В

от и сам «Лебедь», чугунно-серый в тепловой броне которая выгорит во время пробивания атмосферы. Дальше корабль пойдет, сверкая своей отражающей все виды радиации обшивкой. Но никто не увидит его в этом великолепии, кроме роботов-астрономов, следящих за полетом. Да и эти автоматы дадут людям лишь фотографию светящейся точки. А обратно на Землю придет корабль с пятнами окалины, с бороздами и вмятинами от мелких, отражаемых защитным полем метеоритных частиц. Дар Ветер отлично помнил, какой пришла «Тантра» — зелено-серо-рыжая с блестевшей лишь местами наружной обшивкой. А «Лебедя» не увидит никто из окружающих его сейчас людей: всем им не прожить сто семьдесят лет, требующихся на эту небывалую экспедицию. Дар Ветру с его родом занятий не дождаться даже прибытия «Лебедя» на планеты зеленой звезды. Как в прошлые дни сомнений, Дар Ветер восхитился смелой мыслью Рен Боза и Мвен Маса. Пусть опыт их не удался, пусть этот вопрос, затрагивающий фундамент Космоса, еще далек от разрешения, пусть он окажется ошибочной фантазией... Эти безумцы — гиганты творческой мысли человечества, ибо даже в опровержении их теории и опыта люди придут к огромному взлету знания...

Дар Ветер, задумавшись, чуть не споткнулся о сигнал, означавший границу безопасной зоны, повернул и заметил у подножия самоходной башни телепередачи небольшую, подвижную фигуру человека, показавшуюся ему знакомой. Он быстро зашагал к башне. Навстречу, ероша непокорные рыжие волосы и прищуривая острые глаза, устремился Рен Боз. Сеть тонких, едва заметных шрамов изменила лицо физика, собрав его морщинами страдальческого напряжения.

— Радостно видеть вас здоровым, Рен!

— А мне очень нужны вы! — нажал на последнее Рен Боз и протянул Дар Ветру маленькие руки.

— Что делаете вы здесь так задолго до отлета?

— Я провожал «Аэллу».

Дар Ветер молчал, выжидая пояснении Рен Боза. Тот бегло спросил:

Вы возвращаетесь на обсерваторию Совета по просьбе Юния Анта?

Дар Ветер кивнул.

— Ант в последнее время записал ряд нерасшифрованных приемов по Кольцу. Каждый месяц делается проверочный прием сообщений вне времени информации, сдвигая время включения на два земных часа в каждый следующий месяц. За один год проверка обходит целые земные сутки, за восемь лет — стотысячную галактической секунды. Иными словами, заполняются все пропуски в приеме Космоса. В последнее полугодие восьмилетнего цикла стали получаться, несомненно, очень дальние, еще не понятые нами, возможно из-за искажений, сообщения. — Дар Ветер загадочно улыбнулся.

— Я крайне интересуюсь этими сообщениями и прошу взять меня для помощи в работе!

— Нет, лучше я буду помогать вам. Скажите, что нужно делать. Записи памятных машин мы посмотрим вместе.

— И Мвен Мас?

— Конечно!

— Ветер, это замечательно! Я очень неловко себя чувствую после злополучного опыта — я так виноват перед Советом! Но с вами мне легко, хоть вы и член Совета и бывший заведующий и не рекомендовали делать опыт...

— Мвен Мас тоже член Совета.

Физик призадумался, затем, вспомнив что-то свое, тихо рассмеялся.

— Мвен Мас... он не только понимает меня, он пытается воплотить мои мысли в конкретность.

— Не в этом ли ваша ошибка?

Дар Ветер посмотрел на север, откуда, тяжело и важно переваливаясь, двигались автоматические электробусы, наполненные людьми. Рен Боз перевел разговор.

— Веда Конг тоже прибудет сюда?

— Да, я жду ее.

— А Эвда Наль?

— Нет, не сможет.

— Многие будут огорчены! Веда очень любит Эвду, а Чара просто предана ей. Вы помните Чару?

— Это такая... не то цыганка, не то индуска по происхождению...

Дар Ветер воздел руки в шутливом ужасе.

— Эвда, как и все на планете, — продолжал Рен Боз, — будет следить за отлетом по ТВФ.

Физик показал на ряды высоких треножников с камерами для белого, инфракрасного и ультрафиолетового приема, полукольцом расположившиеся вокруг звездолета. Налагаясь одна на другую в цветном изображении, разные группы лучей спектра заставляли экран дышать подлинным теплом и жизнью. Этому помогали и обертонные диафрагмы, давно утратившие металлический отзвук в передаче голоса.

Но Дар Ветер глядел в противоположную сторону, на открытую дверь только что подошедшего электробуса. Оттуда первой выскочила и побежала, путаясь в траве, Веда Конг. Она с разбегу бросилась на широкую грудь Дар Ветра так, что ее длинные спущенные по вискам косы ударили его по спине.

Дар Ветер слегка отодвинулся и отстранил Веду, вглядываясь в оттенок новизны бесконечно дорогого лица, сообщенный необычной прической.

— Я играла для детского фильма северную королеву Темных Веков и едва успела переодеться для жаркой Эль Хомры, — пояснила, немного запыхавшись, молодая женщина, — а причесаться уже не осталось времени...

Дер Ветер представил ее себе в длинном парчовом платье и золотой короне с синими камнями, с косами ниже колен, с отважным взглядом серых глаз... и радостно улыбнулся.

— Корона была?

— О да, такая, — Веда чертила пальцем в воздухе контур широкого кольца с крупными зубцами в виде креста или трилистника.

— Я увижу?

— Сегодня же, после отлета, — я попрошу показать тебе фильм. В одном эпизоде...

Веда заметила серьезного физика, смутилась и сердечно приветствовала Рен Боза. Тот улыбнулся наивно и довольно.

— Где же герои Ахернара? — физик оглядел по-прежнему пустое вокруг звездолета поле.

— Конечно, там! — Веда указала на большое здание в виде шатра из пластин фисташково-молочного стекла с серебристыми ажурными ребрами наружных балок — главный зал космопорта.

— Так пойдемте!

— Мы лишние там, — твердо сказала Веда, — они смотрят прощальный привет Земли. Пойдемте к «Лебедю».

Мужчины повиновались.

Идя рядом с Дар Ветром, Веда тихонько спросила:

— У меня не очень нелепый вид с этой старинной прической? Я могла бы...

— Не нужно. Очаровательный контраст с современной одеждой, косы длиннее юбки и мешают вертеть головой. Пусть будет!

— Повинуюсь, мой Ветер! — шепнула Веда свои магические слова, заставившие забиться его сердце и вызвавшие легкую краску на бледных щеках.

Сотни людей не спеша направлялись к кораблю. Очень многие улыбались Веде или приветствовали ее поднятием руки, гораздо более часто, чем Дар Ветра или Рен Боза.

— Вы популярны, Веда, — заметил Рен Боз, — что это — работа историка или красота?

— Ни то и ни другое. Постоянное и широкое общение с людьми по роду работы и общественных занятий. Вы с Ветром то замкнетесь в недрах лабораторий, то уединяетесь для напряженной ночной работы. Вы делаете для человечества гораздо больше и более значительное, чем я, но только с одной, не самой близкой сердцу человека стороны. Чара Нанди, а особенно Эвда Наль гораздо больше известны, чем я...

— Опять укор нашей технической цивилизации? — весело упрекнул Дар Ветер.

— Не нашей, а пережиткам прежних роковых ошибок. Еще двадцать тысячелетий тому назад наши пещерные предки знали, что искусство и с ним развитие чувств человека почти так же важны для организации общества, как разум.

— В смысле отношений людей между собою? — спросил физик.

— Вот именно.

— Какой-то древний мудрец сказал верно, что самое трудное на земле — это сохранять радость! — вставил Дар Ветер. — Смотрите, вот еще верный союзник Веды.

Прямо к ним шел легким и широким шагом Мвен Мас, привлекая общее внимание своей огромной черной фигурой.

— Видимо, кончился танец Чары, — догадалась Веда, — вероятно, сейчас появится и экипаж «Лебедя».

— Я бы на их месте шел сюда пешком и как можно медленнее, — вдруг сказал Дар Ветер.

— Вы начали волноваться, — Веда взяла его под руку.

— Конечно. Для меня мучительно подумать, что они уходят навсегда и этот корабль я больше не увижу. Что-то внутри меня протестует против этой обязательной обреченности, может быть потому, что там есть близкие мне люди!

— Вероятно, не потому, — вмешался подошедший Мвен Мас, чуткое ухо которого издалека уловило громкую речь Дар Ветра, — это неизбывный протест человека против неумолимого времени.

— Осенняя печаль? — с оттенком насмешки спросил Рен Боз, улыбаясь глазами своему товарищу.

— А вы замечали, что осень умеренных широт с ее грустью очень любят люди наиболее энергичные, жизнерадостные и глубоко чувствующие? — возразил Мвен Мас, дружески погладив плечо физика.

— Верное наблюдение, — восхитилась Веда.

— Очень древнее...

— Дар Ветер, вы на поле? Дар Ветер, вы на поле? — загремело откуда-то слева и сверху. — Вас зовет в телекомнату Центрального здания Юний Ант. Юний Ант зовет! В телекомнату Центрального здания.

Рен Боз вздрогнул и выпрямился.

— Можно с вами, Дар Ветер?

Тот задумался на секунду.

— Идите вместо меня. У вас нет здесь личных привязанностей, а мне надо проводить Эрга и Низу.

— Но вы пропустите гораздо более важное!

Дар Ветер рассмеялся своим беззаботным смехом.

— Вы такой же, как Юний Ант! Тому все время кажется, что если он самолично не будет присутствовать на приеме, так обязательно будет упущено нечто важное. Как будто памятные машины не запишут всего, а передатчики смогут что-то обойти! Но торопитесь! Мы придем на ТВФ после отлета, чтобы посмотреть запись вместе со всей планетой.

Космопорт обладал мощными и усовершенствованными ТВФ и гемисферным экраном. Рен Боз вошел в тихую круглую комнату. Дежурный оператор указал на правый боковой экран, передвинул ручку, и перед физиком возник взволнованный Юний Ант. Он долго оглядывал Рен Боза и, наконец, кивнул ему.

— Я тоже хотел наблюдать отлет. Но сейчас ведется внепрограммный прием — поиск в прежнем направлении и диапазоне 62/77. Есть важное! Поднимите воронку для направленного излучения, ориентируйте на обсерваторию. Я переброшу луч-вектор через Средиземное море прямо на Эль Хомру. Ловите трубчатым веером и включайте гемисферный экран... — Юний Ант посмотрел в сторону и добавил: — Скорее!

Опытный в приемах ученый выполнил требование за две минуты. В глубине экрана появилось изображение гигантской галактики, в которой оба ученых безошибочно узнали открытую человеком на заре времен туманность Андромеды, или М-31.

В ближайшем к зрителю наружном обороте ее спирали зажегся огонек. Он вспыхнул почти в середине линзовидного в ракурсе диска туманности Андромеды. Там ответвилась казавшаяся крохотной шерстинкой система звезд — несомненно, исполинский рукав в сотню парсеков длины. Огонек стал расти, и одновременно увеличивались «шерстинки», в то время как сама галактика исчезла, расплываясь за пределы поля видимости. Поток красных и желтых звезд протянулся поперек экрана. Огонек маленьким кружком светился на самом конце звездного потока. В нем выделилась крайняя звезда — оранжевая, спектрального класса К. Вокруг нее закружились едва видные точки планет. На одной из них, закрыв ее целиком, расположился кружок света. И вдруг все завертелось в красных извивах и мелькании летящих искр... Зрители закрыли глаза.

— Это разрыв! — раздался голос Юния Анта с боковой доски Т-ВФ. Он вытер ладонью свой лоб, покосившись на физика. — Я показал вам прошлое наблюдение из записи памятных машин. Переключаю на отражение прямого приема...

На экране по-прежнему вертелись искры и линии темно-красного цвета.

— Это не разрыв, — сказал, слегка задыхаясь, Рен Без, это масса галактики преодолевает инверсию тяготения..,

— Неужели они... — начал Юний Ант.

Смогли осуществить то, что не удалось нам? — вскричал Рен Боз. — По-моему, ясно — передача в диапазоне, близком к Кольцу, и без удлинения волн — красного смещения. Вероятно, они сумели проделать окно в гравитационном поле галактики Андромеды!

— Немыслимо! Они вынесли отправляющую станцию на самый край галактики, в зону еще более отдаленную от ее центра, чем зона Солнца в нашей Галактике, — спокойно возразил Юний Ант, — разве этого мало?

Рен Боз окинул Юния Анта недоверчивым взглядом.

— Сейчас не время для дискуссии, — твердо сказал тот, поймите другое — это говорит туманность Андромеды!

— Да, — торжественно согласился физик, — с расстояния восьмисот тысяч парсеков!

— Да! Сообщение отправлено два с половиной миллиона лет тому назад, и мы видим сейчас то, что было послано задолго до наступления ледниковой эпохи и возникновения человека на Земле!

Красные линии замедлили свое верчение на экране, он потемнел и вдруг снова засветился. Сумеречная плоская равнина едва угадывалась в скудном свете. На ней были разбросаны странные грибовидные формы. Ближе к переднему краю изображения холодно поблескивал гигантский, по масштабу равнины, голубой круг с явно металлической поверхностью. Над ним висели один над другим большие двояковыпуклые диски. Нет, не висели, а медленно поднимались все выше. Равнина исчезла, и на экране остался лишь один из дисков, более выпуклый снизу, чем сверху, с грубыми спиральными ребрами на обеих сторонах...

— Это они... они!.. — наперебой воскликнули ученые, думая о полном сходстве изображения с фотографиями и чертежами спиралодиска, найденного 37-й экспедицией на планете железной звезды.

Новый вихрь красных линий — и экран погас.

— Сообщение оборвалось, — хмуро констатировал Юний Ант. —Ждать дольше, отнимая земную энергию, нельзя. Вся планета будет потрясена новостью. Мы будем просить Совет Экономики участить внепрограммные приемы, но это станет возможным не раньше года после затрат на посылку «Лебедя». Теперь мы знаем, что звездолет на железной звезде оттуда... Если бы не находка Эрга Ноора, то мы вообще не поняли бы виденного.

— И он, тот диск, пришел оттуда? Сколько же он летел? — спросил слегка ошеломленный всем виденным физик.

— Около трех миллионов лет, если только они не сделали реальностью ваши с Мвен Масом изыскания, — улыбнулся Юний Ант. — Звездолет шел мертвым миллионы лет через разделяющее обе галактики пространство, — сурово добавил с экрана ученый, — пока не нашел пристанища на планете звезды Т.

— Может быть, они живут долго? — сказал Рен Боз.

— Но не миллионы лет, — холодно ответил Юний Ант. И, несмотря на колоссальные размеры, спиралодиск не мог нести в себе целую планету мыслящих существ. Нет, пока наши галактики не могут еще ни достигнуть друг друга, ни обменяться сообщениями...

— Смогут! — с мальчишеской уверенностью ответил Рен Боз.

Мвен Мас с Чарой и Дар Ветер с Ведой стояли несколько минут в молчаливом ожидании среди шелестевшей травы. Их нервы все более напрягались в ощущении того, что должно сейчас произойти, неотвратимо, как сама смерть... Мимо бесшумно пронеслась широкая платформа, провожаемая взмахами рук и — что люди позволяли себе в обществе лишь в самых исключительных случаях — приветственными возгласами. Все двадцать два человека экипажа «Лебедя» находились на ней.

Платформа подъехала к самому звездолету. Перед высоким передвижным подъемником ожидали люди в белых комбинезонах с серыми от усталости лицами — двадцать человек отлетной комиссии, составленной в основном из инженеров — рабочих космопорта. В течение последних суток они проверили с помощью машин для учета предметов все снаряжение экспедиции и еще раз опробовали исправность корабля.

По заведенному на заре звездоплавания порядку председатель комиссии докладывал Эргу Ноору, вновь единодушно избранному начальником звездолета и экспедиции на Ахернар. Другие члены комиссии поставили свои шифры на бронзовой дощечке с их портретами и именами, которую вручили Эргу Ноору, и, распрощавшись, отошли в сторону. Тогда к кораблю хлынули провожающие. Люди выстроились в ряд перед экипажем «Лебедя», пропустив близких путешественников на маленькую, оставшуюся свободной площадку перед подъемником. Кинооператоры фиксировали каждый жест улетавших — последняя память о них, остающаяся родной планете.

Эрг Ноор издали увидел Веду и, сунув бронзовый сертификат за широкий пояс астролетчика, стремительно подошел к молодой женщине, искавшей его глазами.

— Как хорошо, что вы пришли, Веда!

— Разве я могла поступить иначе?

— Вы для меня — символ Земли и моей прошедшей юности.

— Юность Низы с вами теперь навсегда. Это чудесно!

— Я не скажу, что ни о чем не жалею, — это будет неправдой. И прежде всего мне жаль Низу, своих товарищей, да и самого себя наконец, — уж очень велика утрата. В это возвращение я по-новому полюбил Землю — крепче, проще, безусловнее.

— И все-таки вы идете, Эрг?

— Не могу иначе. Отказавшись, я утратил бы не только Космос, но и Землю.

— Подвиг тем труднее, чем больше любовь?

— Вы всегда хорошо понимали меня, Веда. Вот и Низа. Я только что признался Веде в своей тоске...

Похудевшая, похожая на мальчика, рыжекудрая девушка опустила ресницы.

— Это оказалось слишком тяжело. Вы все... хорошие, ясные... красивые... расстаться, с мукой оторвать живое тело от матери Земли, — голос астронавигатора дрогнул. Веда инстинктивно привлекла ее к своему плечу, шепча таинственные женские утешения.

— Девять минут до закрытия люков, — почти беззвучно сказал Эрг, не сводя глаз с Веды.

Веда и другие провожавшие с тоской и удивлением почувствовали, что нет слов. Хотелось выразить восхищение и преклонение перед подвигом, совершавшимся для тех, кого еще нет, кто придет много лет спустя. Но и улетавшие и провожавшие знали обо всем — что могли дать лишние слова? Какие пожелания, шутки или обещания затронут душу людей, навсегда покидающих Землю и удаляющихся в дали Космоса? Только глубокие взгляды, отражавшие все страстные, не передаваемые словами порывы, встречались безмолвно и напряженно или жадно впивали в себя небогатую природу Эль Хомры...

— Пора! — обревший металл голос Эрга Ноора хлестнул, точно удар бича, и люди заторопились. Веда, откровенно всхлипнув, прижала к себе Низу. Обе женщины несколько секунд стояли щека к щеке, крепко зажмурившись, пока мужчины обменивались прощальными взглядами и пожатиями рук. Подъемник упрятал в овальный чернеющий люк звездолета уже восьмерых. Эрг Ноор взял Низу за руку и что-то шепнул ей, Девушка вспыхнула, вырвалась и бросилась к звездолету. Обернувшись перед тем, как ступить на площадку лифта, Низа встретилась взглядом с огромными глазами необычно бледной Чары.

— Можно поцеловать вас, Чара? — громко спросила она. Не отвечая, Чара Нанди вспрыгнула на помост и, вся дрожа, обняла шею рыжекудрого астронавигатора, отбрасывая с ее лба завитки коротких волос, затем так же безмолвно соскочила и отбежала в сторону.

Эрг Ноор и Низа поднялись одновременно.

Люди замерли, когда перед черным люком на выступе ярко освещенного борта «Лебедя» задержались на секунду две фигуры — высокого мужчины и стройной девушки, принимая последние приветы Земли.

Веда Конг так стиснула руки, что Дар Ветер услышал, как хрустнули суставы пальцев.

Эрг Ноор и Низа исчезли. Из черного зияния выдвинулась овальная плита такого же серого цвета, как и весь корпус. Мгновение — и даже зоркий глаз не смог бы различить следов только что бывшего отверстия на крутых обводах колоссального корпуса.

Вертикально стоявший на раздвинутых упорах звездолет имел в себе что-то человекообразное. Может быть, это впечатление создавал круглый шар головной части, увенчанный острым колпаком и светящий сигнальными огнями. Или ребристые рассекатели центральной, контейнерной части корабля, похожие на наплечники рыцарских лат.

Грозно заревели сигналы первой готовности. Как по волшебству, у корабля появились быстроходные платформы, забравшие провожавших. Двинулись, разъезжаясь в стороны, но не сводя своих жерл и лучей с корабля, треножники ТВФ и прожекторов. Серый корпус «Лебедя» померк и как-то сжался в размерах. На «голове» корабля загорелись зловещие красные огни — сигнал подготовки старта. Вибрация сильных моторов передалась по твердой почве — звездолет стал поворачиваться ма своих подставках, принимая направление взлета. Дальше и дальше отъезжали провожавшие, пока не пересекли засветившуюся в темноте линию безопасности с наветренной стороны. Здесь люди поспешно соскочили, а плотформы унеслись за оставшимися.

— Они больше не увидят нас или хоть нашего неба? — спросила Чара низко склонившегося к ней Мвен Маса.

— Нет! Разве только в стереотелескопы.

Под килем звездолета загорелись зеленые огни. На вышке Центрального здания бешено завертелся радиомаяк межпланетного действия, рассылая во все стороны предупреждение о взлете громадного корабля.

— Звездолет получает сигнал отправления! — вдруг закричал металлический голос такой силы, что Чара, вздрогнув, прижалась к Мвен Масу. — Оставшиеся внутри круга, поднимите вверх руки! Поднимите вверх руки, иначе смерть! Поднимите вверх руки, иначе... — кричал автомат, пока его прожекторы обшаривали поле в поисках людей, случайно оставшихся внутри круга опасности.

— Не найдя никого, они погасли. Робот заорал снова, как показалось Чаре, еще более неистово.

— Сразу после сигнала колокола, повернитесь спиной к кораблю и закройте глаза. Не открывайте до второго колокола. Повернитесь спиной и закройте глаза! — казалось, с тревогой и угрозой вопил автомат.

— Это страшно! — шепнула Веда своему спутнику. Дар Ветер спокойно снял с пояса свернутые в трубку полумаски с совершенно черными очками, надел на Веду, а другую натянул сам. Только что он успел закрепить пряжку, как дико зазвонил большой, высокого тона, колокол.

Звон оборвался, и стало так тихо, что сделались слышны ко всему равнодушные цикады.

Внезапно звездолет издал пронзительный, доходивший до внутренностей вой и погасил огни. Один, два, три, четыре раза темную равнину пронизывал вой, и впечатлительным людям казалось, что это сам корабль кричит в тоске прощания.

Вой оборвался так же неожиданно, как начался. Стена невообразимо яркого пламени встала вокруг корабля. Мгновенно в мире перестало существовать что бы то ни было, кроме этого космического огня. Стена огня превратилась в толстую колонну, вытянулась длинным столбом, затем сделалась ослепительно яркой линией. Колокол забил во второй раз, и обернувшиеся люди увидели пустую и темную равнину, на которой светилось гигантское пятно добела раскаленной почвы. Большая звезда стояла в высоте — это удалялся «Лебедь».

Люди медленно побрели к электробусам, оглядываясь то на небо, то на место отлета, сделавшееся вдруг поразительно безжизненным, точно здесь возродилась хаммада Эль Хомра — ужас и бедствие древних путников.

В южной стороне горизонта, за погашенными огнями загорелись знакомые звезды, и все взгляды обратились туда, где поднялся голубой и яркий Ахернар. Там, у этой звезды, окажется «Лебедь» после восьмидесяти четырех лет пути со скоростью девятьсот миллионов километров в час. Для нас восемьдесят четыре, для «Лебедя» сорок семь лет... Может быть, там они оснуют новый мир, тоже красивый и радостный, под зелеными лучами циркониевой звезды...

Дар Ветер и Веда Конг догнали Чару и Мвен Маса. Африканец отвечал на какие-то слова девушки.

— Не тоска, а великая и печальная гордость — вот мои ощущения сегодня. Гордость за нас, поднимающихся все выше со своей планеты и все шире сливающихся с Космосом. Печаль — потому, что маленькой становится милая Земля... Бесконечно давно, семь тысяч лет назад, краснокожие индейцы Центральной Америки оставили гордую и печальную надпись. Я передал текст Эргу Ноору, и тот украсит ею библиотеку-лабораторию «Лебедя»... — Африканец оглянулся, заметил, что его слушают подошедшие друзья, и продолжал громче: — Ты, который позднее явишь здесь свое лицо! Если твой ум разумеет, ты спросишь — кто мы. Кто мы? Спроси зарю, спроси лес, спроси волну, спроси бурю, спроси любовь! Спроси землю, землю страдания и землю любимую. Кто мы? Мы — земля!

— И я тоже насквозь земля! — добавил Мвен Мас.

— А я хочу еще быть и небом... — силуэт Рен Боза в полутьме показался совсем хрупким рядом с двумя друзьями. — Соединить небо и землю — разве не в этом суть нашей борьбы?.. — И физик рассказал о первом соприкосновении мысли двух громадных галактик, свидетелем которого он стал, о полете тех самых исполинских спиральных звездолетов, один из которых достиг окраины нашей Галактики и мертвым спустился на планету Т-звезды.

Все выразили желание немедленно идти к ТВФ и вызвать памятные записи.

— Идемте! — сказал Рен Боз. — Как многому мы научимся после возвращения «Тинтажеля»! Честь и слава Эргу Ноору, — он сразу понял, что спиралодиск — звездолет очень далекого, совсем чужого мира. И он же заметил тогда, что странный корабль шел очень долго в Космосе...

— Неужели Эрг Ноор никогда не узнает, что его спиралодиск из таких чудовищных глубин Вселенной — с другой галактики, с туманности Андромеды? — сказала Веда. — Как горько, что он не дождался сегодняшнего сообщения!

— Он узнает! — твердо обещал Дар Ветер. — Я попрошу у Совета на совсем короткий срок земной энергии и дам вызов через спутник 36! «Лебедь» будет доступен нашему зову еще восемнадцать часов!

Сентябрь 1955 — сентябрь 1956 года
Роман напечатан с сокращениями