Связь с кораблем мы ведем через всенаправленную антенну (ОНА остается нераскрытой), слышимость действительно хорошая, но всех нас волнует один вопрос — удастся ли осуществить астроориентацию Л-1 и коррекцию траектории его полета. Без коррекции корабль не вернется на Землю — он пройдет в 1050 километрах от нее и снова уйдет в космос. Попытка заставить работать датчик 101К ни к чему не привела: при прижатой к борту корабля штанги ОНА он не функционировал. Оставалась одна единственная и слабая надежда на датчик 100К, который еще ни разу успешно не работал. Решили потренироваться и провести две пробные ориентации с использованием датчика 100К. К общей радости, в обоих случаях датчик на удивление быстро находил звезду Сириус и цепко за нее «держался». В ходе тренировки были неточности и ошибки при исполнении команд, но ободряло главное достижение: датчик находит и «удерживает» звезду.

За 40 минут до первой штатной коррекции корабль был сориентирован по Сириусу, после чего включилась гироплатформа. Точно в заданное время (08:40:39) включился корректирующий двигатель и, отработав 8,5 секунды, сообщил кораблю расчетный импульс. Точных измерений новой траектории полета пока нет, но уже ясно, что в очень трудных условиях нами одержана большая победа: космический корабль Л-1 № 12 («Зонд-6») облетит Луну и вернется на Землю. Более того, у нас появилась уверенность в том, что мы сможем осуществить управляемый спуск корабля с посадкой на территории СССР, — главное, что мы хотим получить от данного полета.

13 ноября.

Идут четвертые сутки полета «Зонда-6». Сегодня в 10:30 корабль находился на удалении 340 тысяч километров от Земли. Скорость полета относительно Земли продолжает снижаться, и на данном удалении она равнялась только 0,8 километров в секунду (от Земли корабль уходил со скоростью 11 километров в секунду). После первой коррекции траектория полета стала близка к расчетной (проведено уже четыре замера параметров новой траектории), и есть основания надеяться на возвращение и вход корабля в атмосферу Земли даже без дополнительных коррекций. Правда, пока неясен вопрос с высотой условного перигея траектории возвращения: расчетная высота — 45 километров, а фактическая, по прикидочным оценкам, может быть более 200 километров. Это опасно — при такой высоте перигея корабль может «проскочить» мимо Земли. Завтра «Зонд-6» обогнет Луну на удалении от нее в 2500 километров и ляжет на обратный курс. Пока у нас есть надежды на то, что мы проведем вторую, а если потребуется, то и третью коррекцию траектории полета и посадим корабль на нашей территории.

Звонил секретарь ЦК КПСС Д. Ф. Устинов. Он сообщил, что американцы официально объявили: «21 декабря 1968 года корабль «Аполлон-8» с тремя астронавтами на борту (Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс) взлетит в космос с помощью ракеты «Сатурн-5», сделает 10 оборотов вокруг Луны и вернется на Землю». Устинов спросил: «Чем мы ответим на этот полет?» Тюлин, Мишин, Мордасов и я посоветовались со специалистами, проанализировали все наши возможности и доложили Дмитрию Федоровичу полученные нами выводы:

1. У нас нет готового ответа на полет «Аполлона-8» — мы должны продолжать выполнение своей программы полетов, не приспосабливая ее под американские трюки.

2. Объявленный американцами полет «Аполлона-8» — это авантюра, которая может закончиться очень печально: США не имеют опыта беспилотных облетов Луны, к тому же из двух выполненных пусков ракеты «Сатурн-5» один был неудачный.

3. Надо широко опубликовать нашу программу полетов корабля Л-1 (шесть технологических пусков) и показать всему миру всю серьезность и тщательность нашей подготовки к полетам людей на Луну, а также огромный риск, на который идут США, посылая астронавтов в облет Луны без необходимой проверки ракеты, корабля и трассы полета.

Мы доложили Устинову наши конкретные планы на ближайшие два месяца. В декабре сего года мы должны выполнить еще один технологический пуск корабля Л-1 и впервые вывести в космос нашу самую большую ракету Н-1 с технологическим кораблем Л-3. К январю 1969 года мы готовим облет Луны кораблем Л-1 с двумя космонавтами на борту и высадку на ее поверхность автоматической станции Е-8 с лунным самоходным аппаратом — луноходом. Кроме того, в январе должен состояться пуск двух пилотируемых «Союзов» (вариант «1+3») со стыковкой и переходом двух космонавтов из пассивного корабля в активный.

Предложенная нами программа полетов на декабрь-январь очень трудна как для промышленности, так и для космонавтов группы «Л-1». Пять-шесть лет тому назад я повел большой принципиальный спор с С.П.Королевым, а после его смерти — с В.П.Мишиным — о путях развития пилотируемых космических полетов. Королев и Мишин, закладывая корабли «Союз», Л-1 и Л-3, верили только в автоматику: «На моих кораблях кролики могут летать!» — неоднократно заявлял Королев. Они не доверяли космонавтам участие в управлении полетом и сводили их роль только к роли наблюдателей и дублеров некоторых автоматических систем корабля. В этом споре конструкторы одержали верх и повели нашу космическую программу по неправильному пути. Незадолго до смерти Королев понял свою роковую ошибку («Мы заавтоматизировались...»), но выправить неверный курс было уже трудно. Преемники Королева продолжали по инерции строить корабли-автоматы, а это в десятки раз труднее, чем создать корабли типа «Джемини» и «Аполлон», рассчитанные на активное участие экипажа в управлении полетом. Они забыли основной закон развития техники: от простого — к сложному. Из-за этого мы потеряли минимум три-четыре года и теперь пожинаем плоды наших конструкторских заблуждений: американцы имеют большие шансы слетать на Луну раньше нас.

Сегодня Мишин, Трегуб, Шабаров и я более двух часов беседовали с космонавтами группы «Л-1». Леонов, Быковский, Попович, Макаров и другие космонавты пытались убедить Мишина в необходимости иметь на борту корабля Л-1 инструкцию командиру корабля и бортжурналы. Мишин упорно отстаивал свою абсурдную идею — объединить бортжурнал и инструкцию в одном документе. На первый взгляд может показаться, что это никчемный спор, что можно без ущерба для дела поступить и так и эдак. На самом же деле Мишин добивается исключения из бортовых документов всего того, что дает возможность членам экипажей понимать ход автоматических процессов и контролировать работу автоматов, — продолжаются старые попытки превратить космонавтов в подопытных кроликов. Спорить с Мишиным трудно, он выступает под флагом: «Сократить бюрократию на борту корабля и предоставить космонавтам больше времени для наблюдений!» Фактически же реализация его «идеи» приведет как раз к обратному. Я дал космонавтам указание внести в инструкцию и бортжурнал несколько несущественных поправок и продолжать отстаивать свое мнение.

14 ноября.

С трех до шести часов утра был на КП. За это время провели два сеанса фотографирования Луны. В 5:49:37 корабль Л-1 вошел в радиотень от Луны, а в 6:21:11 вышел из нее — в течение 30 минут с небольшим с ним не было никакой связи. В этот промежуток времени он находился на удалении 390 000 километров от Земли и летел со скоростью 0,6 километра в секунду. Итак, корабль «Зонд-6» обогнул Луну и начал обратный путь к Земле. За все время его полета было уже осуществлено пять звездных ориентаций по Сириусу. Нам осталось провести еще две ответственные ориентации: одну для коррекции траектории обратного полета, а другую — перед спуском корабля с использованием СУС. За все выполненные полеты кораблей Л-1 мы впервые добились уверенной и устойчивой работы датчика 100К. Мордасов, Мирошниченко и Азаров очень довольны ходом событий и надеются, что датчик 100К до конца выполнит свою роль в обеспечении посадки «Зонда-6» на территории СССР.

На командном пункте я был рядом с Тюлиным и Мишиным. К нашему с Тюлиным огорчению, Мишин так напился, что еле ворочал языком, — пришлось отправить его спать. Очень обидно, но выполнение нашей космической программы в большой степени зависит от поведения капризного, малоорганизованного и по существу недалекого человека. Мне жаль Мишина, хочется поддержать его не слишком высокий авторитет (я уже не выступаю против него на широких совещаниях), но прощать ему все его глупости и промахи тоже нельзя. Тюлин несколько раз заводил разговор о слабостях Мишина и сетовал на невозможность отстранения его от дел в сложившейся обстановке (предстоящие пуски кораблей Л-1 и «Союз», пилотируемый облет Луны и подготовка лунной экспедиции).

Разговаривал по телефону с Москвой и с космодромом. Полеты на невесомость на Ту-104 под руководством генерала Кузнецова закончены, группа Шаталова приступила к тренировкам в ТБК-60. Беседовал с Быковским, Леоновым, Поповичем, Макаровым, Рукавишниковым, Севастьяновым и другими космонавтами группы «Л-1» по вопросам программы подготовки и возможного срока облета Луны. Ребята великолепно понимают, что полностью завершить программы подготовки кораблей Л-1 и экипажей не удастся раньше апреля 1969 года, но с учетом заявленного на декабрь полета «Аполлона-8» можно было бы без значительного увеличения степени риска назначить пилотируемый облет Луны и на январь. Космонавты согласны лететь и в декабре, но к этому сроку не будут готовы пилотируемые корабли, да к тому же нам по плану надо запустить еще один технологический корабль. Я предупредил всех, что будем готовить пилотируемый полет вокруг Луны на январь 1969 года, а если американцы успешно слетают на «Аполлоне-8», то отложим такой полет до апреля. Потом долго говорили о медико-биологических экспериментах по программе «Л-1». Я вынужден был признать, что наши врачи плохо продумали медицинские аспекты программы, согласился исключить из нее часть экспериментов и обязать медиков отработать комплекс мероприятий, обеспечивающих решение главной задачи — облет Луны кораблем Л-1 с космонавтами на борту. В конце беседы мы затронули еще один, на первый взгляд, малозначительный вопрос о позывных членов экипажей и об открытом наименовании корабля Л-1. Леонов предложил назвать корабль «Родина», Севастьянов хотел бы назвать его «Урал», а я высказался за присвоение ему наименования «Академик Королев». Решили подработать 4—5 вариантов позывных для космонавтов и несколько вариантов названия корабля.

15 ноября.

Прошедшая ночь была очень тревожной: на корабле Л-1 резко упала температура перекиси водорода. Начальная температура перекиси была +20, а за 2—3 суток полета она снизилась до -2 градусов. В последующие дни температура продолжала медленно падать, и сегодня ночью она достигла отметки «минус 5». Дальнейшее снижение температуры перекиси может привести к разложению ее на кислород и воду (лед), и следовательно, к отказу движков СУС, без работы которых невозможен управляемый спуск корабля.

Бак с перекисью расположен в спускаемом аппарате (СА), и значительное снижение температуры перекиси при наличии экипажа на борту практически исключено (экипаж может в известных пределах регулировать температуру в СА, а тем самым и температуру перекиси). В данном беспилотном полете значительно поднять температуру в СА (а значит, и подогреть перекись) за счет включения электрических систем не удалось. В двух предшествующих полетах температура перекиси тоже снижалась до отметки «минус 2—3», но включением на борту телевизионных светильников в СА удавалось приостановить дальнейшее ее снижение. Однако по распоряжению Мишина с корабля № 12 светильники сняли, причем Мишин не поставил Госкомиссию в известность об этом решении. Есть еще возможность поднять температуру перекиси, используя нагрев солнцем, но при этом возникает опасность засветки и перегрева астродатчика 100К, так как бак перекиси и звездный датчик размещены недалеко друг от друга.

Чем ближе посадка корабля, тем больше волнений. Башкин, Варшавский и другие специалисты высказывают опасения, что штанга ОНА может помешать работе СУС при спуске корабля (нам пока неизвестно точное положение штанги, и поэтому нет уверенности, что мы сумеем ее отстрелить). Возникло несколько новых версий причин отказа ОНА. По одной из них (версия Башкина) отказ вызван тем, что перепутаны штекеры раскрытия и отстрела антенны. Если это подтвердится, то Мишину и его заместителям не будет никаких оправданий. Подобные ошибки имели место в 1961—1963 годах. Было принято специальное решение: запретить применение одинаковых штекеров, сделать физически невозможным их перепутывание.

Сегодня мы довольно быстро договорились с Мишиным по содержанию бортовой инструкции и бортжурнала и подписали оба документа. Вчера Мишин утверждал, что корабль Л-1 для пилотируемого полета будет готов в январе, а сегодня он сказал, что раньше февраля корабль подготовить не удастся. Это типичное для Мишина поведение. Ни одному его слову верить нельзя, все в любой момент может измениться «на 180 градусов». Сегодня утром Мишин выглядел плохо: глаза красные, руки дрожат, лицо опухшее — он продолжает пить.

Присматриваясь к работе космонавтов, инженеров и врачей ВВС на полигоне и здесь, в Евпатории, я понял, что их деятельность по освоению космоса организована, мягко выражаясь, не лучшим образом. Ответственность за это юридически лежит на мне. Я и раньше видел немало недостатков в работе части генерала Фролова, службы поиска, ЦПК, института Волынкина и ГНИКИ. Однако длинная цепочка наших неудач в пилотируемых полетах в последние три-четыре года мешала и все еще мешает остро ставить вопрос о перестройке сложившейся структуры космических подразделений и частей ВВС. Мы по-прежнему действуем «растопыренными пальцами», очень много безответственности и мало единства целей, а часто нет и хорошо продуманной перспективы. В ближайшее время необходимо:

1. Ввести должность заместителя Главкома по космосу.

2. Объединить космические звенья центрального аппарата (служба поиска, часть генерала Фролова, служба Солнца, аппарат помощника Главкома, космическая медицина и др.), подчинив их заместителю Главкома по космосу.

3. В ЦНИИ-30, ГНИКИ и Институте авиационно-космической медицины создать космические управления.

4. Реорганизовать ЦПК в испытательный центр пилотируемых космических полетов.

5. Добиться передачи права заказов на постройку пилотируемых космических кораблей из ЦУКОС в ВВС.

6. Создать в ВВС командный пункт управления полетами пилотируемых космических кораблей.

7. Укрепить учебную и испытательную базу в ЦПК и институтах.

8. Построить на космодроме и на НИП-16 (Евпатория) минимум сооружений, необходимых для нормальной работы служб и специалистов ВВС.

9. В ЦПК ввести должности ведущих по программам полетов «Союз», «Л-1», «Л-3», «ВИ», «Алмаз» и др.), отвечающих за весь комплекс подготовки космонавтов к полетам и их осуществление (в части, касающейся ВВС).

16 ноября.

Опять была ночь больших волнений. Дежуривший ночью Леонов разбудил меня в 5 часов утра и попросил срочно приехать на КП. Там уже находились Тюлин, Агаджанов и Мишин, все трое были встревожены, а последний просто в нерабочем состоянии — с ним возился наш врач полковник Лебедев. Пульс у Мишина был 88, давление 160/90, но ничего угрожающего его здоровью не было: ночью он много пил, мало спал и, когда ему с КП сообщили, что в СА корабля резко упало давление, он не выдержал нервного напряжения и раскис. Я приказал Лебедеву лично заниматься Мишиным и отвезти его в гостиницу. Мишин недолго посопротивлялся для виду и минут через 15 уехал.

Оказалось, что давление в СА действительно резко упало, и вот как это произошло.

У нас уже были две потенциальные неприятности на борту корабля: нераскрывшаяся ОНА и низкая температура перекиси. Неработавшая ОНА не очень беспокоила нас, потому что устойчивая связь с кораблем обеспечивалась всенаправленной антенной, нормально работала телеметрия и хорошо работал астродатчик 100К. Правда, были опасения, что ОНА может помешать управляемому спуску корабля, но до спуска было еще далеко, налицо была более грозная опасность кристаллизации перекиси. Так как необдуманным решением Мишина перед стартом корабля Л-1 № 12 с него были сняты телевизионные светильники, то в нашем распоряжении не было никаких других средств для повышения температуры перекиси, кроме подогрева баков лучами Солнца. Около 4 часов утра корабль развернули баками на Солнце и продержали его в этом положении примерно в течение часа. В результате температура перекиси в баках СУС повысилась до безопасного уровня (-1 градус), но при этом обнаружился новый крупный дефект — падение давления в СА с 718 миллиметров в 5:13 до 610 миллиметров в 5:20, когда стабилизация корабля, ориентированного баками СУС на Солнце, была отключена. К 8:30 давление упало до 380 миллиметров — возникла угроза полной разгерметизации корабля и отказа автоматики систем, обеспечивающих его посадку. К счастью, дальнейшего падения давления в СА пока не наблюдалось, но все мы понимаем, что новое снижение температуры перекиси или новое травление воздуха из СА вовсе не исключены: любая из этих неприятностей может погубить корабль. Из Москвы звонили Устинов, Смирнов и другие товарищи — они хотят знать, сумеем ли мы благополучно завершить полет лунного корабля. Насколько возможно, сдерживаем эмоции и пытаемся добиться успеха...

Сейчас 6 часов вечера, пошли последние сутки полета «Зонда-6». По данным телеметрии за прошедшие 12 часов давление в СА и температура перекиси не понизились. У нас растет уверенность, что все будет хорошо, тем более что сегодня мы успешно провели уже седьмую звездную ориентацию с датчиком 100К и вторую коррекцию траектории полета. Если пройдет еще одна коррекция (перед управляемым спуском), то датчик 100К полностью будет «реабилитирован», и мы будем иметь надежную систему астроориентации.

Мишин на КП сегодня больше не показывался — лежит в гостинице «больной», безучастный ко всему происходящему. Сегодня экипажи Шаталова и Волынова полностью закончили программу тренировок в ТБК-60. Генерал Горегляд сообщил, что маршал Гречко дал разрешение на строительство самого крупного служебного здания в ЦПК — корпуса тренажеров площадью 9000 квадратных метров, — а Косыгин подписал решение Совета Министров о заказе в Швеции для ЦПК большой центрифуги с радиусом плеча 20 метров. Две центрифуги, ТБК-150 и большой корпус комплексных тренажеров — это уже начало создания хорошей учебной и испытательной базы в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина.

Доложил Главкому и предупредил Кутасина о том, что завтра в 17:02 будем пытаться посадить корабль Л-1 № 12 на территории СССР с помощью СУС. В районе полигона посадки (Казахстан) в момент посадки будет уже темная ночь и довольно неважная погода: найти приземлившийся корабль будет не просто, особенно в случае отказа установленных на нем радио- и светомаяков. Но служба поиска ВВС имеет уже большой опыт, у нас много отличных летчиков — надеюсь, завтра они справятся с трудной задачей.

17 ноября.

Ночь прошла спокойно, давление в СА держится на уровне 380 миллиметров, температура перекиси поднялась до +1 градуса.

Вчерашняя коррекция траектории полета излишне «прижала» корабль к Земле, в результате чего высота условного перигея составила бы всего 25 километров при расчетном значении 49 плюс-минус 7 километров. Пришлось дать третью коррекцию: звездная ориентация сработала отлично, и после включения на 3,3 секунды корректирующей двигательной установки получили траекторию, обеспечивающую вход корабля в расчетную «воронку» радиусом 13 километров.

Провел совещание по обеспечению спуска, посадки и поиска «Зонда-6». Лапочкин, Сироткин, Штырлов и Ващенко выступили с короткими сообщениями по всем необходимым операциям. Принято окончательное решение осуществить управляемый спуск, но поскольку у большинства членов Госкомиссии нет уверенности в надежной работе СУС (нераскрывшаяся ОНА и пониженное давление в СА еще «не сказали своего последнего слова»), решено взвести АПО (автомат подрыва объекта) и взорвать корабль, если он сорвется с траектории управляемого спуска. Я выступил против такого варварства, но остался в меньшинстве.

18 ноября. Борт самолета Ан-10 — Москва.

Вместе с группой космонавтов «Л-1» и специалистами ВВС в 11:00 вылетел из Феодосии в Москву. Вчера «Зонд-6» огненным метеором промчался над нашими морскими судами и пошел на снижение на территорию СССР. Локаторы ПВО «увидели» спускающийся космический корабль за 300 километров от нашей границы с Афганистаном и «привели» его в район приземления в 100—150 километрах севернее космодрома. С этого момента наблюдения за ходом снижения «Зонда-6» пунктами ПВО прекратились, радиосредства корабля не работали, и запеленговать его не удалось. Точное место приземления корабля и его состояние пока неизвестны. Полеты поисковых самолетов и вертолетов, продолжавшиеся всю ночь с 17 на 18 ноября, результатов не дали. Вполне вероятно, что корабль разбился, но не исключена и его благополучная посадка. Сейчас наша главная задача — найти корабль или его обломки. Нелегкое дело поиска продолжается, ради его ускорения я и лечу в Москву. Тюлин и Мишин остались пока в Евпатории...

Сейчас в Москве 18 часов. В районе посадки (или падения) «Зонда-6» час назад наступила полная темнота, и все поисковые самолеты и вертолеты прекратили полеты. За первые сутки поиска произведено более 50 самолето- и 20 вертолетовылетов, но никаких достоверных данных о «Зонде-6» не получено.

Вчера управляемый спуск «Зонда-6» проходил точно по заданной программе до момента разделения отсеков корабля. К 16 часам московского времени на борт прошли все команды на спуск, за 20 минут до этого корабль был сориентирован по-посадочному, а чуть позже была включена программа спуска. До разделения отсеков телеметрию с борта принимал корабль «Космонавт Комаров», а после разделения — три морских судна, дежуривших в Индийском океане, а также самолетные и наземные измерительные пункты. О самом разделении, первом погружении «Зонда-6» в атмосферу и выходе из нее, а также о втором погружении никаких докладов не поступило.

Первое сообщение о том, что корабль снижается и подходит к территории Советского Союза, мы получили с командного пункта ВВС — генерал Кутасин доложил: «Удаление от расчетной точки приземления 1800 километров». Доклады Кутасина, следовавшие через каждые 200 километров удаления, прекратились, когда оно составляло 300 километров. «Круги», радиоцентры, самолетные измерительные пункты не слышали ни КВ-, ни УКВ-сигналов корабля — он молчал. Мы ждали, что он «заговорит» с момента раскрытия парашюта в 17:19, но прошло расчетное время срабатывания парашютной системы, прошли 15 минут после расчетного времени приземления, а радиосигналов корабля так никто и не обнаружил (правда, из Киева и Баку сообщили, что там в течение одной-двух секунд якобы слышали сигнал из парашютных строп). Через несколько минут пришло сообщение с космодрома о том, что группа офицеров наблюдала пролет корабля (светящийся шар) в направлении с юга на север. После этих двух сообщений более часа было гробовое молчание.

Около 20 часов по данным телеметрии было установлено, что сразу после разделения отсеков давление в СА упало с 380 до 180 миллиметров, а по самым последним замерам — до 25 миллиметров. Произошла полная разгерметизация спускаемого аппарата, в вакууме отказали все передатчики и, по-видимому, не сработала парашютная система.

Независимо от того, в каком состоянии мы найдем корабль (а мы обязательно найдем его), он при спуске попал в заданный круг радиусом 500 километров, и это можно расценивать как нашу новую большую победу в космосе. Впервые в мире космический корабль облетел Луну, вернулся в атмосферу Земли и произвел управляемый спуск с приземлением в расчетном районе посадки (о полете «Зонда-6» только что передали по радио специальное сообщение ТАСС). Ошибка Мишина, допущенная им перед стартом корабля, несколько смазала триумф этого полета, но его ценность и значимость все равно оставят заметный след в освоении космоса.

19 ноября.

В 6:35 командир вертолета Ми-4 Шевлягин обнаружил основной бело-оранжевый парашют «Зонда-6». Несколько позже полковник Майоров произвел посадку вертолета у парашюта и выставил охрану. По предварительным данным, парашют вытянут длинной «кишкой», поблизости от него космический корабль не обнаружен. Местонахождение парашюта — 38 километров северо-восточнее Новоказалинска, в 70 километрах от космодрома и на 70 километров южнее предполагаемой точки приземления корабля, определенной по данным локаторов ПВО (именно там производили вчера поиск). Имеющихся у нас данных недостаточно, чтобы определить, где находится корабль и в каком он состоянии. Но мы его найдем — он должен быть не далее 12—15 километров от парашюта. Поиск самолетами прекратили, круг радиусом 15 километров от точки падения парашюта будем просматривать только с вертолетов, а также выделенной космодромом командой из 100 человек — вертолеты перебросят их в район поиска, и сегодня, в крайнем случае, завтра мы найдем корабль. Госкомиссия назначила бригаду из 9 специалистов во главе с Тимченко для предварительного осмотра парашюта и корабля. Я дал указание Кутасину о немедленной доставке вертолетом бригады Тимченко к местонахождению парашюта.

В 12:00 заместитель командующего 73-й Воздушной армией генерал Гайдаенко — он сейчас лично руководит поиском — доложил, что «Зонд-6» обнаружен в трех километрах от места падения парашюта. Бригада специалистов во главе с Тимченко осталась у корабля, а сам Гайдаенко, только что вернувшийся на вертолете из района поиска, мог доложить лишь свои личные наблюдения. При ударе о землю корабль разрушился, но признаков взрыва или пожара не обнаружено (все детали находятся в одном месте). Полной ясности о том, как проходил спуск корабля после отстрела люка, у нас пока нет, но есть все основания надеяться, что с помощью специалистов при тщательном изучении показаний приборов и осмотре оборудования спускаемого аппарата, а также при детальном анализе данных телеметрии нам удастся установить реальную картину последних минут полета «Зонда-6».

20 ноября.

Вчера в который уж раз беседовал с Германом Титовым на тему о его летном совершенствовании. Герман неудержимо рвется к полетам на самолетах, видя свой идеал в том, чтобы стать классным летчиком-испытателем. Я же считаю, что ему надо готовиться к более ответственной роли организатора пилотируемых космических полетов. Дал Титову неделю на раздумья и уточнение его позиции и разрешил слетать на Дальний Восток на празднование 30-летия полка, в котором он служил (этот полк недавно переброшен из-под Ленинграда в ДВК). Одновременно я поручил ему побывать в Черниговке и передать привет моим сослуживцам по эскадрилье имени Ленина (1 декабря исполнится 50 лет со дня ее основания).

Сегодня был в ЦПК. Провел совещание с космонавтами группы «Союз». Назначил генерала Берегового руководителем программы «Союз» и поручил Кузнецову оформить это назначение приказом. Уточнил все вопросы программы «Союз» и поставил задачу: к 20 декабря полностью закончить подготовку к полету и быть в готовности к выезду на космодром. Провел такую же работу и с группой «Л-1». Подтвердил, что старшим группы является Алексей Леонов (он не был уверен, что останется старшим группы). Назначил экзамены на 13 января и срок готовности к выезду на космодром — 20 января 1969 года. Пилотируемый облет Луны может состояться в конце января — начале февраля 1969 года.

21 ноября.

Провел совещание с медиками ВВС (Бабийчук, Карпов, Генин, Попов, Хлебников, Усанов). Обсуждали медико-биологические проблемы предстоящих полетов космонавтов на кораблях «Союз» и Л-1.

На «Союзах» существует опасность перегрева космонавтов, переходящих из корабля в корабль. Наши скафандры способны отводить только 200 калорий тепла в час, а при некоторых операциях при переходе космонавты будут выделять тепла в 3—4 раза больше. Необходимо добиться, чтобы к моменту облачения космонавтов в скафандры температура в бытовом отсеке корабля была не выше +18 градусов, а в процессе перехода были небольшие паузы для отдыха. Придется мне лично проверить методику перехода и способы контроля командиром корабля за состоянием переходящих членов экипажа.

В облет Луны желательно послать космонавтов, уже «понюхавших» космос, но в составе экипажей кораблей Л-1 имеются трое новичков — Макаров, Рукавишников и Севастьянов. Эти товарищи мало летали на невесомость, и врачи пока не могут твердо оценить их работоспособность в орбитальном полете. Я дал задание нашим медикам составить для них новую программу полетов на невесомость.

Предназначенная для установки на корабле Л-1 новая система регенерации воздуха все еще не готова. До сих пор все наши пилотируемые корабли снабжались СЖО, в которой для регенерации воздуха используются соединения кальция. Такая система имеется в готовом виде, и ее можно было бы быстро установить на корабль Л-1. Но Мишин заставил Воронина делать новую СЖО на базе соединений натрия, которая должна быть на 6—8 килограммов легче кальциевой системы. Проверенной испытаниями натриевой системы пока нет, есть только договоренность Воронина и Бушуева с Минздравом о проведении до 1 января 1969 года семи ее испытаний. В такой обстановке медики высказываются за проведение 10-дневного орбитального полета корабля Л-1 с новой СЖО, предваряющего пилотируемый облет Луны. Кроме того, они предлагают производить старт корабля для полета к Луне с околоземной орбиты через сутки после пуска с Земли, а не через один виток, как это было во всех технологических полетах Л-1.

Во всех этих предложениях много логичного и полезного: я буду их поддерживать, хотя хорошо знаю, что Мишин и Тюлин будут против них. Разбором медико-биологических итогов полета Берегового установлено, что его работоспособность в первую половину первого дня полета была пониженной (иллюзии запрокидывания на спину через голову, неприятные ощущения в желудочно-кишечном тракте и др.). В последние три дня полета работоспособность Берегового была хорошей, но ему очень мешали язвочки, образовавшиеся под наклейками медицинских датчиков. Кроме того, из-за небрежности врачей он не смог открыть банки с мясными консервами и вынужден был довольствоваться более легкой пищей. В корабле было много пыли, особенно после разделения отсеков (по словам Берегового, она «вылезла» изо всех углов, затрудняла дыхание и очень мешала ему проводить наблюдения). Были и другие «мелочи», мешавшие работе и отдыху космонавта в полете. Врачи должны серьезно подумать об их устранении.

22 ноября.

Вчера состоялось заседание Госкомиссии по комплексу Н-1 — Л-3 под председательством С.А.Афанасьева. Присутствовали Крылов, Касатонов, Тюлин, Керимов, Казаков, Мордасов, Литвинов, Карась, Рязанский, Черток, Трегуб и многие другие. С докладами выступили Финогеев, Дорофеев, Уткин, Черток, Трегуб, Кузнецов Н. Д., Ардашисков, Кириллов, Охапкин и другие.

В предыдущих решениях Госкомиссии, принимавшихся в последние два года, называлось много сроков готовности ракеты Н-1 и корабля Л-3, но все они, включая последний срок — 25 ноября 1968 года, — были сорваны. В результате вчерашнего трехчасового заслушивания и обсуждения докладов удалось установить, что первый пуск ракеты возможен не раньше конца января 1969 года. Но и этот срок у многих вызывает большие сомнения. Еще хуже обстоят дела с кораблем Л-3. Ракета Н-1 прошла большой цикл испытаний (наземных) и готовится к первому испытательному пуску, а испытания корабля Л-3 даже и не начинались, и когда он будет готов, никому не известно. Группа космонавтов в количестве 20 человек для подготовки к экспедиции на Луну создана, но программа подготовки до сих пор не утверждена министром Афанасьевым из-за неясности с программой полета и оборудованием лунного корабля. Вчера я напомнил Афанасьеву о том, что программа подготовки космонавтов группы «Л-3», утвержденная Келдышем, Вершининым и Крыловым еще в марте этого года, уже восемь месяцев лежит без движения в Министерстве общего машиностроения. Вся эта бюрократия с утверждением программы пока несильно отразилась на подготовке космонавтов (все 20 кандидатов для полета на Луну по горло заняты по программам «Союз» и «Л-1»), но она очень характерна для стиля и планирования работы нашего ведущего министерства по космосу.

25 ноября.

22 ноября я устроил для Берегового встречу с Главкомом. Береговой преподнес Вершинину копию своего космического бортжурнала, карандаш, которым он писал в космосе, и три фотографии с дарственными надписями (одна из них подписана Береговым во время полета на «Союзе-3»).

От Главкома мы поехали на встречу с литераторами. Встречи космонавтов, побывавших в космосе, с деятелями литературы и искусства стали уже традиционными. Береговой сейчас заканчивает свой отчет об итогах полета и проводит собеседования со специалистами различных институтов и КБ — трудно отрывать его от работы, — но ради поддержания традиции пришлось это сделать. Берегового приветствовали Леонид Соболев, Евгений Рябчиков и другие. Встреча прошла очень хорошо.

В субботу 23 ноября закончились тренировки двух экипажей «Союзов» по переходу из корабля в корабль. Я наблюдал, как экипаж в составе Шонина, Филипченко, Горбатко и Кубасова проходил зачетное упражнение по переходу в условиях вакуума в ТБК-60. В ходе тренировок в ТБК-60 и полетов на невесомость на самолете Ту-104 выявились значительные трудности и даже опасности перехода. Теперь все мы, руководители и космонавты, ясно представляем себе все «узкие места» этой сложной операции. Одна их главных трудностей заключается в опасности перегрева космонавтов. Физические нагрузки, особенно большие при надевании скафандров, и эмоциональное напряжение повышают теплоотдачу переходящих космонавтов до 600—900 калорий в час, а скафандры рассчитаны на теплосъем, в три-четыре раза меньший. При таком соотношении выделяемого и снимаемого тепла температура в скафандрах довольно быстро поднимется и работоспособность космонавтов окажется резко пониженной (могут быть и более тяжелые последствия перегрева). Я дал указание космонавтам и врачам еще раз проанализировать процесс перехода и исключить из него все лишние движения и операции, а наиболее трудоемкие из тех, которые исключить невозможно, растянуть по времени. В ближайшие дни лично займусь графиком перехода, прежде чем окончательно его утвердить.

Сегодня мне позвонил председатель Госкомитета по кинематографии А.В.Романов и попросил принять кинорежиссера Юрия Егорова и писателя Юрия Нагибина, чтобы обсудить с ними возможность создания художественного фильма о Гагарине. Беседа с Егоровым и Нагибиным заняла около часа, Егоров произвел на меня приятное впечатление, а Нагибин мне не понравился. Я не обещал им большой помощи со своей стороны и вообще выразил сомнение в возможности создать в ближайшие годы хороший кинофильм о Юрии Гагарине.

26 ноября.

Почти два часа беседовал с Главкомом о наших планах на ближайшие 3—4 месяца. Надо признать, что над нами довлеет намерение США осуществить 21 декабря пуск «Аполлона-8» с тремя астронавтами на борту в облет Луны. Правда, на вопрос начальства: «Чем ответим американцам?» — мы стараемся не давать скоропалительных обещаний и защищаем ранее намеченные планы и сроки пусков. Американские, да и западноевропейские газеты, пытаясь напугать нас перспективой того, что мы не будем первыми на Луне, идут на откровенные провокации и много пишут в эти дни о «намерениях Советов послать людей в полет вокруг Луны раньше американцев», называя даже конкретные сроки такого полета — 8—12 декабря. Нет, мы не будем пытаться осуществить такой полет в декабре этого года, более того, мы не планируем выполнить его раньше февраля-марта 1969 года.

Мы значительно ближе, чем американцы, подошли к пилотируемому облету Луны: уже три наших технологических корабля вернулись на Землю со второй космической скоростью (два из них — после облета Луны). Мы многое знаем теперь о полете по трассе «Земля — Луна — Земля», но нам надо выполнить еще 1—2 технологических пуска, чтобы иметь ту степень уверенности, которая позволит нам сказать: «Да, мы готовы». Все мы великолепно понимаем, что даже после самой тщательной подготовки полета людей к Луне всегда останется значительная доля риска при его осуществлении, и мы ничего не будем делать из того, что может привести к дополнительному ее увеличению. Полет «Аполлона-8» связан со значительно большим риском, чем могли бы допустить мы. Но американцев можно понять — их корабли принципиально отличаются от наших: наши Л-1 уже летали в район Луны и возвращались на Землю без экипажей на борту, а американские «Аполлоны» не могут облететь Луну в беспилотном варианте. Для отработки своих кораблей американцы вынуждены рисковать потерей экипажа, мы же, имея корабли типа «Зонд-6», можем отрабатывать их без такого риска.

В ходе беседы с Вершининым я высказал ему свои соображения по дальнейшему продвижению по службе Георгия Берегового. Я сказал, что мне хотелось бы в недалеком будущем освободить генерала Кузнецова от должности начальника ЦПК и заменить его генералом Береговым. Решение о снятии Кузнецова созрело у меня более двух лет назад, и тогда же я начал готовить Гагарина к роли руководителя Центра. Но Гагарин погиб, а другого кандидата, способного с успехом заменить Кузнецова, у нас не было. Мне было ясно одно: руководителя космонавтов надо выдвигать из рядов самих космонавтов. Я внимательно изучил кандидатуры Николаева, Беляева, Титова, Леонова и пришел к выводу, что они еще недостаточно подготовлены к такой роли. Из числа космонавтов Береговой больше других отвечает требованиям, предъявляемым к должности начальника ЦПК, но и он не имеет опыта работы руководителем выше командира эскадрильи. Именно поэтому я решил дать Береговому возможность приобрести опыт самостоятельной работы руководителя, назначив его ответственным за выполнение программы «Союз».

Вершинин одобрил наши планы и мои намерения по продвижению Берегового, но на этом наша беседа не закончилась. Я вынужден был пожаловаться Главкому на маршала Захарова и генерала Брайко: эти уважаемые товарищи более четырех месяцев «маринуют» штаты на ТБК-150 и тренажер «Волчок». Оба эти объекта необходимы нам для тренировок космонавтов по программе «Л-3». На строительство и оборудование ТБК-150 и «Волчка» мы затратили свыше двух миллионов рублей, для их эксплуатации, согласно штатному расписанию, надо иметь 45–50 человек, но Генштаб не дает нам этой численности. Короче говоря, мы истратили рубль и не можем добавить к нему копейку, чтобы получить то, что нам так необходимо иметь. Главком при мне позвонил маршалу Захарову и с большим трудом уговорил его дать указание по оформлению штатов, но только за счет численности ВВС. Вершинин тут же приказал генералу Брайко довести это дело до конца.

28 ноября.

Умерли в один и тот же день два авиационных генерала: Пархоменко (сын легендарного комдива), вместе с которым я учился в академии, и Пахомов — он работал в ВУЗах ВВС и в ЦК ДОСААФ. Сегодня встретился мне в коридоре генерал-полковник П.И.Брайко и сказал: «Слышали? Умерли Пархоменко и Пахомов... Вот как получается — молодые генералы умирают, а старики все работают...» Да, Петру Игнатьевичу скоро стукнет семьдесят, но он сохранил большую работоспособность, хорошо выглядит и готов служить дальше.

Вчера провели заседание Госкомиссии по «Союзам». Заслушали короткие сообщения следующих товарищей: Трегуба, Юрасова, Северина, Воронина, Ершова, Рязанского, Богомолова, Браславца, Быкова, Уткина, Даревского, Кузнецова, Раушенбаха, Мнацаканяна, Азарова, Исаева и других. В заключительном слове В. П. Мишин подтвердил доклады главных конструкторов о готовности всех систем кораблей «Союз» № 12 и № 13. По мнению Василия Павловича, их можно отправить на техническую позицию космодрома 28 ноября, испытания кораблей на технической позиции займут 45 суток, пуск можно будет осуществить в период с 12 по 15 января 1969 года. Госкомиссия согласилась с предложениями Мишина. Я доложил, что космонавты Шаталов, Волынов, Хрунов и Елисеев и их дублеры до 25 декабря полностью закончат подготовку к полету.

Заседание прошло нормально, но были моменты, которые могли бы омрачить в целом неплохие результаты работ по подготовке предстоящего полета. Во время доклада Воронина Мишин заявил, что в бытовые отсеки обоих кораблей установлено по дополнительному третьему патрону СЖО и это дает возможность продлить полет каждого корабля до 4—5 суток. Воронин сказал, что патроны СЖО на кораблях не установлены и что только вчера этот вопрос рассматривался в МАП. Такое заявление Воронина поставило Мишина в смешное положение, он начал оправдываться, ссылаясь на решение технического руководства и укоряя Воронина в неисполнительности. Усилиями председательствующего К.А.Керимова назревавший скандал был приглушен, но все лишний раз убедились в нечеткой работе Мишина как технического руководителя (об этом говорили Северин, Кутасин и другие товарищи).

Я выступил с серьезными претензиями к Минздраву по итогам полета Берегового на «Союзе-3»:

1. Клей, применяемый для крепления медицинских датчиков, сильно раздражал кожу космонавта.

2. На борт корабля были заложены несвежие продукты, со дня изготовления некоторых из них прошло более полугода.

3. На космодроме было свыше 70 врачей и специалистов Минздрава, они неоправданно часто отрывали Берегового и его дублера от предстартовой подготовки, но не смогли обеспечить нормальную работу желудка космонавта в первый день полета и полное использование им рациона питания.

Мое выступление поддержали Мишин, Пономарев и Керимов. Решили указать руководству Минздрава на имевшие место ошибки и недостатки, с тем чтобы не допустить их в предстоящем полете.

На вчерашнем заседании Госкомиссии были представлены данные по первым пяти управляемым спускам кораблей «Союз».

По данным этой таблицы можно сделать следующие выводы:

1. Перегрузки при управляемом спуске в два-три раза меньше, чем при баллистическом.

2. При надежном освоении СУС расход рабочего тела при спуске может быть существенно снижен.

3. Корабли «Союз» при использовании СУС садятся, как правило, с недолетом (среднее значение недолета при посадке четырех последних кораблей — 38 километров).

29 ноября.

Сегодня я должен вылететь на Дальний Восток для участия в 50-летнем юбилее авиационного полка имени Ленина, базирующегося в Черниговке (станция Мучная). В этой воинской части я служил в 1929—1934 годах — тогда это была эскадрилья имени Ленина, — в ней я вырос от младшего летчика до командира отряда, там я обрел крылья, оттуда летал на Север спасать челюскинцев. Торжества по случаю юбилея намечены на 1 декабря, и хотя мне очень трудно отрываться от дел, но не побывать у однополчан в такой праздник я не могу. Вылет осложняется и плохой погодой в Москве: третий день держится плюсовая температура, влажность более 95 процентов, видимость на аэродромах менее километра, а местами густые туманы. Правда, днем можно было бы вылететь, но сегодня в 15 часов должно состояться заседание Госкомиссии по Л-1, на котором будут решаться многие принципиальные вопросы пилотируемого облета Луны, — не быть на таком заседании мне нельзя. Кроме того, на сегодняшний вечер намечено мое выступление в издательстве «Правда», но если представится возможность улететь, то придется послать в «Правду» Берегового. Остается надеяться, что удастся вылететь ночью (в последнем случае перенесем торжества в Черниговке на день позже).