По каким жизненным ступенькам надо подняться, чтобы стать начальником учебного заведения, где готовят инженерно-технический состав для работы на особых, авиационном и космическом, видах транспорта? Есть ли у последнего перспективы? Что могут дать космические полеты другим областям человеческой деятельности?

Об этом и о многом другом рассказывает Владимир КОВАЛЕНОК, летчик-космонавт, дважды Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации, начальник Военного авиационно-технического университета (в прошлом Военно-воздушной инженерной академии) им. Н.Е. Жуковского, доктор военных наук, профессор.

- Владимир Васильевич! Какие дороги привели деревенского паренька из Белоруссии в военную авиацию?

- Наверное, как и всех летчиков - тяга к неизвестности, сила фантазии, мечта при выборе цели и неукротимое стремление добиться ее достижения. Окончив школу в 1959 г., я сдал экзамены в Ленинградскую военную медицинскую академию, но тут узнал, что объявлен набор в Балашевское высшее военное авиационное училище летчиков, и оказался его курсантом, а в 1963 г. после окончания училища стал летчиком военно-транспортной авиации.

- Принято считать, что жезл маршала - всегда в ранце солдата, и все же, посещала ли вас в начале военной карьеры мысль о том, что среди более двухсот отечественных космонавтов именно Владимир Коваленок окажется одним из четырех генерал-полковников?

- Честно говоря, нет. Но когда я стал летчиком, почувствовал свои силы и возможности, оценил организаторские способности, пришла уверенность, что у меня есть и более высокие перспективы. Я, еще будучи лейтенантом, был назначен на должность командира корабля - большого военно-транспортного самолета, каким является АН-12. Это серьезный скачок, тешивший мое самолюбие: из детских воспоминаний оживали юные герои гражданской войны, наподобие Якира, командовавшего полком уже в 18 лет. Действительно, должность командира корабля поистине "золотая", позволяющая успешно стартовать в продвижении по ступенькам военной карьеры. Так со мной и произошло: за 30 лет - с октября 1963 по февраль 1993 года - я последовательно прошел дистанцию от лейтенанта до генерал-полковника авиации.

- Как известно, при приеме в отряд космонавтов предпочтение отдавалось летчикам-истребителям. Как удалось Владимиру Коваленку - летчику военно-транспортной авиации ВВС - нарушить это правило?

- В 60-е годы начался интенсивный набор в отряд космонавтов. Главные конструкторы космической техники видели ближайшую перспективу в создании ДОСов - долговременных орбитальных станций, для чего требовались прежде всего летчики, умеющие управлять большими системами и экипажами. Набирались пилоты не только из истребительной авиации, но и из дальней, и из военно-транспортной. Из военно-транспортной авиации нас пришло трое: Вячеслав Зудов, Геннадий Сарафанов и я. Но если первые двое попали в отряд сразу же в 1965 г., то мне еще пришлось два года летать в части, базировавшейся в подмосковном городке Чкаловском и специализировавшейся на поиске и эвакуации вернувшихся на Землю космических аппаратов, в том числе и спускаемых аппаратов пилотируемых космических кораблей. В 1967 г. я повторно прошел комиссию и в мае был зачислен в отряд космонавтов.

Новые космические технологии и их судьба

- Чем вам запомнилась работа в составе второй основной экспедиции на ДОС "Салют-6"? Какие научно-технические и медико-биологические исследования и эксперименты, выполненные вами, обладали особой новизной и необычностью?

- Эта экспедиция в 1978 году (с бортинженером Александром Иванченковым) продолжительностью почти в 140 суток для меня оказалась наиболее яркой после первого моего полета на корабле "Союз-25" в 1977-м. Мы смонтировали установку "Кристалл" и впервые в мире получили кристалл, искусственно выращенный в невесомости. Мы аккуратно вскрыли капсулу, где кристалл находился, и в ходе одного из телевизионных сеансов продемонстрировали его всему миру. Сейчас в космосе производят образцы промышленных кристаллов. Так что мы оказались у истоков перспективной космической технологии.

Очень большое внимание мы уделяли так называемым визуально-инструментальным наблюдениям. В частности, продолжили работу наших предшественников на ДОС "Салют-6" Юрия Романенко и особенно Георгия Гречко (ныне доктора физико-математических наук), занимавшегося проблемами астрофизики и физики верхней атмосферы.

Значительное время я посвятил изучению океана и исследованию природных ресурсов Земли. В частности, мне удалось вывести рыболовный флот Советского Союза в открытые воды Мирового океана за пределы 200-мильной экономической зоны. Открытый мной способ поиска и обнаружения биопродуктивных зон Мирового океана (за что я получил свое первое авторское свидетельство) принес большой экономический эффект: по тем деньгам около 20 млн. руб. в год. Капитаны судов признавали: посылаемые с орбиты координаты оказывали им неоценимую помощь в лове рыбы. Так, флотилия на Камчатке несколько суток стояла в "пустой" воде. Когда я через Центр управления полетами (ЦУП) отправил корабли на юго-восток километров на триста, в зону течения Куросио, они сразу же "сели" на хорошую биопродуктивную зону и буквально за сутки выполнили весь свой план.

Удалось мне нащупать и механизм формирования погоды. Это тоже результат визуально-инструментальных наблюдений, на сей раз за воздушными массами, причем никакой фотоаппарат не в состоянии передать движение арктических воздушных потоков, идущих по двум направлениям: один - минуя Гренландию, Атлантику, американский континент, а второй - через наши азиатскую территорию и Дальний Восток и дальше вдоль Тихого океана. А к ним навстречу устремляются мощные потоки из Антарктиды. И эти массы сталкиваются где-то в районе экваториальных широт, где происходит и своя циркуляция воздуха. Наблюдая визуально возникающую картину, можно было прогнозировать зарождение тропических циклонов, прохождение которых позднее действительно подтверждалось наземными наблюдательными пунктами. Выяснилось, что существует некий очень тонкий механизм, позволяющий приблизиться к объяснению загадок Бермудского треугольника. Именно в этом районе встречались воздушные массы, обладающие огромной энергией, и начиналась их "закрутка". Кстати, на "Салют-6", чтобы закончить программу "Интеркосмос", я совершил и свой последний, третий космический полет весной 1981 г. продолжительностью около 2, 5 месяца.

- Вы - первый среди космонавтов в мире, оказавшийся в экстремальных условиях начавшегося пожара на станции "Салют-6". Как вам удалось выйти победителем из этой драматической ситуации?

- Действительно, во втором полете, запомнившемся мне еще и выходом в открытый космос продолжительностью более двух часов для снятия научного оборудования и испытания новых скафандров, нам с Иванченковым довелось стать космическими пожарными. Причина пожара - технологическая. Его виновник - один из вычислительных комплексов навигационной системы "Дельта". По-видимому, на Земле был допущен брак. В ходе длительного полета припой расширился, и произошло короткое замыкание. Ситуация, прямо скажем, пренеприятная: большая задымленность, отравление продуктами возгорания, вызвавшее расстройство зрения. У нас, к счастью, были изолирующие противогазы, так что физиологические нарушения мы позднее восстановили. Главное, что мы очень четко сработали, и очень хорошо себя проявил Александр Иванченков. Он первым увидел огонь и тут же принял единственно верное решение - немедленно обесточил станцию, подав соответствующую команду (ее я запомнил на всю свою жизнь) через пульт постоянно действующих систем. Воцарилась тишина: прекратилась циркуляция воздуха. Я вовсю начал работать огнетушителем. Но наши беды на этом не закончились: жидкость огнетушителя оказалась электропроводной - пришлось отключать силовые разъемы. Бортинженеру я отдал команду готовить корабль к расстыковке со станцией, напряженно наблюдая за системой контроля негерметичности. В случае разгерметизации пришлось бы покидать станцию на нашем корабле "Союз-29". Но в конце концов ситуацию нам удалось локализовать.

- Это был экспромт?

- Конечно, нет. Подобные нештатные ситуации проигрывались на Земле при подготовке к полетам. Просто испытание выпало на нашу долю...

- Сейчас на околоземной орбите - международная космическая станция (MKC). Она - плод совместной российско-американской космической программы. Выполнение ее курируется межправительственной комиссией и комиссией специалистов Российского авиационно-космического агентства и Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства. Вы стояли у ее истоков. Как же начинались российско-американские космические отношения на нынешнем их этапе?

- В указанную комиссию я был рекомендован генералом армии, в те годы главнокомандующим ВВС, Петром Степановичем Дейнекиным в качестве независимого эксперта. Работа комиссии изначально складывалась непросто: над каждой из сторон довлели политические силы. Всем нам очень повезло в том, что у истоков стояли такие выдающиеся личности с огромным авторитетом, как Владимир Уткин и Томас П. Стаффорд. Первый - создатель знаменитой межконтинентальной баллистической ракеты SS-18 "Satan", генеральный конструктор одного из мощнейших космических транспортных средств - ракеты-носителя "Зенит", позже директор главного НИИ космической отрасли - ЦНИИ машиностроения. Второй - знаменитый астронавт, один из землян, побывавших на Луне .

Ключевыми проблемами стали финансирование развертывания МКС и обеспечение ее безопасности. Конечно, станции не угрожало столкновение с другими космическим аппаратами (как автомобилю на магистрали), но от так называемого "космического мусора" - частиц техногенного происхождения, иногда довольно крупных, ее защитить следовало.

Американцы в соответствии со своей методикой навязали нам создание для служебного модуля российского сегмента МКС дорогостоящей системы защиты от "космического мусора". Наша собственная методика имела наглядное подтверждение в виде натурного эксперимента - успешно функционирующей уже около 13 лет к тому моменту орбитальной станции "Мир". А когда мы начинали считать период ее "непробойного" (т.е. до разгерметизации) существования по американской методике, приходили к удивительной оценке: чуть больше года! Такой парадоксальный результат получался из-за того, что американцы все частицы определенного размера принимали за пробойные, не выделяя среди них "попутных", энергия которых, естественно, существенно меньше. Но кто-то из наших представителей, участвовавших в переговорах, подписал соответствующий обязывающий документ, и мы обязаны были ему следовать. Так что вопрос о необходимости разработки международных юридических норм, регламентирующих участие космонавтов и астронавтов различных стран в работе на орбитальных комплексах, давно назрел.

- 26 сентября прошлого года исполнилось 80 лет Военно-воздушной инженерной академии (ныне Военному авиациоино-техническому университету) им. Н.Б. Жуковского. Начальником этого учебного заведения вы являетесь уже 9 лет. Как вы считаете, нынешнему военному университету удается сохранять блестящие исторические традиции своей предшественницы?

- Мне повезло, что я пришел в коллектив, имеющий заслуженные славные традиции, заложенные еще основателем академии профессором Н.Е. Жуковским. И самое ценное - профессорско-преподавательский состав нашего университета. Невзирая на грандиозный развал, который поразил все наше общество, планка требований, традиционно предъявляемых к уровню подготовки наших курсантов, за девять лет моего руководства академией, как я считаю, не опустилась.

- Остается ли одной из главных задач нынешнего Военного авиационно-технического университета подготовка научных кадров для космонавтики из числа летчиков-практиков?

- Сегодня мы готовим инженерно-технический состав для авиации и Вооруженных Сил, в том числе и для космонавтики. Если первый отряд космонавтов прошел подготовку в ВВИА им. Н.Е. Жуковского, то и сегодня эта традиция до конца еще не утеряна. Из числа, выпускников нашей академии я могу назвать Юрия Маленченко и Юрия Лончакова - специалистов полета в экипажах "шаттлов" по программе сборки МКС (первый летал на корабле "Атлантис" в сентябре 2000 г., второй - на "Индевор" в апреле 2001 г.

- Человечество вступило в XXI век. Что нас ждет в области пилотируемой космонавтики?

- Если говорить о ближайших перспективах на 10-20 лет, то это дальнейшее строительство Международной космической станции и работа на ее борту. В данном проекте уже участвуют 16 стран, а может быть, их будет и больше.

Я смотрю все-таки с оптимизмом на наше участие в развертывании МКС. Думаю, что сохранятся возможности для российской космонавтики, изначально заложенные в проекте станции. В исходе противостояния с американцами полагаюсь на Президента РФ В, В. Путина, который с пониманием относится к существующим проблемам, в том числе и космическим... В более же далекой перспективе возможно создание целой флотилии многоразовых транспортных космических средств разных схем и для различных целей.