей и начинается путь отступлений и продаж. Когда тебя снимут с места руководителя полетов и скажут: пусть за деньги руководит, ну, предположим, мистер Гопкинс он нам за это миллионы платит, — ты воскликнешь: «Ребята, да вы в своем уме?» — и вспомнишь вот этот разговор, как мы по щепке начинали все продавать. Вот куда может привести путь, на который мы становимся!»

Несмотря на всю остроту этого откровенного разговора, мы остаемся друзьями: космонавты, чернорабочие Вселенной, и журналисты, летописцы их непрерывного и тяжкого труда, требующего столько сил, знаний, терпения и здоровья. Испытать на себе и рассказать еще глубже, еще убедительнее — это цель, которая не может порвать нашу дружбу. Сколько ни слушаешь, ни смотришь, ни читаешь — космодром, с которого ты еще не стартовал, остается тебе неизвестным. Мы же верим в то, что узнаем его до конца.

Все ли аргументы в этом споре исчерпаны? Наверное, нет. Само время расставит акценты на том, почему с такой легкостью наш отечественный Главкосмос лишает свою страну первого в истории мировой космонавтики журналистского полета с его огромным гуманитарным значением. Почему продан по существу за бесценок приоритет, несущий бесспорный моральный и социальный выигрыш. И уж об экономике можно было бы сообща позаботиться, если всерьез заботиться о стране.

Названа дата старта японских журналистов Риоко Кикути или Тоёхиро Акиямы. Это должно произойти 2 декабря нынешнего, 1990 года с советского космодрома Байконур на советском корабле «Союз-ТМ». Обнародование графика полета произошло в Токио, в праздничной обстановке, под десятками теле— и фотообъективов, с участием советских космонавтов. Дата советского полета пока неизвестна. Но еще не поставлены точки над «и».

Владимир ГУБАРЕВ (председатель Космической комиссии Союза журналистов СССР):

ПИСЬМО В ЦК КПСС И СОВЕТ МИНИСТРОВ СССР

Уже в течение года по инициативе Союза журналистов СССР развивается коммерческо-благотворительный проект «Космос — детям». Его цель — гуманизация космических программ, пропаганда биотехнологических экспериментов, сбор средств, в том числе и валютных (гонорарные отчисления журналистов, реклама, добровольные взносы), на создание советско-американского биологического модуля, на образовательные центры и учебно-тренировочные комплексы для молодежи. Участники проекта — журналисты, кандидаты в космический полет, хозрасчетные инженерные объединения предприятий космической промышленности, советские и зарубежные фирмы и рекламные агентства, Всесоюзное молодежное аэрокосмическое общество «Союз», Советский детский фонд, Советский комитет защиты мира и другие.

Одним из важных элементов проекта должен стать полет в космос на орбитальную станцию «Мир» представителя советских средств массовой информации. Как известно, во время встречи в «Правде» М. С. Горбачев подтвердил, что решение о полете советского журналиста принято. По согласованию с заместителем Председателя Совета Министров СССР И.С. Белоусовым и министром общего машиностроения СССР О.Н. Шишкиным началось медицинское обследование кандидатов и их отбор для заключительного этапа подготовки. Был установлен график работы, который неукоснительно выполняется как Космической комиссией СЖ СССР, так и Институтом медико-биологических проблем. О ходе проекта «Правда» и другие средства массовой информации подробно информируют общественность.

В октябре 1989 года министр О.Н. Шишкин сообщил, что наиболее подходящее время для первого полета советского журналиста июль — август 1990 года. Однако в последнее время ряд руководителей организаций и ведомств, в частности Центр подготовки космонавтов, категорически заявляют, что полет журналиста может состояться только после специального Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР. Чтобы подготовить такой документ, требуется согласование около 20 организаций и ведомств. На эту работу обычно уходит полгода. К тому же руководители Главкосмоса СССР и Центра подготовки космонавтов ссылаются на краткость сроков (кстати, мы их не устанавливали) и на 25 миллионов рублей, которые якобы будут потеряны, если полет журналиста состоится летом.

К сожалению, мы не можем получить четкие ответы на ряд вопросов:

1. Действительно ли 25 миллионов рублей прибыли будет получено после старта космического корабля в июле сего года? Если это так, то Космическая комиссия предлагает отложить полет первого советского журналиста на более позднее время.

2. Возможен ли полет советского журналиста в 1991 — 1992 годах? Что нужно сделать, чтобы он состоялся?

3. Ряд американских общественных организаций предложили в 1992 году осуществить в рамках проекта «Космос — детям» полеты советского и американского журналистов соответственно на «Шаттле» и «Мире». Как относятся к этой идее государственные учреждения нашей страны? Ясно, что без договоренности на высшем уровне такие полеты состояться не могут.

4. И, наконец, о перспективе. Ряд организаций СССР и США предлагают в наступившем десятилетии создать на околоземной орбите завод по производству лекарственных препаратов, который посещали бы поочередно советские космонавты и американские астронавты. Технические возможности для осуществления такого проекта существуют. Но опять-таки они требуют проработки на межгосударственном уровне.

Проект «Космос — детям» развивается успешно, об этом свидетельствует большой интерес к нему как в нашей стране, так и за рубежом.

ШЕСТЕРО СМЕЛЫХ

Искренне жаль, что этот исторический, можно сказать, разговор не состоялся год назад, сразу после заявки Космической комиссии Союза журналистов СССР. Может, меньше было бы переливания эмоциональной воды, а больше реальных шагов к развертыванию конкретных технических, просветительных, благотворительных, коммерческих аспектов столь многообещающей программы.

Тем не менее, в Кремле в кабинете председателя Совета Союза Верховного Совета СССР встретились представители Союза журналистов и руководители крупнейших ведомств космической отрасли. По поручению ЦК КПСС они обсудили перспективы и возможности полета советского журналиста на орбитальный комплекс «Мир».

Стол был длинный, но его вполне можно считать круглым. Журналистскую сторону представляли правдисты А. Покровский и А. Тарасов, М. Ребров из «Красной звезды», заместитель председателя Союза журналистов СССР И. Зубков. К сожалению, из-за командировки отсутствовал председатель Космической комиссии В. Губарев. Ведомственную точку зрения выражали министр общего машиностроения О. Шишкин, первый заместитель Главнокомандующего ВВС генерал-лейтенант авиации космонавт В. Шаталов, главный врач ВВС, председатель главной медицинской комиссии по отбору космонавтов генерал-майор медицинской службы С. Бугров, начальник 3-го Главного управления Минздрава СССР Е. Шульженко, заместитель Генерального конструктора космических аппаратов космонавт В. Рюмин, представители военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР И. Бобырев и В. Пивнюк.

Рискнем сказать, что обе стороны, журналистскую и государственную, представлял и выражал хозяин кабинета Иван Дмитриевич Лаптев — и как председатель правления Союза журналистов СССР, и как новый председатель одной из палат Верховного Совета страны.

Олег Николаевич Шишкин, как старший в отрасли, справедливо начал с того, что считает самым главным безопасность человека, отправляемого в космический полет. Этот вопрос включает как медицинские, так и технические аспекты. «Мы все проходили в жизни, сталкивались с самыми рискованными ситуациями и жестко придерживаемся этого принципа». Поэтому первой должна оценить готовность журналистского корпуса космическая медицина.

Она-то как раз, вместе с Космической комиссией СЖ, пришла к этому дню не с пустыми руками. Из 37 журналистов, представленных к стационарному обследованию, сообщили руководители медицинского отбора, шестеро выдержали экзамен на здоровье. Станислав Алексеевич Бугров назвал тех, кого к этому моменту главная медицинская комиссия считает возможным допустить к специальным тренировкам. Разумеется, в рамках профессиональных журналистских задач и краткосрочного полета экспедиции посещения.

«Медицинских противопоказаний нет», — прозвучало на совещании. А как с техническими?

Владимир Александрович Шаталов отметил как серьезное достижение космического планирования то, что, наконец, есть долгосрочная программа работ Центра подготовки космонавтов — вплоть до 1993 года включительно. Она основана на технических задачах Минобщемаша, исходя из которых и подбираются экипажи, знающие теперь свои цели на долгую перспективу. Что касается очередного полета, вызвавшего журналистские притязания, то подготовка к нему находится в завершающей стадии.

— Мы готовы принять в свою семью и нашего, советского журналиста, обеспечить его всестороннюю подготовку. Но в полном объеме, обеспечивающем безопасность и необходимую уверенность, она займет год. Пока же у нас на этот счет не было никаких распоряжений, документов, конкретных сроков...

— История же вопроса такова: журналист в космос уже летал, это Виталий Севастьянов, — повторил Валерий Викторович Рюмин. — Все места на планируемых кораблях заняты, пуск же отдельного транспортного корабля на неделю будет стоить 23,6 миллиона рублей... Лишь один ближайший корабль остается двухместным, но по программе на нем намечен спуск ценной продукции с установок комплекса «Мир»... Сейчас говорить о полете советского журналиста раньше японского — это просто смешно... И вообще народ наш на фирме не понимает, зачем нужен этот престижный полет — тогда и токарь в космосе первый должен быть наш, и пекарь первый...

К сожалению, известный космический ас повторил заученные фразы о том, что предлагаемый полет советского журналиста сводится только к амбиции и престижу. К сожалению потому, что он выступал от имени головного предприятия по пилотируемым космическим полетам — НПО «Энергия». И сам пережил, кстати, немало рекордных и престижных инициатив родной фирмы, выполняющихся многие годы неукоснительно.

Для журналистов было довольно неожиданно, что на фирме так упорно идут разговоры только лишь о престижности и амбициозности их планов, в то время как печать сообщает о проекте «Космос — детям», стартовавшем по инициативе космических репортеров. Это обширная образовательная и научно-просветительская программа со своим благотворительным фондом, в которой участвуют и активисты ВАКО «Союз» со своим президентом космонавтом Серебровым, и многие молодые специалисты тех же космических фирм из хозрасчетных инженерных центров, заинтересованные в пропаганде успехов советской космонавтики и ее экономической отдаче на основе конверсии.

— Я заинтересован в том, чтобы советский журналист полетел в космос, — ответил на это Олег Николаевич Шишкин. — Прежде всего потому, что мы отстали в пропаганде космонавтики, освещаем ее урывками, часто строим на взаимных обидах и недоразумениях... Это должен быть полет как бы со всеми нашими заводами, заинтересованными в рекламе своих возможностей и достижений. Я даю вам слово, что мы не отстаем ни от американцев, ни от японцев по космосу. Чтобы не отстать — надо выходить на международный рынок, и здесь для пропаганды наших космических возможностей я очень серьезно расцениваю полет журналиста. При этом мы просим, чтобы журналисты не отступали от своих позиций, не становились на путь захваливания и всюду, так же как в ИМБП, описывали все хорошее и все плохое, что видят.

Однако технологическое время, согласился, со своими коллегами министр, не позволяет запустить нашего журналиста раньше японца. Это сейчас значило бы рисковать человеческой жизнью. Но одинаковых полетов не бывает, предстоит интересная программа с новыми модулями, с участием «Бурана»... Поэтому есть предложение дать два задания: НПО «Энергия» — пересмотреть программу и предложить экспедицию, где возможно участие советского журналиста. Союзу журналистов — предложить свои кандидатуры, которые в установленном порядке поступают на обучение в Центр подготовки космонавтов...

— Журналисты — глаза и голос целой нации, — подвел итог дискуссии И. Лаптев. — Их участие в полете да и сама жизнь в отряде космонавтов, так же как обследование в институте, освежит внимание общества к космонавтике, не только к ее победам, но и болям. К тому же приближающийся Закон о печати сделает прессу достаточно независимой, ее авторитет и влияние несомненно повысятся... Если бы, например, в свое время пресса вмешалась активнее в космические проблемы, возможно, не произошло бы такого урезания бюджета космонавтики... Так что вы сами скоро будете ловить журналистов, чтобы сотрудничать с ними... Но в то же время никакой другой полет не должен выполняться с такой гарантией успеха — и с точки зрения медицинской и профессиональной подготовки, и с точки зрения программы, развернутой самым широким образом.

Теперь кандидатам в полет предстояло пройти третью в своей жизни космическую комиссию.

Первой была Космическая комиссия Союза журналистов СССР, накрытая с головой волной творческих заявок. Их пришли десятки и десятки.

Вторая — медицинская — рассматривала уже тридцать семь кандидатов. Углубленное стационарное обследование продолжалось у иных счастливчиков до трех месяцев. На третью — Государственную межведомственную комиссию по отбору кандидатов в космонавты — вышло шесть человек.

Их дальнейшая судьба решалась в конференц-зале Министерства общего машиностроения СССР, где за длинным зеркально-полированным столом по обе стороны от председателя — министра Олега Николаевича Шишкина — сидел цвет нашей космонавтики. В глазах сверкало от имен и звезд: Герман Титов, Владимир Шаталов, Алексей Леонов, Валерий Рюмин, Александр Александров, Юрий Глазков, Игорь Волк, руководители и ведущие специалисты аэрокосмической отрасли. Сюда еще никогда не ступала нога журналиста для написания репортажа. Тем более — для участия в процессе отбора.

Пока шестеро смелых перетолковывали в коридоре о насущных проблемах с другой группой кандидатов — военными летчиками, тоже пришедшими на утверждение, в зале решался коренной для них вопрос: сколько кандидатов Союза журналистов будет взято на первый этап подготовки в Звездный городок?

— Учитывая, что это всерьез и надолго, есть предложение рассмотреть всю группу из шестерых человек и уже в дальнейшем — в процессе работы с НПО «Энергия» и ЦПК, в ходе выработки конкретной программы — определить кандидатуры для формирования экипажей, — такое вступление сделал сам О.Н. Шишкин.

Он особо подчеркнул, что прецедент с журналистами помогает расширить круг профессий, причастных к освоению космоса.

К нашему удивлению оказалось, что в этой дисциплинированной отрасли слово старшего еще не является законом. Завязалась дискуссия. Космонавт Валерий Рюмин усомнился: почему шестерых, а не двоих, наиболее профессиональных? «Ресурсы наших тренажеров ограничены, тратить их просто для образования журналистов неэкономично и накладно для ЦПК...»

— Я вообще не понимаю, зачем журналист в космосе, — еще категоричней высказался Герман Титов. — Тридцать лет освещали космонавтику — и все шло нормально. Хотите — получайте еще больше разнообразной информации, чаще заглядывайте в ЦПК, на тренировки... Но что прибавит к этому короткий полет еще одного человека на восемь суток?

Неужели никто из героев космоса не поддержит нас с министром? Нет, помощь вдруг приходит со стороны человека очень твердого и порой даже сурового — начальника Центра подготовки космонавтов Владимира Шаталова.

— Верно, что у нас в ЦПК есть дорогостоящие тренажеры, — сказал он. — Да и не одни тренажеры — костюмы тренировочные подорожали, хозрасчет к нам довольно безжалостен. Но кандидатов Союза журналистов мы берем сначала на общекосмическую подготовку, потом будет переход к специальным вопросам. Это долгий процесс, и хорошо, если до тренажеров дойдет половина группы. Так что пусть, насколько возможно, в Звездном поработают все...

Самое лучшее, что родило наше время, — порывы к консенсусу, то есть к согласию. Комиссия приходит к нему: решено все-таки запустить на подготовку всю журналистскую группу. Но нужно пройти утверждение, а для него — сквозь строй самых прямых и жестких вопросов, показывающих, почему в космонавтике нет и не может быть случайных людей. Первым (по алфавиту) принял этот напор полковник Александр Андрюшков, военный журналист из «Красной звезды», умеющий не только писать, но и водить современные боевые самолеты. И первым прозвучал, конечно, вопрос (Германа Титова), что нового наш кандидат намерен поведать людям с космической высоты.

— О космосе написано много, — сказал Александр с похвальной прямотой. — Но не так, как нужно. Я думаю о том, чтобы с большей доступностью и объективностью рассказать о своих ощущениях, о том лучшем, что аккумулируют в себе авиация и космонавтика.

Мне показалось, это несколько обидело присутствующих, среди которых каждый второй — автор книги о своих полетах (и я не помню, чтобы эти книги задержались на прилавке). Тем достойнее решение комиссии рекомендовать кандидата.

— Появилось много публикаций, оскорбительных для космонавтики, — с горечью говорит Алексей Леонов. — Не просто несправедливых к ее истории и месту в нашей жизни, но попросту гнусных, грязных. У вас было желание встать и сказать об этом? Где публикации в защиту космонавтики, какое будет ваше место в этом?

Валерий Бабердин — тоже полковник, тоже из «Красной звезды» — твердо отвечает, что принимает близко к сердцу шипы и розы космонавтики и хочет, чтобы так же близко принимали их и его читатели. Это звучит искренне и убедительно.

Молодому киевлянину Юрию Крикуну, режиссеру студии «Укртелефильм», больнее досталось за небрежности и ошибки коллег по перу. В одной из газет ему ни с того и с сего приписали, что он прошел якобы подготовку в НАСА, хотя Юра и близко в Америке не был, а только стоял рядом с теми, кто съездил и побывал в детском космическом центре. Ничто, оказывается, не ускользает от цепкого взора профессиональных читателей, и любая, даже чужая неточность ставит нас в трудное положение. Это тоже урок для всех нас.

Павел Мухортов, рижанин, тоже нес ответственность — и за прибалтийские тенденции, и за вольности своей газеты «Советская молодежь», снискавшие ей скандальную известность. Политическая дискуссия выявила согласие в главном. «Хочу остаться гражданином СССР», — подтвердил он свою приверженность идее полета именно советского журналиста.

В публикациях Светланы Омельченко из «Воздушного транспорта» члены комиссии усмотрели чрезмерные, на, их взгляд, жалобы на трудности. Светлана очень удивилась — она и не думала рыдать, просто изложила участь обычной советской работающей женщины, да еще шагнувшей в такое колесо, как космический конкурс. «Жаль, что вы меня так буквально поняли. Перечисление сложностей нашей жизни — это общий фон, я же лично трудностей не боюсь...» Ее в свою очередь утешили тем, что то еще были не трудности, а вот впереди...

«Честность — лучшая политика», — подтвердил Валерии Шаров, дальневосточный собкор «Литературки», когда его спросили, одобряет ли он снятие с газетной «шапки» портрета М. Горького и лозунга, объединяющего пролетариев всех стран. Валерий ответил, что одобряет, потому что Пушкин — имя в литературе более вечное и непреходящее, а газета все-таки литературная, а не классовая. Больше эту тему не трогали.

Решение комиссии: все шестеро рекомендованы в Звездный на общекосмическую подготовку. Мы благодарны за это всем. При различии взглядов и мнений как на саму идею такого полета, так и на характер изданий, где работают финалисты, члены комиссии увидели в них то, что есть на самом деле, и не больше того: нормальных советских ребят, журналистов, стремящихся пройти те трудности, о которых они рассказывают людям.

И может быть, бывалых космонавтов тронули слова председателя Космической комиссии Союза журналистов Владимира Губарева: «Вспомните себя в молодости, как вы мечтали о первом полете, поставьте на их место себя, — разве не имеют и они право мечтать о таком старте?»

Итак, первый в нашей стране открытый и гласный конкурс на место в космическом корабле продолжается. Теперь мы знаем, что эта книга не попадет на борт космического корабля с журналистом — одним из ее авторов. Так было задумано, и к этому полету хотелось приурочить ее выпуск.

Но все же она побывает в космосе с экипажем, который пойдет в свой срок на станцию «Мир» и к которому мы обращаемся с этой дружеской просьбой. Сейчас к полету готовятся Геннадий Манаков и Геннадий Стрекалов, командир и бортинженер, — два Геннадия, два Михайловича, люди огромного профессионального и жизненного опыта. Мы желаем им удачи в старте, полете и возвращении и верим, что они не откажутся прихватить в корабль вместо журналиста хотя бы книгу о его чувствах и мыслях. А отлично поработавшие Анатолий Соловьев с Александром Баландиным хорошо примут ее на борту «Мира».

Но теперь мы знаем, что и вторая часть этой книги все же будет написана — о непосредственной подготовке и о самом полете в космос советского журналиста. Ибо этот полет состоится.

далее