404 - Unable to load website

Данте Алигьери.
Божественная комедия

* АД *

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

1 Мы подошли к окраине обвала,
Где груда скал под нашею пятой
Еще страшней пучину открывала.

4 И тут от вони едкой и густой,
Навстречу нам из пропасти валившей,
Мой вождь и я укрылись за плитой

7 Большой гробницы, с надписью, гласившей:
"Здесь папа Анастасий заточен,
Вослед Фотину правый путь забывший".

10 "Не торопись ступать на этот склон,
Чтоб к запаху привыкло обонянье;
Потом мешать уже не будет он".

13 Так спутник мой. "Заполни ожиданье,
Чтоб не пропало время", - я сказал.
И он в ответ: "То и мое желанье".

16 "Мой сын, посередине этих скал, -
Так начал он, - лежат, как три ступени,
Три круга, меньше тех, что ты видал.

19 Во всех толпятся проклятые тени;
Чтобы потом лишь посмотреть на них,
Узнай их грех и образ их мучений.

22 В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила - вот орудья злых.

25 Обман, порок, лишь человеку сродный,
Гнусней Творцу; он заполняет дно
И пыткою казнится безысходной.

28 Насилье в первый круг заключено,
Который на три пояса дробится,
Затем что видом тройственно оно,

31 Творцу, себе и ближнему чинится
Насилье, им самим и их вещам,
Как ты, внимая, можешь убедиться.

34 Насилье ближний терпит или сам,
Чрез смерть и раны, или подвергаясь
Пожарам, притесненьям, грабежам.

37 Убийцы, те, кто ранит, озлобляясь,
Громилы и разбойники идут
Во внешний пояс, в нем распределяясь.

40 Иные сами смерть себе несут
И своему добру; зато так больно
Себя же в среднем поясе клянут

43 Те, кто ваш мир отринул своевольно,
Кто возлюбил игру и мотовство
И плакал там, где мог бы жить привольно.

46 Насильем оскорбляют божество,
Хуля его и сердцем отрицая,
Презрев любовь Творца и естество.

49 За это пояс, вьющийся вдоль края,
Клеймит огнем Каорсу и Содом
И тех, кто ропщет, бога отвергая.

52 Обман, который всем сердцам знаком,
Приносит вред и тем, кто доверяет,
И тем, кто не доверился ни в чем.

55 Последний способ связь любви ломает,
Но только лишь естественную связь;
И казнь второго круга тех терзает,

58 Кто лицемерит, льстит, берет таясь,
Волшбу, подлог, торг должностью церковной,
Мздоимцев, сведен и другую грязь.

61 А первый способ, разрушая кровный
Союз любви, вдобавок не щадит
Союз доверья, высший и духовный.

64 И самый малый круг, в котором Дит
Воздвиг престол и где ядро вселенной,
Предавшего навеки поглотит".

67 И я: "Учитель, в речи совершенной
Ты образ бездны предо мной явил
И рассказал, кто в ней томится пленный.

70 Но молви: те, кого объемлет ил,
И хлещет дождь, и мечет вихрь ненастный,
И те, что спорят из последних сил,

73 Зачем они не в этот город красный
Заключены, когда их проклял бог?
А если нет, зачем они несчастны?"

76 И он сказал на это: "Как ты мог
Так отступить от здравого сужденья?
И где твой ум блуждает без дорог?

79 Ужели ты не помнишь изреченья
Из Этики, что пагубней всего
Три ненавистных небесам влеченья:

82 Несдержность, злоба, буйное скотство?
И что несдержность - меньший грех пред богом
И он не так карает за него?

85 Обдумав это в размышленьи строгом
И вспомнив тех, чье место вне стены
И кто наказан за ее порогом,

88 Поймешь, зачем они отделены
От этих злых и почему их муки
Божественным судом облегчены".

91 "О свет, которым зорок близорукий,
Ты учишь так, что я готов любить
Неведенье не менее науки.

94 Вернись, - сказал я, - чтобы разъяснить,
В чем ростовщик чернит своим пороком
Любовь Творца; распутай эту нить".

97 И он: "Для тех, кто дорожит уроком,
Не раз философ повторил слова,
Что естеству являются истоком

100 Премудрость и искусство божества.
И в Физике прочтешь, и не в исходе,
А только лишь перелистав едва:

103 Искусство смертных следует природе,
Как ученик ее, за пядью пядь;
Оно есть божий внук, в известном роде.

106 Им и природой, как ты должен знать
Из книги Бытия, господне слово
Велело людям жить и процветать.

109 А ростовщик, сойдя с пути благого,
И самою природой пренебрег,
И спутником ее, ища другого.

112 Но нам пора; прошел немалый срок;
Блеснули Рыбы над чертой востока,
И Воз уже совсем над Кавром лег,

115 А к спуску нам идти еще далеко".

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

1 Был грозен срыв, откуда надо было
Спускаться вниз, и зрелище являл,
Которое любого бы смутило.

4 Как ниже Тренто видится обвал,
Обрушенный на Адиче когда-то
Землетрясеньем иль паденьем скал,

7 И каменная круча так щербата,
Что для идущих сверху поселян
Как бы тропинкой служат глыбы ската,

10 Таков был облик этих мрачных стран;
А на краю, над сходом к бездне новой,
Раскинувшись, лежал позор критян,

13 Зачатый древле мнимою коровой.
Завидев нас, он сам себя терзать
Зубами начал в злобе бестолковой.

16 Мудрец ему: "Ты бесишься опять?
Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком,
Который приходил тебя заклать?

19 Посторонись, скот! Хитростным наукам
Твоей сестрой мой спутник не учен;
Он только соглядатай вашим мукам".

22 Как бык, секирой насмерть поражен,
Рвет свой аркан, но к бегу неспособен
И только скачет, болью оглушен,

25 Так Минотавр метался, дик и злобен;
И зоркий вождь мне крикнул: "Вниз беги!
Пока он в гневе, миг как раз удобен".

28 Мы под уклон направили шаги,
И часто камень угрожал обвалом
Под новой тяжестью моей ноги.

31 Я шел в раздумье. "Ты дивишься скалам,
Где этот лютый зверь не тронул нас? -
Промолвил вождь по размышленье малом. -

34 Так знай же, что, когда я прошлый раз
Шел нижним Адом в сумрак сокровенный,
Здесь не лежали глыбы, как сейчас.

37 Но перед тем, как в первый круг геенны
Явился тот, кто стольких в небо взял,
Которые у Дита были пленны,

40 Так мощно дрогнул пасмурный провал,
Что я подумал - мир любовь объяла,
Которая, как некто полагал,

43 Его и прежде в хаос обращала;
Тогда и этот рушился утес,
И не одна кой-где скала упала.

46 Но посмотри: вот, окаймив откос,
Течет поток кровавый, сожигая
Тех, кто насилье ближнему нанес".

49 О гнев безумный, о корысть слепая,
Вы мучите наш краткий век земной
И в вечности томите, истязая!

52 Я видел ров, изогнутый дугой
И всю равнину обходящий кругом,
Как это мне поведал спутник мой;

55 Меж ним и кручей мчались друг за другом
Кентавры, как, бывало, на земле,
Гоняя зверя, мчались вольным лугом.

58 Все стали, нас приметив на скале,
А трое подскакали ближе к краю,
Готовя лук и выбрав по стреле.

61 Один из них, опередивший стаю,
Кричал: "Кто вас послал на этот след?
Скажите с места, или я стреляю".

64 Учитель мой промолвил: "Мы ответ
Дадим Хирону, под его защитой.
Ты был всегда горяч, себе во вред".

67 И, тронув плащ мой: "Это Несс, убитый
За Деяниру, гнев предсмертный свой
Запечатлевший местью знаменитой.

70 Тот, средний, со склоненной головой, -
Хирон, Ахиллов пестун величавый;
А третий - Фол, с душою грозовой.

73 Их толпы вдоль реки снуют облавой,
Стреляя в тех, кто, по своим грехам,
Всплывет не в меру из волны кровавой".

76 Мы подошли к проворным скакунам;
Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы
Густых усов, пригладил их к щекам

79 И, опростав свои большие губы,
Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец,
Когда идет, шевелит камень грубый;

82 Так не ступает ни один мертвец".
Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,
Где две природы сочетал стрелец,

85 Сказал: "Он жив, как все живые люди;
Я - вождь его сквозь сумрачный простор;
Он следует нужде, а не причуде.

88 А та, чей я свершаю приговор,
Сходя ко мне, прервала аллилуйя;
Я сам не грешный дух, и он не вор.

91 Верховной волей в страшный путь иду я.
Так пусть же с нами двинется в поход
Один из вас, дорогу указуя,

94 И этого на круп к себе возьмет
И переправит в месте неглубоком;
Ведь он не тень, что в воздухе плывет".

97 Хирон направо обратился боком
И молвил Нессу: "Будь проводником;
Других гони, коль встретишь ненароком".

100 Вдоль берега, над алым кипятком,
Вожатый нас повел без прекословии.
Был страшен крик варившихся живьем.

103 Я видел погрузившихся по брови.
Кентавр сказал: "Здесь не один тиран,
Который жаждал золота и крови:

106 Все, кто насильем осквернил свой сан.
Здесь Александр и Дионисий лютый,
Сицилии нанесший много ран;

109 Вот этот, с черной шерстью, - пресловутый
Граф Адзолино; светлый, рядом с ним, -
Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты

112 Родимым сыном истреблен своим".
Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:
"Здесь он да будет первым, я - вторым".

115 Потом мы подошли к неотдаленной
Толпе людей, где каждый был покрыт
По горло этой влагой раскаленной.

118 Мы видели - один вдали стоит.
Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью
То сердце, что над Темзой кровь точит".

121 Потом я видел, ниже по теченью,
Других, являвших плечи, грудь, живот;
Иной из них мне был знакомой тенью.

124 За пядью пядь, спадал волноворот,
И под конец он обжигал лишь ноги;
И здесь мы реку пересекли вброд.

127 "Как до сих пор, всю эту часть дороги, -
Сказал кентавр, - мелеет кипяток,
Так, дальше, снова под уклон отлогий

130 Уходит дно, и пучится поток,
И, полный круг смыкая там, где стонет
Толпа тиранов, он опять глубок.

133 Там под небесным гневом выю клонит
И Аттила, когда-то бич земли,
И Пирр, и Секст; там мука слезы гонит,

136 И вечным плачем лица обожгли
Риньер де'Пацци и Риньер Корнето,
Которые такой разбой вели".

139 Тут он помчался вспять и скрылся где-то.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

1 Еще кентавр не пересек потока,
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.

4 Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.

7 Такой унылой и дремучей пущи
От Чечины и до Корнето нет,
Приют зверью пустынному дающей.

10 Там гнезда гарпий, их поганый след,
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.

13 С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.

16 "Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, -
Так начал мой учитель, наставляя, -
Знай, что сейчас мы в поясе втором,

19 А там, за ним, пустыня огневая.
Здесь ты увидишь то, - добавил он, -
Чему бы не поверил, мне внимая".

22 Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.

25 Учителю, мне кажется, казалось,
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

28 И мне сказал мой мудрый проводник:
"Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг".

31 Тогда я руку протянул невольно
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: "Не ломай, мне больно!"

34 В надломе кровью потемнел росток
И снова крикнул: "Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?

37 Мы были люди, а теперь растенья.
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья".

40 И как с конца палимое бревно
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,

43 Так раненое древо источало
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.

46 "Когда б он знал, что на путях своих, -
Ответил вождь мой жалобному звуку, -
Он встретит то, о чем вещал мой стих,

49 О бедный дух, он не простер бы руку.
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.

52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять".

55 И древо: "Твой призыв меня так манит,
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

58 Я тот, кто оба сберегал ключа
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,

61 Хранитель тайн его, больших и малых.
Неся мой долг, который мне был свят,
Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

64 Развратница, от кесарских палат
Не отводящая очей тлетворных,
Чума народов и дворцовый яд,

67 Так воспалила на меня придворных,
Что Август, их пыланьем воспылав,
Низверг мой блеск в пучину бедствий черных

70 Смятенный дух мой, вознегодовав,
Замыслил смертью помешать злословью,
И правый стал перед собой неправ.

73 Моих корней клянусь ужасной кровью,
Я жил и умер, свой обет храня,
И господину я служил любовью!

76 И тот из вас, кто выйдет к свету дня,
Пусть честь мою излечит от извета,
Которым зависть ранила меня!"

79 "Он смолк, - услышал я из уст поэта. -
Заговори с ним, - время не ушло, -
Когда ты ждешь на что-нибудь ответа".

82 "Спроси его что хочешь, что б могло
Быть мне полезным, - молвил я, смущенный. -
Я не решусь; мне слишком тяжело".

85 "Вот этот, - начал спутник благосклонный, -
Готов свершить тобой просимый труд.
А ты, о дух, в темницу заточенный,

88 Поведай нам, как душу в плен берут
Узлы ветвей; поведай, если можно,
Выходят ли когда из этих пут".

91 Тут ствол дохнул огромно и тревожно,
И в этом вздохе слову был исход:
"Ответ вам будет дан немногосложно.

94 Когда душа, ожесточась, порвет
Самоуправно оболочку тела,
Минос ее в седьмую бездну шлет.

97 Ей не дается точного предела;
Упав в лесу, как малое зерно,
Она растет, где ей судьба велела.

100 Зерно в побег и в ствол превращено;
И гарпии, кормясь его листами,
Боль создают и боли той окно.

103 Пойдем и мы за нашими телами,
Но их мы не наденем в Судный день:
Не наше то, что сбросили мы сами.

106 Мы их притащим в сумрачную сень,
И плоть повиснет на кусте колючем,
Где спит ее безжалостная тень".

109 Мы думали, что ствол, тоскою мучим,
Еще и дальше говорить готов,
Но услыхали шум в лесу дремучем,

112 Как на облаве внемлет зверолов,
Что мчится вепрь и вслед за ним борзые,
И слышит хруст растоптанных кустов.

115 И вот бегут, левее нас, нагие,
Истерзанные двое, меж ветвей,
Ломая грудью заросли тугие.

118 Передний: "Смерть, ко мне, ко мне скорей!"
Другой, который не отстать старался,
Кричал: "Сегодня, Лано, ты быстрей,

121 Чем был, когда у Топпо подвизался!"
Он, задыхаясь, посмотрел вокруг,
Свалился в куст и в груду с ним смешался.

124 А сзади лес был полон черных сук,
Голодных и бегущих без оглядки,
Как гончие, когда их спустят вдруг.

127 В упавшего, всей силой жадной хватки,
Они впились зубами на лету
И растащили бедные остатки.

130 Мой проводник повел меня к кусту;
А тот, в крови, оплакивал, стеная,
Своих поломов горькую тщету:

133 "О Джакомо да Сант-Андреа! Злая
Была затея защищаться мной!
Я ль виноват, что жизнь твоя дурная?"

136 Остановясь над ним, наставник мой
Промолвил: "Кем ты был, сквозь эти раны
Струящий с кровью скорбный голос свой?"

139 И он в ответ: "О души, в эти страны
Пришедшие сквозь вековую тьму,
Чтоб видеть в прахе мой покров раздранный,

142 Сгребите листья к терну моему!
Мой город - тот, где ради Иоанна
Забыт былой заступник; потому

145 Его искусство мстит нам неустанно;
И если бы поднесь у Арнских вод
Его частица не была сохранна,

148 То строившие сызнова оплот
На Аттиловом грозном пепелище -
Напрасно утруждали бы народ.

151 Я сам себя казнил в моем жилище".

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

1 Объят печалью о местах, мне милых,
Я подобрал опавшие листы
И обессиленному возвратил их.

4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
Где третий пояс лег внутри второго
И гневный суд вершится с высоты.

7 Дабы явить, что взору было ново,
Скажу, что нам, огромной пеленой,
Открылась степь, где нет ростка живого.

10 Злосчастный лес ее обвил каймой,
Как он и сам обвит рекой горючей;
Мы стали с краю, я и спутник мой.

13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,
Как тот, который попирал Катон,
Из края в край пройдя равниной жгучей.

16 О божья месть, как тяжко устрашен
Быть должен тот, кто прочитает ныне,
На что мой взгляд был въяве устремлен!

19 Я видел толпы голых душ в пустыне:
Все плакали, в терзанье вековом,
Но разной обреченные судьбине.

22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,
Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
А кто сновал без устали кругом.

25 Разряд шагавших самый был обильный;
Лежавших я всех меньше насчитал,
Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

28 А над пустыней медленно спадал
Дождь пламени, широкими платками,
Как снег в безветрии нагорных скал.

31 Как Александр, под знойными лучами
Сквозь Индию ведя свои полки,
Настигнут был падучими огнями

34 И приказал, чтобы его стрелки
Усерднее топтали землю, зная,
Что порознь легче гаснут языки, -

37 Так опускалась вьюга огневая;
И прах пылал, как под огнивом трут,
Мучения казнимых удвояя.

40 И я смотрел, как вечный пляс ведут
Худые руки, стряхивая с тела
То здесь, то там огнепалящий зуд.

43 Я начал: "Ты, чья сила одолела
Все, кроме бесов, коими закрыт
Нам доступ был у грозного предела,

46 Кто это, рослый, хмуро так лежит,
Презрев пожар, палящий отовсюду?
Его и дождь, я вижу, не мягчит".

49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
Его гордыне, отвечал, крича:
"Каким я жил, таким и в смерти буду!

52 Пускай Зевес замучит ковача,
Из чьей руки он взял перун железный,
Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

55 Или пускай работой бесполезной
Всех в Монджибельской кузне надорвет,
Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",

58 Как он над Флегрой возглашал с высот,
И пусть меня громит грозой всечасной, -
Веселой мести он не обретет!"

61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
Какой я в нем не слышал никогда:
"О Капаней, в гордыне неугасной -

64 Твоя наитягчайшая беда:
Ты сам себя, в неистовстве великом,
Казнишь жесточе всякого суда".

67 И молвил мне, с уже спокойным ликом:
"Он был один из тех семи царей,
Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

70 Гнушался богом - и не стал смирней;
Как я ему сказал, он по заслугам
Украшен славой дерзостных речей.

73 Теперь идем, как прежде, друг за другом;
Но не касайся жгучего песка,
А обходи, держась опушки, кругом".

76 В безмолвье мы дошли до ручейка,
Спешащего из леса быстрым током,
Чья алость мне и до сих пор жутка.

79 Как Буликаме убегает стоком,
В котором воду грешницы берут,
Так нистекал и он в песке глубоком.

82 Закраины, что по бокам идут,
И дно его, и склоны - камнем стали;
Я понял, что дорога наша - тут.

85 "Среди всего, что мы с тобой видали
С тех самых пор, как перешли порог,
Открытый всем входящим, ты едва ли

88 Чудеснее что-либо встретить мог,
Чем эта речка, силой испаренья
Смиряющая всякий огонек".

91 Так молвил вождь; взыскуя поученья,
Я попросил, чтоб, голоду вослед,
Он мне и пищу дал для утоленья.

94 "В средине моря, - молвил он в ответ, -
Есть ветхий край, носящий имя Крита,
Под чьим владыкой был безгрешен свет.

97 Меж прочих гор там Ида знаменита;
Когда-то влагой и листвой блестя,
Теперь она пустынна и забыта.

100 Ей Рея вверила свое дитя,
Ища ему приюта и опеки
И плачущего шумом защитя.

103 В горе стоит великий старец некий;
Он к Дамиате обращен спиной
И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.

106 Он золотой сияет головой,
А грудь и руки - серебро литое,
И дальше - медь, дотуда, где раздвои;

109 Затем - железо донизу простое,
Но глиняная правая плюсна,
И он на ней почил, как на устое.

112 Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
И капли слез сквозь трещины струятся,
И дно пещеры гложет их волна.

115 В подземной глубине из них родятся
И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
Потом они сквозь этот сток стремятся,

118 Чтоб там, внизу, последний минув склон,
Создать Коцит; но умолчу про это;
Ты вскоре сам увидишь тот затон".

121 Я молвил: "Если из земного света
Досюда эта речка дотекла,
Зачем она от нас таилась где-то?"

124 И он: "Вся эта впадина кругла;
Хотя и шел ты многими тропами
Все влево, опускаясь в глубь жерла,

127 Но полный круг еще не пройден нами;
И если случай новое принес,
То не дивись смущенными очами".

130 "А Лета где? - вновь задал я вопрос. -
Где Флегетон? Ее ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез".

133 "Ты правильно спросил, - мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил.

136 Придешь и к Лете, но она течет
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадет".

139 Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идет вдоль русла, по теченью,

142 Где влажный воздух гасит все огни".

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

1 Вот мы идем вдоль каменного края;
А над ручьем обильный пар встает,
От пламени плотину избавляя.

4 Как у фламандцев выстроен оплот
Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране
Предотвратить напор могучих вод,

7 И как вдоль Бренты строят падуане,
Чтоб замок и посад был защищен,
Пока не дышит зной на Кьярентане,

10 Так сделаны и эти, с двух сторон,
Хоть и не столь высоко и широко
Их создал мастер, кто бы ни был он.

13 Уже от рощи были мы далеко,
И сколько б я ни обращался раз,
Я к ней напрасно устремлял бы око.

16 Навстречу нам шли тени и на нас
Смотрели снизу, глаз сощуря в щелку,
Как в новолунье люди, в поздний час,

19 Друг друга озирают втихомолку;
И каждый бровью пристально повел,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.

22 Одним из тех, кто, так взирая, шел,
Я был опознан. Вскрикнув: "Что за диво!"
Он ухватил меня за мой подол.

25 Я в опаленный лик взглянул пытливо,
Когда рукой он взялся за кайму,
И темный образ явственно и живо

28 Себя открыл рассудку моему;
Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна:
"Вы, сэр Брунетто?" - молвил я ему.

31 И он: "Мой сын, тебе не неприятно,
Чтобы, покинув остальных, с тобой
Латино чуточку прошел обратно?"

34 Я отвечал: "Прошу вас всей душой;
А то, хотите, я присяду с вами,
Когда на то согласен спутник мой".

37 И он: "Мой сын, кто из казнимых с нами
Помедлит миг, потом лежит сто лет,
Не шевелясь, бичуемый огнями.

40 Ступай вперед; я - низом, вам вослед;
Потом вернусь к дружине, вопиющей
О вечности своих великих бед".

43 Я не посмел идти равниной жгущей
Бок о бок с ним; но головой поник,
Как человек, почтительно идущий.

46 Он начал: "Что за рок тебя подвиг
Спуститься раньше смерти в царство это?
И кто, скажи мне, этот проводник?"

49 "Там, наверху, - я молвил, - в мире света,
В долине заблудился я одной,
Не завершив мои земные лета.

52 Вчера лишь утром к ней я стал спиной,
Но отступил; тогда его я встретил,
И вот он здесь ведет меня домой".

55 "Звезде твоей доверься, - он ответил, -
И в пристань славы вступит твой челнок,
Коль в милой жизни верно я приметил.

58 И если б я не умер в ранний срок,
То, видя путь твой, небесам угодный,
В твоих делах тебе бы я помог.

61 Но этот злой народ неблагородный,
Пришедший древле с Фьезольских высот
И до сих пор горе и камню сродный,

64 За все добро врагом тебя сочтет:
Среди худой рябины не пристало
Смоковнице растить свой нежный плод.

67 Слепыми их прозвали изначала;
Завистливый, надменный, жадный люд;
Общенье с ним тебя бы запятнало.

70 В обоих станах, увидав твой труд,
Тебя взалкают; только по-пустому,
И клювы их травы не защипнут.

73 Пусть фьезольские твари, как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,

76 Который семя чистое сберег
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог".

79 "Когда бы все мои мольбы свершались, -
Ответил я, - ваш день бы не угас,
И вы с людьми еще бы не расстались.

82 Во мне живет, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,

85 Как человек восходит к жизни вечной;
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.

88 Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи сличила
Та, кто умеет, если к ней взойду.

91 Но только знайте: лишь бы не корила
Мне душу совесть, я в сужденный миг
Готов на все, что предрекли светила.

94 К таким посулам я уже привык;
Так пусть Фортуна колесом вращает,
Как ей угодно, и киркой - мужик!"

97 Тут мой учитель на меня взирает
Чрез правое плечо и говорит:
"Разумно слышит тот, кто примечает".

100 Меж тем и сэр Брунетто не молчит
На мой вопрос, кто из его собратий
Особенно высок и знаменит.

103 Он молвил так: "Иных отметить кстати;
Об остальных похвально умолчать,
Да и не счесть такой обильной рати.

106 То люди церкви, лучшая их знать,
Ученые, известные всем странам;
Единая пятнает их печать.

109 В том скорбном сонме - вместе с Присцианом
Аккурсиев Франциск; и я готов
Сказать, коль хочешь, и о том поганом,

112 Который послан был рабом рабов
От Арно к Баккильоне, где и скинул
Плотской, к дурному влекшийся, покров.

115 Еще других я назвал бы; но минул
Недолгий срок беседы и пути:
Песок, я вижу, новой пылью хлынул;

118 От этих встречных должен я уйти,
Храни мой Клад, я в нем живым остался;
Прошу тебя лишь это соблюсти".

121 Он обернулся и бегом помчался,
Как те, кто под Вероною бежит
К зеленому сукну, причем казался

124 Тем, чья победа, а не тем, чей стыд.
* ПРИМЕЧАНИЯ *
ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

Круг шестой (окончание)

8-9. Папа Анастасий II (496-498), стремившийся устранить раскол между
западной и восточной церковью и благосклонно принявшие константинопольского
легата Фотина, прослыл еретиком.
16-66. Вергилий объясняет своему спутнику, что в пропасти нижнего Ада
(А., VIII, 75), над которой они стоят, тремя уступами, как три ступени (ст.
17), расположены три круга (ст. 18)-седьмой, восьмой и девятый. В этих
кругах карается злоба, орудующая либо силой (насильем), либо обманом (ст.
22-24).
Насилье менее гнусно, чем обман (ст. 25-27), и наказуется в ближайшем,
седьмом, круге, разделенном на три концентрических пояса, лежащих на одном
уровне (ст. 28-33).
Б первом поясе (ст. 34-39) карается насилие над ближним (убийство,
злостное ранение) и над его достоянием (грабеж, поджог, притеснения).
Во втором поясе (ст. 40-45) - насилие над собою (самоубийство) и над
своим достоянием (игра и мотовство, то есть бессмысленное истребление своего
имущества, в отличие от расточительности, то есть любви к чрезмерным тратам,
караемой в четвертом круге).
В третьем поясе (ст. 46-51) - насилие, направленное против божества
(богохульство) и против созданного им порядка (против естества - содомия, и
против естества и искусства - лихоимство).
Обман, смотря по тому, был ли обманутый связан с обманщиком узами
доверия или нет (ст. 52-54), карается в восьмом или же в девятом круге.
В восьмом круге (ст. 55-60), состоящем из десяти Злых Щелей, или рвов,
караются обманувшие недоверившихся (1 - сводники и обольстители; 2 -
льстецы; 3 - святокупцы; 4 - прорицатели; 5 - мздоимцы; 6 - лицемеры; 7 -
воры; 8 - лукавые советчики; 9 - зачинщики раздора; 10 - поддельщики
металлов, людей, денег и слов).
В девятом круге, на самом дне Ада, образованном ледяным озером Коцит,
казнятся обманувшие доверившихся, то есть предатели (ст. 61-66). Здесь -
четыре пояса: Каина (предатели родных), Антенора (предатели родины), Толомея
(предатели друзей), Джудекка (предатели благодетелей), а посередине, в
центре вселенной, вмерзший в льдину Дит (Люцифер) терзает в трех своих
пастях предателей величества земного и небесного.
50. Каорса - город Кагор (франц. Cahors) в Южной Франции, славившийся в
средние века своими ростовщиками (лихоимцами). В Италии слово "каорсинец"
означало "ростовщик".
Содом - по библейской легенде, город, спаленный небесным огнем за
противоестественный разврат его обитателей (содомитов).
64. Дит - Люцифер (см. прим. А., VIII, 68).
67-90. Отвечая на вопрос, почему гневные (ст. 70), чревоугодники,
сладострастники (ст. 71), скупцы и расточители (ст. 72) караются вне стен
"красного города", Вергилий поясняет (ст. 76-90), что они менее виновны, чем
насильники и обманщики, потому что их грех состоит в несдержности. При этом
он ссылается на хорошо известную Данте классификацию пороков, которую
Аристотель дает в своей "Этике" (кн. VII, гл. I): несдержность
(incontinenza), злоба (malizia), буйное скотство (matta bestialitade).
Несдержность, то есть злоупотребление естественными наслаждениями,
телесными или душевными, карается в кругах II-V.
Буйное скотство, то есть удовлетворение низменных побуждений,
приводящее к разного рода насилию, наказуется в седьмом круге.
Злоба, то есть душевная испорченность, орудующая обманом, казнится в
восьмом и девятом кругах. (Здесь термин "злоба", соответствующий
Аристотелевой xaxia, применяется в более тесном смысле, чем в ст. 22-24, где
он включает и - насилие, то есть "буйное скотство", и обман.)
На границе между верхним и нижним Адом, внутри стен города Дита, над
обрывом, ведущим в седьмой круг, терпят муку еретики (А., IX, 106-133; X;
XI, 1-9). Отступники от веры и отрицатели бога, они выделены особо из сонма
грешников, заполняющих верхние и нижние круги.
98. Философ - Аристотель.
101. В физике - то есть в "Физике" Аристотеля (II, 2).
111. И спутником ее - то есть искусством, производительным трудом.
113-114. Созвездие Рыб взошло над горизонтом, а Воз (созвездие Большой
Медведицы) склонился к северо-западу (Кавр; лат. Саurus - название
северо-западного ветра). Это значит, что до восхода солнца осталось два
часа.

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

Круг седьмой - Минотавр - Первый пояс - Флегетон - Насильники над
ближним и над его достоянием

4-6. Как ниже Тренто видится обвал... - Данте сравнивает спуск в
седьмой круг с одним из обвалов на реке Адиче (Адидже), между городами
Тренто (Тридент) и Вероной.
12-13. Позор критян... - Минотавр (греч. миф.), чудовище, зачатое женою
критского царя Миноса Пасифаей от быка, которого она прельщала, ложась в
деревянную корову, сделанную для нее Дедалом (Ч., XXVI, 41-42; 87). В
Дантовом Аду он страж седьмого круга, где караются насильники.
17-21 Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком... - Так назван афинский
царевич Тезей, убивший Минотавра. Сестра Минотавра Ариадна, дочь Пасифаи и
Миноса, вручила Тезею путеводную нить, чтобы он, убив чудовище, мог найти
выход из Лабиринта, где жил Минотавр.
34 Прошлый разъем. А., IX, 22-27.
37-40. Но перед тем... - Данте пользуется евангельской легендой о
землетрясении в миг смерти Христа, чтобы дать картину обвалов, происшедших в
Аду (А., XXI, 106-114; XXIII, 133-138; XXIV, 19-33). Преисподняя
содрогнулась, как поясняет своему спутнику Вергилий, незадолго перед тем,
как в первый круг геенны, то есть в Лимб, явился тот (то есть Христос), кто
стольких в небо взял (см. А., IV, 52-63), находившихся в плену у Дита
(Люцифера; см. прим. А., VIII, 68).
41-43. Мир любовь объяла... - Эмпедокл (А., IV, 138) учил, что мир
возник из раздора стихий и периодически обращается в хаос, когда любовь
подобных частиц к подобным снова стремит их друг к Другу.
47. Поток кровавый - Флегетон (см. прим. А., III, 77), образующий
первый пояс седьмого круга (см. прим. А., XI, 16-66).
65. Хирон - "справедливейший из кентавров", воспитатель многих героев,
в том числе Ахилла (ст. 71; Ч., IX, 34-39).
67-69. Несс пытался похитить Деяниру, жену Геракла, но тот смертельно
ранил его стрелой, смоченной в ядовитой желчи Лернейской гидры. Умирающий
кентавр подарил Деянире ком своей запекшейся крови, уверив се, что эта кровь
обладает приворотной силой. Когда Деянира возревновала Геракла к Иоле (Р.,
IX, 102), то, чтобы вернуть его любовь, она послала ему плащ, пропитанный
Нессовой кровью, и Геракл, надев его, погиб в страшных мучениях.
72. Фол - один из кентавров, бесчинствовавших на свадьбе Пирифоя (см.
прим. Ч., XXIV, 121-123).
84. Две природы - звериную и человеческую.
88-89. Та - Беатриче, которая, сходя к Вергилию, прервала в Раю пение
аллилуйя (еврейск. - хвалите господа).
107. Александр - Александр Македонский (356-323 гг. до н. э.). Дионисий
I - тиран Сиракузский (с 407 по 367 г. до н. э.).
110. Граф Адзолино - падуанский тиран Эдзелино IV да Романо (1194-1259)
(см. Р., IX, 29-30).
Ill-112. Обиццо д'Эсте - Обиццо II, маркиз Феррары и Анконской марки. В
1293 г. его сын, Адзо VIII, задушил его периной (правил с 1293 по 1308 г.).
114. Здесь он да будет первым, я - вторым. - То есть: здесь объяснения
должен давать Несс, а не я.
119-120. Он пронзил под божьей сенью... - В 1271 г. граф Ги де Монфор,
наместник Карла I Анжуйского в Тоскане, убил из мести в Витербо, во время
богослужения, принца Генриха, племянника английского короля Генриха III, и
выволок его за волосы из церкви. Рассказывалось, что сердце убитого принца
было положено в золотую чашу, установленную на колонне у моста через Темзу в
Лондоне.
134. Аттила - царь гуннов (с 433 по 453 г.), опустошитель Европы,
прозванный "бичом божьим".
135. Пирр. - Это или эпирский царь (319-272 гг. до н. э.), воевавший с
Римом (Р., VI, 44), или сын Ахилла, при взятии Трои убивший престарелого
царя Приама (Эн., II, 506-558). Секст Помпеи (75-35 гг. до н. э.) - младший
сын Помпея Великого, ведший корсарскую войну против Цезаря и второго
триумвирата; или же Секст Тарквиний, сын последнего римского царя Тарквиния
Гордого, жестоко истребивший жителей города Габий и виновник смерти
обесчещенной им Лукреции.
137. Риньер де'Пацци из Вальдарно - представитель знатного рода,
прославившийся разбоем и убийствами. Ринъер из Корнето в Римской Маремме,
разбойник XIII в.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

Круг седьмой - Второй пояс - Насильники над собою и над своим достоянием

8. От речки Чечииы до города Корнето - то есть в Тосканской Маремме,
нездоровой и пустынной местности вдоль Тирренского моря.
10-12. Гарпии - мифические птицы с девичьими лицами, обитавшие на
Строфадских островах. Когда Эней со своими спутниками пристал туда на пути в
Италию, гарпии осквернили их пищу, и одна из них предсказала им грядущие
беды, после чего трояне покинули негостеприимный остров (Эн., III, 209-269).
48. То, о чем вещал мой стих. - Вергилий рассказывает (Эн., III,
13-56), что, когда Эней, прибыв во Фракию, стал ломать миртовый куст, чтобы
украсить ветвями свои алтари, из коры выступила кровь, и послышался жалобный
голос погребенного здесь троянского царевича Полидора (А., XXX, 13-21; Ч.,
XX, 115).
58. Я тот... - Пьер делла Винья, канцлер и фаворит императора Фридриха
II (см. прим. А., X, 119), блестящий стилист и оратор. Он впал в немилость,
был заточен в тюрьму, ослеплен и покончил с собой (в 1249 г.).
58-60. Оба... ключа... - ключ милости и ключ немилости.
64. Развратница - зависть.
68. Август - то есть император (Фридрих II).
72. И правый стал перед собой неправ - невинный казнил себя.
96. Минос - См. А., V, 4-15.
102. И боли той окно - надломы, из которых вылетают стоны и крики.
103. Пойдем... за нашими телами - в день Страшного суда (см. А., VI,
96-98; X, 11-12).
104-105. Но их мы не наденем. - То есть души самоубийц не воссоединятся
со своими телами. В этом Данте отступает от церковной догмы.
115. И вот бегут... - Это души игроков и мотов.
118. Передний - сьенец Лано, один из "расточительного дружества" (А.,
XXIX, 130), павший в сражении при Топпо (1287 г.), где сьенцы были разбиты
арегинцами.
119. Другой - богатый падуанец Джакомо да Сант-Андреа (ст. 133),
известный мот.
143-145. Мой город-Флоренция, где ради нового христианского
покровителя, Иоанна Крестителя, забыт былой заступник, языческий Марс.
Поэтому Флоренция так много терпит от Марсова искусства, то есть от
постоянных войн и междоусобий
146-150 И если бы поднесь у Арнских вод... - Во времена Данте во
Флоренции у въезда на Старый Мост (ponte Vecchio) стоял обломок каменной
конной статуи (Р., XVI, 145-147) Народная молва считала, что это статуя
Марса, хранителя города, и что при разрушении Флоренции Аттилой (событие
легендарное) она была сброшена в Арно, а при восстановлении города Карлом
Великим (событие тоже легендарное) со дна реки извлекли ее нижнюю часть и
водворили на старом месте, потому что иначе Флоренцию не удалось бы
отстроить. Дух самоубийцы выражает народное убеждение, говоря, что, если бы
не этот охранительный обломок Марса, Флоренция снова была бы сровнена с
землей и ее восстановители потрудились бы напрасно.
151. Я сам себя казнил... - По мнению старых комментаторов, это либо
Лотто дельи Альи, судья, который вынес за взятку несправедливый приговор и
повесился, либо разорившийся богач Рокко деи Модзи.

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Круг седьмой - Третий пояс - Насильники над божеством

10. Злосчастный лес ее обвил... - третий пояс (ст. 5) окаймлен лесом
самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над
ближними.
14. Катон Утический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева войска
через Ливийскую пустыню на соединение с нумидийским царем Юбой (Лукан,
"Фарсалия", IX, 378-410).
22-24. Повержены навзничь, вверх лицом - богохульники. Съежившись,
сидят - лихоимцы (А., XVII, 34-78). Снуют без устали - содомиты.
31-36. Как Александр... - Здесь Данте излагает одну из версий легенды
об Александре Македонском.
45. У грозного предела - то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130).
46. Кто это, рослый, хмуро так лежит... - Непримиримый богохульник,
которого и огненный дождь "не мягчит", - Капаней, один из семи царей,
осаждавших Фивы, о гибели которого Стаций (см прим. Ч., XXI, 10)
рассказывает в "Фиваиде" (X, 827-XI, 20). Взойдя на вражескую стену, он
бросил дерзкий вызов богам, охранителям Фив, и самому Зевсу (Юпитеру).
Громовержец поразил его молнией.
52. Пускай Зевес замучит ковача - своего сына Гефеста (Вулкана),
бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны.
56. В Монджибельской кузне. - Монджибелло - местное название Этны.
58. Флегра - долина в Фессалии, где гиганты, громоздя гору на гору,
пытались приступом взять небо, но были сражены молниями Зевса (Ч., XII,
31-33).
79-81. Буликаме - озеро горячей минеральной воды около Витербо, еще в
римские времена славившееся своими целебными свойствами. Из него вытекал
ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то есть проститутки.
Их было много в Витербо, и для них были изданы особые правила пользования
этим источником.
96. Под чьим владыкой был безгрешен свет. - Когда на Крте царствовал
Сатурн (Кронос), сын Урана и Геи, на земле был золотой век.
100-102. Ей Рея вверила свое дитя... - Гея предсказала Кроносу, что он
будет свергнут одним из своих детей. Поэтому он их пожирал, как только они
рождались. Но последнего ребенка, Зевса, спасла его мать Рея, супруга и
сестра Кроноса Она укрыла младенца на критской юре Иде, а чтобы отец не
слышал его крика, ее слуги, куреты, ударяли копьями о щиты
103-111. Великий старец - образ, заимствованный из библейской легенды:
вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и пророк
Даниил истолковал это видение как символ настоящего и грядущих царств. У
Данте Критский Старец - эмблема человечества, меняющегося во времени и
прошедшего через золотой, серебряный, медный и железный век. Сейчас оно
опирается на хрупкую глиняную стопу, и близок час его конца. Старец обращен
спиной к Дамиате (город в Нильской дельте), то есть к Востоку, области
древних царств, отживших свой век, а лицом к Риму, где, как в зерцале,
отражена былая слава всемирной монархии и откуда - по мнению Данте - еще
может воссиять спасение мира.
112-120. Все изваяние, кроме золотой головы, надтреснуто (пороки,
изъязвляющие человечество), и текущие сквозь трещины слезы (мирское зло),
проникая в преисподнюю, образуют в ней адские реки (см. прим. А., III, 77).
124-127. Вся эта впадина - воронкообразная пропасть Ада, где поэты,
спускаясь с уступа на уступ, проходят по каждому из них часть пути, двигаясь
все влево, пока не опишут полный круг.
134. По клокотанью этих, алых вод Данте должен был сам догадаться, что
перед ним "жгучий" Флегетон, о котором Вергилий сказал (Эн., VI, 550-551):

Кругом его обомкнул огнями жгучими бурный
Тартаров ток Флегетон.

139. С этой сенью - с опушкой леса самоубийц.

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

Круг седьмой - Третий пояс (продолжение). - Насильники над естеством
(содомиты)

4-9. Данте сравнивает окаменелые набережные Флегетона с плотиной,
выстроенной фламандцами вдоль моря между городом Бруджей (Брюгге) и
местечком Гвидзантом (Виссант), а также с плотинами вдоль реки Бренты близ
Падуи.
9. Пока не дышит зной на Кьярентане. - То есть пока не тают снега в
Каринтийских Альпах (Кьярентана - старинное название Каринтии) и не началось
весеннее половодье.
30. Сэр Брунетто - Брунетто Латини, или Латано (род. ок. 1220 г., умер
ок. 1295 г.), ученый, поэт и государственный деятель Флорентийской коммуны,
сторонник гвельфской партии. Ему принадлежат: "Книга о сокровище", обширная
энциклопедия в прозе на французском языке, и "Малое сокровище",
дидактическая поэма в итальянских стихах. Молодой Данте, к которому Брунетто
Латини относился дружески, многими знаниями был обязан ему и смотрел на него
как на своего учителя.
55. Звезде твоей доверься. - И Брунетто Латини и Данте разделяли
всеобщее убеждение средневековья в том, что небесные светила и их сочетания
влияют на судьбу и характер человека, а также на явления земной природы.
58. В ранний срок-то есть когда Данте был еще молод.
61-63. Но этот злой народ... - то есть флорентийцы. Согласно местной
легенде, римляне, разрушив во времена Цезаря город Фьезоле, основали на
берегу Арно, у подножия Фьезольских высот, Флоренцию, и многие фьезоланцы
туда переселились. Впоследствии Фьезоле был восстановлен, но приток жителей
оттуда продолжался. Данте был убежден, что это смешение населения привело к
ослаблению и упадку Флоренции. Себя он считал одним из немногих потомков
тех, римлян (ст. 77), которые когда-то ее основали.
67. Слепыми их прозвали изначала. - В "Хронике" Дж. Виллани (II, 1)
приводится такое объяснение этой клички: поверив обещаниям остготского
короля Тотилы, флорентийцы впустили его в свой город, а он истребил жителей
и не оставил камня на камне.
70. В обоих станах - в стане Белых и в стане Черных.
71-72. Тебя взалкают - то есть "захотят тебя поглотить, уничтожить:
Черные - как своего противника. Белые - как отпавшего от них сторонника"
(Р., XVII, 61-69).
73. Фьезольские твари - флорентийцы, в большинстве своем - потомки
фьезоланцев (см. прим. 61-63).
78. В гнездилище неправды и тревог - во Флоренции.
85. К жизни вечной - то есть к бессмертию славы.
89. Другие записи - предсказания Чакко (А., VI, 64-72) и Фаринаты (А.,
X, 79-81).
у). Та, кто умеет - Беатриче (А., X, 130-132).
94. К таким, посулам - к предвещаниям грядущих невзгод.
97. Мой учитель - Вергилий.
101. Кто из его собратий - то есть из грешников его "дружины" (ст. 41).
109. Присциан - знаменитый латинский грамматик VI в.
410. Аккурсиев Франциск - Francesco d'Accorso (1225-1293), сын
знаменитого флорентийского юриста Аккурсио и тоже видный юрист.
112-114. Который послан был рабом рабов... - Речь идет об Андреа деи
Модзи, епископе флорентийском, которого за его скандальное поведение
Бонифаций VIII (титул "раб рабов божьих" применен к этому властолюбивому
папе иронически) перевел в 1295 г. из Флоренции (на реке Арно) в Виченцу (на
реке Баккильоне), где тот и умер год спустя.
119. Клад - "Книга о сокровище" (см. прим. 30).
122-124. Как те, кто под Вероною бежит... - Около Вероны раз в год
устраивались состязания в беге, причем участники их были голые. Победитель
получал отрез зеленого сукна, а добежавший последним - петуха, которого
должен был нести в город. Даваемое здесь сравнение оправдано тем, что
Брунетто Латини, как грешники почти всех кругов Ада, обнажен и, кроме того,
вынужден быстро бежать, чтобы нагнать свою "дружину" (ст. 41).

вперёд

в начало назад

About uCoz web-service

Community

Contacts

Legal information

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ

* ПРИМЕЧАНИЯ *

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ