ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ*

* Главы из одноименного романа печатаются по книге: Ж. Ле-Фор и А. Графиньи «Путешествие на Луну». Спб., Изд. Сойкина, 1895.

Прошу читателя, покинув Землю, перенестись во внутренность обширного лунного кратера, около самой столицы Луны, славного города Маулидека.

Старичок, лежащий без чувств на дне кратера, — профессор астрономии Михаил Васильевич Осипов, поставивший себе целью проникнуть в неведомые планетные миры. После многолетних трудов и изысканий Михаил Васильевич добился своей цели и, упорно работая над взрывчатыми веществами, изобрел взрывчатое вещество большой силы, названное им в честь дочери Елены еленитом. С помощью этого вещества он решил отправиться в вагоне-ядре на Луну, избранную первою станцией межпланетного путешествия. Вместе с профессором должны были пуститься в далекий путь его дочь Елена и будущий зять — француз Гонтран Фламмарион.

Но, к сожалению, у профессора Осипова был соперник, добивавшийся подобной же цели, тоже астроном, профессор Теодор Шарп из Вены. Проведав, что его русский коллега уже находится на пути к цели, коварный немец, сгорая от зависти, заманил Осипова в Петервардейнскую крепость, а все захваченные у русского бумаги были отданы ему на просмотр. Узнав из них сущность планов Михаила Васильевича, Шарп решил сам осуществить таковые, он вошел в соглашение с богатым американцем Джонатаном Фаренгейтом. Американец увлекся мыслью побывать на Луне и дал Шарпу необходимые средства. Была сооружена на пустынном американском острове Мальпело гигантская пушка, заряженная еленитом, и это грозное орудие выбросило на Луну вагон с Шарпом и его лаборантом Шнейдером, а Фаренгейта они оставили на острове, причем американец едва не погиб в момент выстрела пушки.

Между тем Осипов томился в мрачной тюрьме. К счастью, Фламмарион случайно повстречал своего школьного товарища, инженера Сломку, и с его помощью устроил бегство Осипова из цитадели.

Несчастный старик очутился опять на свободе, но заветная мечта, составлявшая цель всей его жизни, рушилась, и он был в отчаянии. Тогда Фламмарион придумал другой план, еще более грандиозный и смелый: он предложил использовать могучую силу извержения вулкана Елтопахи и, утилизировав ее, перенестись на Луну. Михаил Васильевич с восторгом ухватился за эту мысль. Под наблюдением Сломки был изготовлен вагон-граната, и старый ученый вместе с дочерью и инженером отправился в Южную Америку, куда Фламмарион уехал еще ранее. По дороге путешественники захватили с собой Фаренгейта, который решил сопровождать их на Луну, чтобы найти там обманщика Шарпа и отомстить ему.

Вулкан превосходно выполнил свою роль пушки: вагон-граната с пятью пассажирами был выброшен из его жерла и унесся по направлению к земному спутнику. Мечта профессора Осипова сбылась: он ступил на почву Луны и увидел здесь своеобразных обитателей Луны, селенитов, развивших у себя высокую цивилизацию. Лунные жители радушно приняли земных гостей, скоро освоившихся с их языком, нравами и обычаями.

Изучив и исследовав населенное полушарие Луны, невидимое с Земли, Михаил Васильевич и его спутники предприняли изучение видимого полушария, представляющего из себя печальную, голую пустыню.

Здесь старый астроном полагал найти вещество, обладающее способностью концентрировать в себе двигательную световую энергию. Это драгоценное вещество было необходимо ему, чтобы иметь возможность с его помощью перенестись на другие планеты. Поиски были удачны, и путешественники уже собирались покинуть Луну, как вдруг они наткнулись на полуврытый в почву вагон Шарпа.

Когда путешественники проникли в вагон, то внутри его оказались два трупа. Это были Шарп и его спутник, которые, попав на Луну, не могли выйти из ядра, ставшего их могилой.

Сам Шарп, впрочем, оказался еще со слабыми признаками жизни, и путешественники захватили его с собой, окружив самым заботливым уходом. Но, несмотря на все старания, Шарп продолжал в течение двух недель оставаться в состоянии каталепсии.

Путешественники отыскали свой вагон, привели его в порядок и покрыли снаружи светочувствительным веществом. Отъезд был назначен в самый день конгресса, созванного селенитами в честь пришельцев с Земли. Обширный кратер, где должно было происходить собрание, был избран местом прощания с Луной, и путешественники заблаговременно перенесли сюда свой вагон. Фаренгейт решился остаться на Луне, у постели бесчувственного Шарпа.

Вдруг в самый день отъезда Шарп куда-то скрылся. Все поиски оказались напрасны, и, бросив искать, они отправились на конгресс. Оказалось, что Шарп нашел себе убежище в их же вагоне, откуда и появился во время собрания. Разъяренный Фаренгейт кинулся на него, но Шарп поразил его зарядом еленита. Произошел ужасный взрыв. Пользуясь суматохой, Шарп похитил Елену, скрылся с нею в вагоне и с быстротою молнии унесся по направлению к солнцу. Увидев это, Осипов упал в обморок, Фламмарион потерял голову от бешенства, и только один Сломка сохранил самообладание.

Несчастный жених обезумел от горя. Он кричал, проклинал похитителя, тщетно вглядываясь в пространство, где среди солнечного блеска нельзя было различить ничего.

— Гонтран! — говорил Сломка своему другу. — Гонтран!

Но, поглощенный горем, Фламмарион не слушал ничего.

Инженер перенес тогда свое внимание на старого ученого, лежавшего без чувств на каменистой почве кратера. Неподвижный, с бледным лицом, закрытыми глазами, старик походил на мертвеца.

— Гм... — пробормотал Сломка, оглядываясь кругом, — надо что-нибудь поделать: старик нуждается в тщательном уходе, а что касается Гонтрана, то еще немного, и он, право, сойдет с ума!

Тут только инженер заметил, что кратер, еще четверть часа тому назад сплошь наполненный толпами селенитов, опустел. Лишь вдали виднелись последние группы лунных жителей, направлявшиеся к отверстиям туннелей, которые чернели в стенах кратера.

«Эгоисты, — мелькнуло в голове Сломки. — Ни один из них и не подумает помочь нам в беде».

Чья-то рука опустилась на плечо Сломки. Он обернулся и увидел Телингу, селенита, служившего им проводником и переводчиком во все время их пребывания на Луне.

— А, это вы?! — воскликнул обрадованный Сломка. — Ну видали ли вы где-нибудь таких подлецов, как этот Шарп?!

Селенит молча покачал головою.

— Вам надо торопиться, — проговорил он.

— Торопиться?! — с недоумением переспросил Сломка.

— Да, уйти отсюда.

— Почему же?

— Ночь, — лаконически отвечал Телин-га, показывая рукою на горизонт.

Сломка взглянул и заметил, что вершины соседних гор и кратеров окутались тенью. В воздухе чувствовался холод. Лазурь неба, еще недавно сиявшая ослепительным блеском, потемнела, и на ней одна за другою начали загораться звезды.

Очевидно, приближалась долгая холодная лунная ночь.

— Брр... — поежился Сломка, вспомнив, что они находятся теперь уже на видимом полушарии Луны, где климат гораздо более суровый, ночи невыносимо морозные, а дни нестерпимо жаркие. — Мне на плечи словно кто-то набросил ледяной плащ!

— Нельзя медлить, — настойчиво повторил Телинга. — Все жители Луны уже скрылись в теплые внутренние жилища. Опасно и вам оставаться снаружи..

— Вы правы, — согласился инженер. — Я чувствую, как кровь стынет в моих жилах.

Проговорив это, Сломка взвалил на плечи старого ученого, схватил за руку убитого горем Гонтрана и в сопровождении Телинги направился к одному из туннелей.

У самого входа в туннель он вспомнил о Фаренгейте и побежал назад. Селенит последовал за ним.

Пораженный в грудь смертоносным снарядом Шарпа, американец лежал с застывшими чертами лица, остекленевшими глазами и стиснутыми зубами. Правая рука его судорожно сжимала рукоятку револьвера.

— Он, может быть, жив! — вскричал Сломка, подходя ближе.

Телинга покачал головой.

— Смерть и холод уже сковали члены мертвеца, — проговорил он своим гортанным голосом, — и вы видите перед собой только безжизненные останки.

— По крайней мере, я похороню его.

— Нет, — сказал селенит, — почва уже обледенела, и вы не в силах будете вырыть могилу. Да это и бесполезно: ночной холод сохранит тело от тления, а когда снова засияет солнце, тогда вы сделаете все, что найдете нужным.

— Нет, я все-таки не могу так оставить его. Будь что будет, а я возьму его с собой.

Сломка перетащил Фаренгейта в туннель, а оттуда перенес сначала Осипова, а затем американца по длинному коридору в обширную залу. Положив старика на постель, где прежде лежал Шарп, Сломка порылся в одном из своих многочисленных карманов и вытащил маленькую свечку, которую тотчас зажег. Мерцающее пламя озарило темную залу, придав ей еще более мрачный и угрюмый вид.

Он подошел к Фламмариону, сидевшему неподвижно, опустив голову на грудь. Прикосновение руки вывело его из апатии: он поднял голову и взглянул на своего приятеля.

— Ну, ну, Гонтран, очнись!.. — ободрительно проговорил инженер. — Будь мужчиной!.. Какого черта так нюнить... Я стыжусь за тебя!

Фламмарион сделал жест отчаяния и убитым голосом прошептал:

— Елена!

Сломка с досадой топнул ногой.

— Он все свое!.. Да разве хныканьем пособишь горю? Ведь не вернешь ты своими вздохами невесты!..

— Мне вернуть ее? Увы, она погибла... погибла навсегда. Ах, зачем этот злодей Шарп не убил и меня вместе с Фаренгейтом!

Сломка возмутился.

— Какой эгоизм! — воскликнул он. — А мы-то! Ты о нас, в частности обо мне, совсем не думаешь?

Фламмарион не отвечал. Он сидел, закрыв лицо руками.

— Да полно же, — продолжал утешать приятеля инженер. — Почему ты думаешь, что Елена погибла? Я, напротив, полагаю, что мы можем спасти ее...

Гонтран вскочил.

— Ты думаешь?!. У тебя есть план?!. Ты надеешься?!. — вскричал он, хватая своего друга за руку.

— Пока я не имею ничего в виду... — отвечал тот. — Но надежду терять нечего, мы можем пуститься в погоню за похитителем, мы можем вырвать у него добычу...

Тяжелый вздох прервал его речь: это очнулся от обморока Осипов.

— Увы, — дрожащим голосом проговорил он, — к чему пустые иллюзии, когда последняя надежда потеряна? Что вы говорите о погоне за Шарпом, когда, может быть, через несколько часов мы все будем холодными трупами!..

Инженер удивленно взглянул на старого ученого.

— Как, и вы отчаиватесь?! Ну, так слушайте же, — энергично произнес он, — если отец и жених отказываются помочь несчастной жертве похитителя, то я, я один приду к ней на помощь.

Гонтран горячо пожал руку друга.

— Располагай мною как хочешь, Вячеслав, — сказал он. — Я сделаю все, что ты скажешь, я всюду последую за тобой... Прочь отчаяние и слезы!

— Но вы забыли, — убитым голосом произнес Михаил Васильевич, — что, похитив наш вагон, мерзавец Шарп лишил нас средств не только покинуть Луну, но и существовать на ней. У нас нет ни припасов, ни пищи, ни воды.

— Но ведь живут же чем-нибудь селениты?

— Вы, по-видимому, совсем не обратили внимание на то, что мы до сих пор не пользовались пищей селенитов?

— Отчего же нам не питаться теперь их пищей?

— Я убедился, что она для нас совсем непригодна.

Ужасное известие сначала так ошеломило Гонтрана и его друга, что они не могли проговорить ни одного слова. Наконец Сломка опомнился.

— Умереть с голоду?.. — вскричал он. — Сделать девяносто тысяч миль на Луну только для того, чтобы умереть здесь с голоду?.. Но это просто смешно!.. Если бы земные астрономы могли видеть это, они лопнули бы от хохота у своих телескопов!

— Смешно или нет, это другой вопрос, — отвечал на выходку своего приятеля Гонтран. — Но факт, что у нас более нет съестных припасов, и с этим надо считаться.

Инженер бешено бегал по комнате.

— Нет! — остановился он через несколько минут. — Нет, я не согласен... Как? Нас трое, нам известны все тайны современной науки, и мы будем не в состоянии поддержать свою жизнь в этом мире?! Это невероятно!..

Фламмарион печально покачал головою.

— Ты обольщаешься, бедный мой Вячеслав... Найти систему передвижения, которая бы позволила нам пролететь миллионы миль, употребляя вместо лошади солнечный луч или электрический ток, — обозреть весь планетный мир, посетить Солнце и звезды, — все это пустяки. Но сделать котлету или бифштекс, не имея под рукой ни баранины, ни говядины, — признаюсь, это выше моих сил.

Инженер нетерпеливо пожал плечами.

— Честное слово, Гонтран, — вскричал он, — ты такой же буржуа, как и те, что каждый день толпами собираются к Дювалю, в дешевые рестораны Пале-Рояля набивать свои зобы... Ну неужели бифштекс и котлета, безусловно, необходимы для существования человека?! И это в XX веке, когда сделано столько химических открытий.

С этими словами инженер обратился к Михаилу Васильевичу.

Но старый ученый, оказалось, не слыхал ни слова из разговора приятелей: сидя на постели, он лихорадочно покрывал листки своей книжки длинными колоннами цифр.

— Шарп достигнет Венеры через двадцать пять суток пять часов сорок шесть минут и десять секунд, — воскликнул он, наконец поднимая голову. — А в соединении с Солнцем эта планета будет только через месяц, в этот момент Венера будет в наименьшем расстоянии от Земли, всего в двенадцати миллионах миль.

Снаряд Лe-Фора и Графиньи.

— Ого, порядочно! — заметил Гонтран. — Но я не понимаю, для чего эти вычисления?

— А для того, мой друг, — отвечал Сломка, перебивая ответ старого ученого, — что нам надо в этот месяц найти достаточно быстрое средство передвижения и, в свою очередь, перелететь на Венеру — догнать Шарпа и освободить Елену.

Осипов молча схватил руку инженера, крепко пожал ее.

— Смотри, Вячеслав, не слишком ли велики твои надежды?

— Эх! — воскликнул Сломка. — Я тебе повторяю, что нас трое, что нам не страшно ничто... Что касается лично тебя, Гонтран, то, право, твоя скромность и недоверие к собственным силам чрезмерны. Любовь к науке уже заставила тебя сделать чудеса, а любовь к Елене заставит сделать вещи еще более удивительные.

Несмотря на свое горе, Гонтран не мог удержаться от улыбки.

— Итак, — снова начал Сломка, — благодаря мошеннику Шарпу мы находимся в том же положении, в каком находился Робинзон на своем острове, с тою только разницей, что у Робинзона были хоть фрукты, а у нас...

Вдруг Сломка энергично ударил себя кулаком по лбу, выругался и со всех ног кинулся под кровать. Он вытащил оттуда объемистый ящик.

— Что такое?! — в один голос спросили удивленные Фламмарион и профессор. — Что это за ящик?

— Очень просто: вещественный знак душевной доброты Елены... Не желая покидать Шарпа без всяких средств к существованию, ваша дочь, Михаил Васильевич, оставила для него небольшой запас провизии.

Инженер открыл ящик, в котором оказалось несколько дюжин бисквитов и четыре коробки с консервами.

— О, у этого ребенка золотое сердце! — проговорил тронутый профессор.

— Успех обеспечен, — заявил Сломка.

— Как обеспечен? — спросил его приятель.

— Да ведь, чтобы построить аппарат для полета на Венеру, нужно время, значит, нужна пища.

— И ты думаешь, — перебил Друга Гонтран, внимательно осматривая содержимое драгоценного ящика, — что нам троим этого хватит на все время?

— Нет, конечно, но мы успеем устроить себе запасы других пищевых веществ.

— «Устроить»! Хорошее словечко! — воскликнул Гонтран. — Впрочем, может, ты и вправду хочешь фабриковать бифштексы и котлеты?

— Я просто отыщу способ приготовления таких веществ, которые бы могли быть усвояемы нашим организмом, помогая последнему восстанавливать истраченные силы.

Фламмарион пожал плечами.

— Ну вот, — заметил он. — Ты сам в конце концов приходишь к моей говядине и баранине.

— Эх, друг мой, — остановил приятеля Сломка, — очевидно, похищение невесты перевернуло у тебя вверх дном все мозги. Иначе ты сообразил бы, что твоя говядина на четыре пятых состоит из воды, и лишь одну пятую часть ее составляют твердые вещества, как альбумин, фибрин, креатин, желатин, хомарин и т. п.

— Прекрасно, — согласился Гонтран, — но воды ведь много и на Луне... Остается теперь, значит, приготовить альбумин, фибрин и прочее.

— И это лишнее, — объяснил Гонтрану профессор. — Некоторые из твердых составных частей мяса, например хондрин и желатин, совершенно не нужны, мы можем обойтись и без них. Что касается остальных, каковы фибрин и альбумин, то это суть тела сложные, состоящие из кислорода, углерода, азота и водорода, взятых в известной пропорции. Вот эти-то тела нам и надо приготовить: их будет совершенно достаточно для поддержания нашего организма. О приготовлении же говядины, хлеба и т. п. нечего и думать.

— Ага, понимаю! — воскликнул Гонтран. — Ну что же, станем питаться прямо альбумином, фибрином и проч., все лучше, чем умирать с голоду... Но ведь для химического изготовления нужны инструменты, а где мы их возьмем? Все лабораторные приборы увезены Шарпом.

— Нет, не все! - торжествующим тоном воскликнул Сломка.

Он бросился в темный угол залы и притащил оттуда еще какой-то ящик, который и положил у ног профессора.

— Это еще что такое? — спросил тот в удивлении. — Да вы просто волшебник, откуда что у вас берется...

— Вовсе нет.

— Ведь это мой ящик с химическими приборами... Как же он попал сюда?

— А помните, профессор, мы отложили его, чтобы исследовать перед отъездом состав лунной атмосферы. Ну за разными хлопотами дело не состоялось, про ящик мы забыли, а вот теперь он нам и пригодится!

— Да, брат, — обратился к Гонтрану молодой инженер, — с этим вот, — и он многозначительно постучал по крышке ящика, — мы, пожалуй, наделаем тебе и бифштексов и котлет.

Михаил Васильевич открыл ящик и не мог удержаться от радостного восклицания.

—Эндиометр, анероид, термометры, буссоль, трубки, эпруветки, реактивы! — стал перечислять он, любовно осматривая каждую вещь. — Прекрасно!

Пересмотрев все в ящике, старый ученый подумал несколько минут, потом начал:

— Ну-с, за дело... Приступим по порядку; прежде всего нам необходимо исследовать воздух, которым мы дышим, — неправда ли, дорогой Гонтран?

— Конечно, если... Конечно, если... — замялся Фламмарион, не зная, что ему ответить.

Михаил Васильевич считал своего будущего зятя великим ученым, лишь потому он и согласился на брак его с Еленой. Между тем можно было без всякой ошибки назвать Гонтрана круглым невеждой в науках. Только благодаря своему доброму гению Сломке, Гонтрану и удавалось скрывать свое невежество от профессора. Молодой инженер пришел, как всегда, на помощь приятелю.

— Какой же способ вы думаете применить, профессор? — обратился он к Михаилу Васильевичу.

Тот задумался.

— Гм... Видите ли, сначала я хотел употребить эндиометрический способ Гей-Люссака, но, как вы знаете, он дает показания лишь приблизительной точности, тогда как нам теперь нужны данные совершенно точные.

— В таком случае примените фосфор, — посоветовал Сломка, — это и просто и хорошо.

Михаил Васильевич молча кивнул головой и взял стеклянную коробку, в которой лежали реактивы, переложил их в другое место, а коробку наполнил дистиллированною водой. Затем он отыскал в ящике градуированную эпруветку и погрузил ее отверстием в воду таким образом, что внутри ее содержалось ровно сто кубических сантиметров воздуха. Операция закончилась тем, что профессор ввел внутрь эпруветки палочку фосфора.

— Объясни мне, пожалуйста, в чем тут дело? — прошептал Гонтран на ухо Сломке.

— Очень просто: фосфор должен поглотить весь кислород, в эпруветке останется один азот, а по его количеству старик легко вычислит состав лунного воздуха...

В этот момент вблизи послышалось легкое трещание свечи. Сломка оглянулся и увидел, что последняя догорела и готова погаснуть.

— Ого, мы скоро очутимся в потемках, — заметил он.

— Как же быть? — спросил Гонтран.

— Как быть? А мы устроим лампу, — разрешил недоумение молодого человека профессор.

Он вынул из ящика две склянки, содержащие терпентин и спирт, налил той и другой жидкости в третью склянку поровну, всунул в горлышко расщипанную бечевку и зажег. Импровизированная лампа с успехом начала выполнять свое назначение.

«Ох, эти ученые люди!» — подумал изумленный Гонтран.

Между тем старый ученый принялся за новое дело.

— Узнав состав лунной атмосферы, — сказал он, — нам нужно исследовать и состав лунной воды. Конечно, легче всего для этого разложить последнюю в вольтметре электрическим током. Вольтметр устроить легко, но как добыть ток?

— Можно сделать вольтов столб, — предложил инженер. — Цинковых кружков можно наделать сколько угодно из того же ящика: он ведь весь из цинка. Медные кружки тоже найдутся: соберем всю медную монету, какая у нас есть, кроме того, коробки с консервами сделаны из меди. Остается, значит, приготовить суконные кружки. На их изготовление я пожертвую полу своего пальто.

— Этот способ разложения воды далеко не нов, — объяснил Сломка Гонтрану, — еще в 1800 году Никольсон и Карлейль применили его для анализа воды.

Предложение инженера было одобрено профессором, и все усердно принялись за изготовление вольтова столба.

— А что делается с фосфором? — спросил во время работы Гонтран.

— Ах да, я и забыл! — воскликнул Михаил Васильевич, подбегая к аппарату для анализа воздуха. — Однако это любопытно, — прибавил он, кидая взгляд на эпруветку.

— Что такое? — спросил Сломка, перекладывавший медные и цинковые кружки вольтова столба смоченными в серной кислоте кусочками сукна.

— Оказывается, лунный воздух состоит не из семидесяти девяти частей азота и двадцати одной кислорода, как земной, а из равных частей того и другого газа.

— Оттого-то нам и дышится здесь так хорошо, несмотря на уменьшенное против земного атмосферное давление, — отозвался инженер.

— Теперь примемся за анализ лунной воды. Столб готов?

— Готов.

Михаил Васильевич устроил из широкой воронки и двух эпруветок вольтметр, налил в него подкисленной лунной воды и провел ток от вольтова столба. Мгновенно вода стала разлагаться, причем ее кислород стал собираться в одной эпруветке, а водород в другой.

Профессор задумчиво наблюдал анализ воды, поглаживая свою бороду.

— О чем вы задумались, Михаил Васильевич? — прервал наступившую тишину Сломка.

— Да все о том же: у нас есть кислород, есть водород, есть азот. Все это добыть легко, но откуда взять углерод и в каком виде.

Старый ученый опять задумался.

— А графит? — вдруг воскликнул он. — Ведь это чистый углерод, а его на Луне сколько угодно. Ну, теперь дело в шляпе. Из воды мы добудем кислород и водород, из воздуха — азот, а из почвы — углерод. Когда же запасы пищевого материала будут обеспечены, — проговорил Михаил Васильевич, с отеческою нежностью смотря на своего будущего зятя, — тогда я прибегну опять к вашей гениальной изобретательности, чтобы изыскать средство догнать Шарпа и вырвать из его когтей добычу.

Гонтран воскликнул дрожащим голосом:

— Я готов умереть за вашу дочь, профессор!

Тем временем практичный Сломка еще раз проверил количество припасов, оставленных девушкой для Шарпа.

— Михаил Васильевич, Гонтран, — обратился он к своим товарищам. — Мы должны поторопиться с работой над пищевыми веществами; у нас всего тридцать три сухаря и четыре коробки консервов, по полфунту каждая... Этого хватит не более как на четыре дня.

Глубокий вздох раздался в углу залы.

— Это что такое? Тут кто-то есть? — обеспокоился Осипов.

— Фаренгейт! Мы и забыли совсем о нем.

Сломка и Гонтран бросились к Фаренгейту, лежавшему на полу. Американец пришел в себя, но, видимо, ничего не сознавал. Он смотрел тупым, бессмысленным взглядом перед собой.

— Что с ним? Что-то больно он тих и спокоен, не кончается ли взаправду? — говорил Сломка.

— Он оглушен взрывом, немножко спокойствия, дня два полежит в кровати и придет в себя, — утешал Осипов.

Друзья устроили Фаренгейта поудобнее в кровати, положили на голову ему холодный компресс и принялись под руководством Осипова за работу по добыванию пищевых продуктов.

— Я не могу больше, Вячеслав!

— Ну еще немножко бодрости!

— Эх, бодрости у меня сколько угодно... Да голодный желудок настойчиво заявляет свои права.

Гонтран произнес эти слова таким плачевным тоном, что его приятель почувствовал сострадание. Он бросил свою работу: сгущение азота и кислорода с помощью нагнетательного насоса — и принялся утешать Фламмариона.

— Как, ты не можешь попоститься два дня? Стыдись!.. Какой из тебя выйдет исследователь?!

Фламмарион горестно воскликнул:

— Я готов отрезать себе руку, чтобы приготовить котлетку или бифштекс!

— Какая фантазия! — улыбнулся инженер,

— И право, я готов привести ее в исполнение. Моя голова идет кругом, мысли путаются. О, как я голоден! — вздохнул Гонтран.

— А есть нечего... Бедный мой Гонтран... — проговорил Сломка, пытаясь шуткою развеселить друга. — Но погоди немного, Михаил Васильевич добьется успеха... Ты сам видишь, как это трудно.

— Если этот успех будет достигнут еще через несколько часов, то боюсь, что он застанет меня уже мертвым, — печально сказал Гонтран.

Он не успел договорить, как старый ученый, возившийся в другом углу залы над своими аппаратами, торжественно воскликнул:

— Гонтран! Сломка!..

Молодые люди поспешно кинулись к профессору и прибежали как раз вовремя, чтобы поддержать его: до сих пор энергично боровшийся с голодом, старый ученый не выдержал и зашатался. Он указал рукою на кристаллизатор с каким-то черноватым клейким веществом и прошептал:

— Здесь!.. Ешьте!..

Голова старика бессильно повисла, глаза сомкнулись, колени подкосились.

Оба приятеля в ужасе переглянулись.

— Он умер! — вскричал Гонтран.

— Нет, это просто обморок, — успокоил его инженер. — Помоги-ка мне перенести его на постель, а потом посмотрим, что у него получилось.

Уложив бесчувственного профессора в постель, молодые люди вернулись к аппаратам и стали рассматривать добытое Михаилом Васильевичем пищевое вещество.

— Брр!.. — проговорил Гонтран с гримасой отвращения. — Значит, придется питаться этой дрянью?

— Я думаю.

— Ну делать нечего, черт возьми!.. Есть-то очень хочется... Уф, словно солодковая паста!

Сломка открыл кристаллизатор и вынул из него при помощи ножа кусок вещества, пожевал и проглотил.

— Ну что, вкусно? — спросил Гонтран.

— Ничего себе... Немножко приторно, но это пустяки... Впрочем, попробуй сам!

Сломка добыл из кристаллизатора новую порцию вещества, и Гонтран проглотил ее, зажмурившись, с отчаянной гримасой.

— Брр!.. И ты думаешь, что этого будет достаточно для нас, чтобы не умереть с голоду?

— В теории — да, — отвечал инженер. — Впрочем, мы скоро сами узнаем, что с нами будет.

Сломка зацепил новый кусок драгоценного вещества и, отправившись к постели профессора, вложил пищу в рот последнего. Что касается его приятеля, то он принялся наблюдать, какое действие произведет на его организм прием странного кушанья.

— Удивительно! — пробормотал он наконец. — Моя голова приходит в порядок, мысли становятся правильнее, вой желудка замолк... А как ты себя чувствуешь, Вячеслав?

— Я? Я чувствую себя так же, как если бы сейчас вышел из-за стола после самого изысканного обеда.

— В самом деле? Жаль только, что наше питание выйдет несколько однообразным, — с печальной миной заметил Гонтран.

— Ну пошел!.. — махнул на него рукою Сломка. — Неужели ты только и живешь для того, чтобы есть? Я, наоборот, ем, чтобы жить...

В эту минуту Михаил Васильевич открыл глаза и с удивлением осмотрелся кругом.

— Что это? — проговорил он слабым голосом. — Я, кажется, спал?

— Нет, профессор, вы умирали с голоду, — отвечал инженер.

Старый ученый приложил руку ко лбу.

— Ах, в самом деле!.. Я припоминаю!.. — прошептал он.

Затем, вдруг вскочив с постели, Михаил Васильевич бросился к своим спутникам и обнял их, восклицая:

— Мы спасены! Мы спасены!..

— Гм... — проворчал Гонтран. — Так-то так, а все же я с большим удовольствием съел одну или две котлеты.

Старик пожал плечами.

— Будьте довольны и тем, что теперь в состоянии изыскать средства, чтобы преследовать Шарпа.

— Я предлагаю, — поспешил заявить Фламмарион, услыхав о Шарпе, — отправиться в горы Вечного Света!

— Это еще зачем? — спросил его приятель.

— Чтобы отыскать вагон, в котором приехал похититель, приспособить его с помощью светочувствительного вещества к путешествию на Венеру и затем, не теряя времени, пуститься в погоню...

Инженер покачал головою.

— Бедный мой друг, — заметил он, — ты забываешь, что такой аппарат понесется прямо к Солнцу, а чтобы попасть на Венеру, нам нужно, чтобы планета находилась как раз на нашем пути. Но Михаил Васильевич уже вычислил, что на путешествие до Венеры при помощи светочувствительного вещества потребуется в крайнем случае двадцать пять суток...

— Ну, так что же?

— Как что?! Но ведь до соединения Венеры с Солнцем, то есть до того времени, когда она станет на прямой линии между центральным светилом и Луною, остается всего-то двадцать пять дней. Отними отсюда время, необходимое для отыскания вагона, для переделки его и так далее... Когда же мы будем в состоянии пуститься в путь? Дней за десять до соединения Венеры, в самом благоприятном случае... Следовательно, мы уже захватим эту планету на нашем пути, она отойдет далеко в сторону, а мы понесемся к Солнцу и погибнем в его раскаленной фотосфере...

— Тогда поедемте иначе! — запальчиво вскрикнул Гонтран. — Как бы там ни было, мы должны догнать этого мерзавца!

Сказав это, молодой человек горестно склонил голову.

— О, — прибавил он убитым голосом,— видно, наука и знание лишь пустые слова!..

Сломка и старый ученый хотели ободрить его, но за дверьми залы послышались чьи-то шаги.

— Кто это там? — пробормотал Михаил Васильевич. — Верно, Телинга...

Догадка старого ученого была совершенно справедлива: скоро на полуосвещенной стене и на полу залы обрисовалась гигантская тень селенита.

— Привет вам, друзья, — металлическим голосом произнес Телинга.

— Привет и вам, — отвечал профессор. — Каким образом вы бодрствуете, когда все ваши соплеменники погружены в глубокий сон?

Лунная дама по Ле-Фору и Графиньи.

— Я иду из Вандунга и несу вам вести...

— Вести? — в один голос спросили путешественники. — О ком?

—- О том земном жителе, который похитил ваш аппарат и молодую девушку.

Старый ученый от изумления не мог выговорить ни слова. Гонтран кинулся к Телинге и задыхающимся голосом спросил:

— Итак, этот негодяй упал обратно на Луну?! О, если бы мне удалось встретиться с ним!

— Упал обратно?.. Но это немыслимо... Шарп должен достичь Венеры... — воскликнул ученый.

Велика была любовь старика к дочери и ненависть к ее похитителю, но страсть к науке была еще сильнее, оттого он предпочитал лучше, чтобы Шарп при помощи изобретенного им способа передвижения добрался до Венеры, чем чтобы его вычисления оказались ошибочными.

Селенит покачал головою.

— Тот, кого вы называете Шарпом, — произнес он, — и не думал падать обратно. Напротив, он с быстротою молнии продолжает нестись на Тихи, но достигнет ее, однако, не раньше, чем Солнце позолотит вершину Вандунга.

— Это невероятно! — отозвался старый ученый. — Шарп делает по 75 тысяч километров в час и находится в пути уже шестые сутки, следовательно, уже около двух с половиною миллионов миль отделяют его от Луны... На подобном расстоянии даже сильнейший телескоп не в состоянии различить тела столь ничтожных размеров, как наш вагон.

— Однако из слов Телинги ясно, что за полетом кто-то следит, — возразил профессору Сломка и обратился к селениту с вопросом на языке обитателей Луны.

— Не правда ли, ведь астрономы обсерватории Вандунга наблюдают за движением беглеца?

— За его полетом действительно следят, — отвечал спрошенный, — но не мы, селениты.

— Так кто же?

— Обитатели Тихи, планеты, называемой вами Венерой.

Михаил Васильевич и оба его спутника были в полном недоумении.

— Разве между Луной и Венерой устроен оптический телеграф?! — вопросительно сказал Гонтран.

— Что ты! — остановил приятеля инженер.

— Нет, не «что ты»... — перебил последнего, в свою очередь, старый ученый. — Очень вероятно, что догадка Гонтрана вполне справедлива... Расскажите, пожалуйста, — прибавил он, обращаясь к селениту, — каким образом вы сноситесь с жителями Тихи?

— Уже несколько веков, как наши астрономы заметили на поверхности этой планеты блестящие точки, постоянно изменявшиеся в своей форме и группировке. После многих догадок они решили, что это сигналы, которыми жители Тихи обмениваются с обитателями других небесных тел. Когда таким образом настоящее значение точек было понято, лунные астрономы постарались организовать устройство ответных сигналов...

— Ну и какой же способ выбрали они? — спросил профессор.

— Способ очень простой: дело в том, что на поверхности нашей планеты в изобилии находится металл, электропроводимость которого резко меняется в зависимости от силы падающего на него света...

— Это селен! — воскликнул Сломка.

— Да перестанете ли вы соваться со своими непрошеными объяснениями?! — прикрикнул на него рассерженный ученый.

Инженер прикусил язык, и Телинга хладнокровно продолжал:

— Из этого металла мы устроили огромных размеров рефлектор, и к центру его провели нити от электрического генератора и аппарата для передачи слов...

— А действие этого аппарата? — спросил старый ученый.

— Действие очень просто, — отвечал селенит. — Оно основано на превращении звуковых волн в световые, которые несутся через пространство на Тихи и собираются обитателями последней при помощи подобного же аппарата. Аппарат этот, кроме того, производит обратное превращение световых волн в звуковые, и в результате наши небесные братья получают возможность слышать наш голос, как если бы мы были отдалены не громадным пространством, а всего несколькими шагами. В свою очередь, и мы имеем ту же возможность.

— Это чудесно, чудесно, — проговорил вполголоса старый ученый, задумываясь.

Шарп и даже похищение дочери были теперь далеко от него. Его ум был всецело занят мыслью о взаимных отношениях двух миров, разделенных пространством в двенадцать миллионов миль.

Сообщение Телинги о сношениях Луны с Венерой заставило глубоко задуматься слушателей селенита.

Вдруг какая-то мысль заставила Гонтрана поспешно вскочить с места.

— А ведь это идея, над которой стоит подумать! — воскликнул он, приставляя палец ко лбу. — Отчего и нам не воспользоваться световыми лучами так же, как ими пользуются обитатели Луны?!

Михаил Васильевич и Сломка с удивлением посмотрели на него.

— Ну да!.. Что же тут удивительного? — проговорил тот. — Сколько раз вы сами говорили мне, что свет, теплота, звук, электричество — все это лишь виды одной и той же силы, виды, способные переходить один в другой! Отчего же не попытаться и в данном случае применить подобное превращение: отчего не превратить свет в электричество и последнее употребить в качестве двигателя?! Тогда мы смело могли бы догнать Шарпа и освободить его жертву.

— Я все-таки не совсем понимаю вас, — отозвался профессор.

— Извольте, я выскажусь яснее... Свет есть не что иное, как колебание эфира?.. Так?.. Прекрасно. Теперь предположим, что значительное количество таких колебаний отражено при помощи огромного зеркала прямо по направлению к Венере, — что тогда выйдет? Конечно, световые волны со страшной быстротой понесутся в пространство и достигнут последней планеты. Обитатели Луны пользуются этим, чтобы передавать звуки своего голоса, а мы воспользуемся, чтобы перенестись самим.

Сломка хотел уже привести своему приятелю тысячи возражений, как вдруг Телинга, до сих пор молча прислушивавшийся к разговору, происходившему по-селенитски, объявил, что подобный аппарат у них есть готовый в обсерватории Вандунга.

— Вот видите! — вскричал торжествующий Гонтран.

Старый ученый не знал, верить ли ему своим ушам; что касается инженера, то он обратился к селениту с просьбою описать устройство прибора.

— Вы можете когда угодно увидеть его сами, — отвечал тот.

— Удивительно!.. Удивительно!.. — мог только проговорить Михаил Васильевич. — Где же этот аппарат?

— Его отдельные части хранятся в галереях Бандунга.

— Его применяли когда-нибудь?

— Нет, хотя он построен уже десятки лет тому назад, и сам изобретатель его успел уже умереть. Дело в том, что наше тогдашнее правительство, не желая нарушать безмятежного счастья, царившего на нашей планете, не решилось допустить сношений с миром, которого ни нравы, ни цивилизация не были нам известны. Аппарат был конфискован и сложен на хранение в обсерватории, где лежит и до сих пор.

— А как вы думаете, разрешат нам воспользоваться этим аппаратом теперь? — спросил селенита профессор.

— Я думаю... Я не вижу, по крайней мере, причины, почему бы вам могли отказать.

— О, это было бы такое счастье... такое счастье... — проговорил старый ученый, представляя себе полет в междупланетном пространстве.

— Но вот какое затруднение, — обратился к нему Сломка, — раз отраженный свет является двигателем прибора, во всяком случае довольно тяжелого, то необходимо огромное количество световых лучей, чтобы привести его в движение. Мне кажется, нужен рефлектор, имеющий не менее километра в диаметре.

— Почему же?

— Как почему? Подумайте, что ведь этот аппарат должен пролететь 12 миллионов миль!.. Двенадцать миллионов!.. Какая масса света должна быть превращена в механическую двигательную энергию!

— Ну, положим, что это расстояние смело может быть уменьшено вдвое, — возразил профессор, — нам ведь надо лишь долететь до пояса равновесия, а там аппарат понесется просто в силу своей тяжести.

— Все-таки... — начал инженер. Телинга прервал его:

— Изобретатель прибора вычислил, что для движения его совершенно достаточно такого количества солнечных лучей, какое может быть отражено параболическим зеркалом, имеющим пятьдесят метров высоты и двести пятьдесят ширины.

— Все равно, — возразил инженер, — где мы достанем и такой рефлектор?

— Он хранится в разобранном виде вместе с аппаратом.

— Удивляюсь, Вячеслав, что у тебя за манера вечно спорить?! Вычисли-ка лучше, когда мы достигнем Венеры, если действительно будем лететь туда, движимые светом!

Но вычислением уже занялся старый ученый. Дрожащею от нетерпения рукою он писал цифру за цифрой в своей неразлучной книжке, вычитал, делил, умножал...

— Пять земных суток! — вскричал он наконец. — Только пять суток. Ровно через сто двадцать часов мы будем на Венере! Неужели пять суток? — прибавил он. — Значит, мы достигнем Венеры раньше, чем Шарп?

— Да, если бы мы отправились сейчас, — с улыбкой отвечал инженер. — Но ведь ночь продолжится еще сотни часов, и, когда мы наконец пустимся в дорогу, Шарпу останется пролететь всего каких-нибудь три миллиона миль. Но это неважно, прилетим мы на Венеру раньше или позже Шарпа. Самое важное, чтобы все части аппарата оказались в целости и мы могли бы ими воспользоваться.

— О, за это я вам ручаюсь, — отозвался Телинга.

— Гонтран... мы забыли о Фаренгейте! Его ведь тоже надо покормить.

Оказалось, что Сломка вовремя вспомнил о Фаренгейте. Американец начал обнаруживать первые признаки сознательного отношения к окружающему.

— Есть!.. Есть!.. Есть!.. — чуть слышно повторял Фаренгейт, лежа на кровати, все еще не в силах встать.

Сломка взял большой кусок пищевого экстракта и препроводил его в рот американца, который с жадностью проглотил пищу. Действие было почти волшебное: Фаренгейт потянулся, словно пробудившись от сна, широко открыл глаза и хотел встать, но пошатнулся, упал на кровать и снова заснул.

Наконец прошла долгая лунная ночь, продолжающаяся две земные недели, и наступило утро такого же долгого лунного дня. Едва первые лучи солнца, позолотив вершины гор, начали сеять свет и теплоту на невидимом полушарии Луны, как селениты под руководством Телинги уже принялись за дело.

Они перенесли на вершину горы Вандунг, господствовавшей над Маулидеком, огромные зеркала для отражения солнечных лучей в фокус гигантского рефлектора, селеновые пластинки, аппарат, и наконец на нескольких небольших аэропланах были отряжены селениты в горы Вечного Света, чтобы отыскать там и привести в Маулидек вагон Шарпа.

Михаил Васильевич и его спутники, тщательно изучив систему аппарата, совещались о мерах, какие следует принять, чтобы безопасно добраться до Венеры.

Прибор, предоставленный в распоряжение земных гостей селенитами, представлял собою целый шар из селена, имевший до десяти метров в диаметре. В нижней части шара находилось отверстие около метра в поперечнике. Четыре трубки, утвержденные в этом отверстии крестообразно, служили подпорами для оси из селена, которая оканчивалась вверху большим кругом, а над последним возвышался пол камеры, служившей для помещения путешественников. Отношение этой камеры к окружавшему ее шару было таково, что она оставалась неподвижной, тогда как шар вращался вокруг нее с огромной быстротой. Это достигалось устройством, похожим на то, какое дают обыкновенно вращающимся башням в обсерваториях, то есть круг, которым оканчивалась ось, мог скользить по дну камеры при помощи бронзовых катков.

Благодаря распорядительности Телинги и усердию селенитов сборка аппарата и громадного рефлектора быстро шла вперед. Михаил Васильевич и его спутники мечтали уже о чудесах нового мира, не ведомого никому из обитателей Земли.

Вдруг какое-то новое опасение затуманило довольную физиономию старого ученого. Еще минута, и карандаш опять забегал по страницам его записной книжки, выводя столбцы знаков и цифр.

— Что такое? — спросил обеспокоенный Гонтран.

Не отвечая на вопрос, профессор подбежал к Телинге и торопливо спросил его:

— На сколько человек рассчитан аппарат?

— На двух.

Ученый сделал отчаянный жест.

— «На двух»?.. Значит, мы не долетим до сферы притяжения Венеры ровно девятьсот восемьдесят тысяч километров.

— Почему? Не может быть!.. — в один голос испуганно проговорили Гонтран и Сломка.

— Нет, может... Взгляните на мои вычисления: тут нет ошибки...

Сломка схватил протянутую книжку и принялся торопливо производить проверку.

— Да, сомнений нет, — со вздохом проговорил он, — при данном весе аппарата и величине рефлектора, служащего источником двигательной силы, только два человека могут долететь до пояса междупланетного равновесия. Лишний вес, будь он даже не более десяти килограммов, уже в состоянии настолько ослабить полет прибора, что он не достигнет пояса притяжения Венеры и упадет обратно на Луну...

Путешественники молча переглянулись друг с другом.

— Выход один, — прервал наконец молчание профессор, — кто-нибудь из нас должен остаться на Луне.

— Конечно, я, — отозвался Сломка. — Вы отец жертвы Шарпа, а Гонтран ее жених... Один я...

Михаил Васильевич вопросительно взглянул на Фламмариона. Но Гонтран не мог обойтись без Сломки, служившего источником всех его познаний. Без него старый ученый скоро увидит полное невежество своего будущего зятя, и тогда не видать ему Елены, хотя бы даже и удалось вырвать девушку из когтей Шарпа. Гонтран стал горячо протестовать против самоотверженного предложения инженера.

— Нет, нет! - воскликнул он. — Вячеслав мой лучший друг. Я не могу расстаться.

— Но что же делать, если это необходимо, если другого выхода нет? — уговаривал его Михаил Васильевич.

Никакие уговоры не действовали. Гонтран упрямо стоял на своем.

— Я вижу, что вы предпочитаете оставить свою невесту на произвол судьбы! — рассердился наконец Осипов.

Молодой человек молчал.

— Нашел! — вдруг радостно вскричал он. — Дело очень просто. К чему нам оставлять Вячеслава, когда того же можно достичь, уменьшив вес самого аппарата?!

— Как же это?!

— Да хоть отделивши от него какую-нибудь часть!

Профессор стал обдумывать предложение Гонтрана, но Сломка первый указал на его недостатки.

— Нет, это не годится, — заметил он. — Во-первых, отняв какую-нибудь часть от аппарата, мы нарушим его симметрию и, стало быть, помешаем правильности его полета; во-вторых, двигательная сила аппарата с уменьшением его поверхности, несомненно, сама тоже уменьшится...

— Да, да, это не годится! — подтвердил профессор.

— Ну тогда придумайте что-нибудь другое, а без Вячеслава я не поеду.

— Да что же придумать? — пожал плечами Михаил Васильевич. — Ведь нельзя же, в самом деле, оседлать солнечный луч и таким образом отправиться на Венеру!..

К путешественникам подошел Телинга, заявляя, что вагон Шарпа привезен из области гор Вечного Света. Старый ученый поспешил осмотреть его, и оба друга остались одни.

— Нет, как хочешь, Вячеслав, а ты должен отыскать какое-нибудь средство, — настаивал Гонтран.

Инженер покачал головой.

— Право, не знаю, а впрочем... Пойду подумаю!

И Сломка отправился во внутреннюю залу, служившую местопребыванием, а Гонтран остался наблюдать за работой селенитов.

Через час инженер вышел из туннеля.

— Ну? Нашел?! — подбежал к нему Гонтран.

Инженер улыбнулся.

— Нашел.

— Что же?

— Видишь ли, сначала мы отправимся в путь на этом аппарате, пока сила действия световых лучей не начнет ослабевать. Тогда мы покинем аппарат...

— Покинем?.. — перебил Сломку Фламмарион. — Ты, должно быть, шутишь! Как же это мы понесемся в пространстве?

— Успокойся, успокойся, милый мой! — говорил, покатываясь от смеха, инженер. — Нам вовсе не придется делать кувырколегий в пространстве, как ты предполагаешь... Мы по-прежнему останемся в той же камере, которая будет нашею каютой и в первое время пути.

— Но ведь эта камера — часть аппарата?

— Теперь да; но вот тут-то и весь секрет моего плана: мы сделаем так, чтобы она могла в любой момент отделиться от аппарата. А ведь сделать это нехитро: стоит лишь отвинтить гайки у стержней, при помощи которых камера укреплена в центре прибора.

— Ага, понимаю! — вскричал Гонтран. — Ты, стало быть, думаешь устроить так, чтобы в назначенный момент камера отделилась от аппарата и, повинуясь лишь силе инерции, донесла нас до сферы притяжения Венеры?

— Ну не совсем так... Ты забываешь, что упасть с высоты шести миллионов миль в этой коробке из селена довольно-таки опасно.

— Как же ты хочешь устранить эту опасность?

— Весьма просто: вокруг нашего аппарата, по его экватору, мы помещаем плоский селеновый круг, к которому наша каюта прикрепляется посредством крепких металлических канатов... Диаметр круга должен быть не менее тридцати метров... Когда наступит желаемый момент, мы отделяем этот круг с камерой от нижней части аппарата и легко благодаря этому долетаем до самых границ притяжения Венеры. Отсюда мы понесемся уже в силу лишь собственной тяжести, попросту говоря, будем падать. Вот тогда-то мой круг окажет нам новую услугу: он сыграет роль парашюта и ослабит быстроту падения и силу толчка. Понял?.. При такой системе аппарат лунного изобретателя может служить не только для нас троих, но мы можем, если хочешь... захватить с собою для компании еще парочку селенитов...

Не успел Сломка договорить, как уже лежал, барахтаясь на песке; восхищенный Гонтран схватил друга в свои объятия, совершенно позабыв, что на Луне сила его ушестерилась, и поэтому не мог сохранить равновесия.