Последний взгляд, посвящаемый нами общему обозрению, обоймет две крайния точки предмета - начало и конец миров, которых жизнь и красоту мы описуем в настоящую минуту. Покров, скрывающий от взоров наших тайну первичных причин еще не приподнят, но выводы науки разсеевают мрак, облекающей таинства природы и дают нам общее понятие о законах, управляющих сововупностью ея отправлений. Начало и конец миров еще скрыты от нас и толь ко умы мечтательные или поверхностные могут думать будто они владеют ключем к разгадке во всяком случае историческое и сравнительное изучение тверди небесной доставляет достаточно данных для некотораго удовлетворения человеческой любознательности. Не лишним будет присовокупить, что настоящее изследование, по добно предъидущим и последующим, вообще имеет целью опровержение закрепленных временем заблуждений, а в частности — указание неправдоподобности и несостоятельности некоторых понятий о начале и конце миров.

Миры родятся, живут и умирают, подобно всем существам. Это не значит однакож, что они существа сознательныя и разумныя, одаренныя волею и страстями, доступныя чувствам удовольствия и го ря, счастия и страданий; нет, и противники наши слишком благовоспитаны для того, чтобы заставлять нас говорить то, чего мы собственно не думаем. Это значить, что светила, подобно розам, родятся для того только, чтобы умереть. Некоторыя из них красовались только „втечении одного утра.“ На глазах одного и того-же рода зажглось и погасло двадцать одно светило: первое из них была звезда, показавшаяся в созвездии Скорпиона, 134 года до Р. X., последнее — звезда, появившаяся 28 Апреля 1848 года, в Офиухе. Но ни одно из них не произвело такого шума, как звезда в Кассиопее, 1572 года, показавшаяся за 37 лет до изобретения телескопа, в конце робкаго средневековаго периода, видевшаго в ней предвестницу последняго присшествия Христа, грядущаго судить живых и мертвых. Тихо Браге, имя котораго сохранилось в потомстве, как свидетельство заблуждений, в которыя он впал, желая создать новую систему (печальная участь великих людей), наблюдал фазы этой новой звезды и оставил нам безъискуственное, но живое описание ея.

„Оставив Германию — говорить он — с тем, чтобы возвратиться на датские острова, я остановился в древнем геррицвальденском монастыре, находящемся в прелестном местоположении и принадлежащем дяде моему, Стенону Билле. Здесь я усвоил себе привычку оставаться в моей химической лаборатории до наступления сумерков. Наблюдая однажды, по своему обыкновению, свод небес ный, с видом котораго я так освоился, я с несказанным изумлением заметил близь зенита, в Кассиопее, лучезарную, необычайной величины звезду. Пораженный удивлением, я не знал, верить-ли собственным глазам. Чтобы убедиться однакож, что это не меч та и заручиться свидетельством других лиц, я позвал рабочих, занятых в моей лаборатории и спрашивал у них, равно и у всех прохожих, видят-ли они, подобно мне, столь внезапно появившую ся звезду? Впоследствии я узнал, что в Германии возчики и некоторыя лица из простонародия предсказали астрономам появление великаго знамения на небе, что дало повод к возобновлению обычных насмешек над учеными, как случалось это по отношению комет, появление которых не было предсказано.

У новой звезды не было хвоста; туман не окружал ее; она точь в точь походила на другия звезды и только мерцала сильнее даже, чем звезды первой величины, превосходя блеском своим свет Сириуса, Лиры и Юпитера. Ее можно было сравнить только с Венерою, когда последняя находится в ближайшем разстоянии от Земли. Люди, обладавшие хорошим зрением, могли видеть звезду днем, даже в полдень, при ясном небе. Ночью, когда небо заволакивалось, новую звезду часто различали сквозь до вольно густой покров облаков; но другия звезды в это время не были видны. Разстояния, тщательно определенныя мною в следующем году, между этою звездою и другими звездами Кассиопеи, убе дили меня в полнейшей ея неподвижности. Начиная с Декабря месяца 1572 года (она появилась перваго Ноября), блеск звезды начал ослабевать; светом равнялась она тогда Юпитеру, а в Январе 1573 года стала слабее Юпитера. Вот результаты произведенных мною фотометрических сравнений: в Феврале и Марте новая звезда равнялась светом блеску звезд первой величины; в Апреле и Мае — блеску звезд второй величины; в Июле и Августе — блеску звезд третьей величины, а в Октябре и Ноябре блеску звезд четвертой величины. К Ноябрю месяцу она не пре вышала светом одиннадцатую звезду, находящуюся в нижней части спинки седалища Кассиопеи. Переход от звезды пятой величи ны к звезде шестой величины совершился в промежуток времени от Декабря 1573 г. до Февраля 1574. В следующем месяце но вая звезда исчезла, не оставив никаких следов, уловимых для простого глаза“ *).

*)De admiranda nova stella, etc (Progumnasmata)

Прибавим вместе с Гумбольдтом, которому мы обязаны предъидущим разсказом, что цвет звезды изменялся столько-же, как и ея блеск. В первое время своего появления, втечении двух месяцев, она казалась белою, но затем приняла желтый оттенок и, наконец, красный. Весною 1573 года она начала меркнуть, чтó и продолжалось до ея полнаго исчезновения. Кардан видел в ней несомненное знамение судеб божиих и в одной полемической статье, направленной против Тихо Браге, он восходит даже до звезды Волхвов, с целью отождествления этих двух явлений. История новых звезд, явившихся и исчезнувших на памяти людей — это сокращенная история всех звезд небесных. Было время, когда не существовало ни Земли, ни планет, ни Солнца и если мы не в состоянии с достоверностью изследовать формацию астро номическую, то нам известна в настоящее время геологическая формация обитаемаго нами мира и, так сказать, мы идем по стопам времени, от эпох исторических до веков, когда земной шар на ходился еще в жидком или расплавленном состоянии, что и доказы вается сфероидальною формою планеты. В настоящее время нельзя не допустить, что мир начался таким образом; иначе пришлось-бы, вместе с Бернарденом де-Сен-Пьером и с некоторыми чудаками нашей эпохи, предположить, будто мир создан вполне развитым, что вышел он из рук Творца подобно тем шарам, которые, по мановению жезла фигляра, появляются из приспособленнаго для этого сосуда. На основании такого предположения, по слову Всемогущаго стада стали тотчас-же резвиться на лугах, птицы запели в древесной листве, курица никогда не бывала маленьким цыпленком в яйце, (о вопросе этом серьезно трактуют со времен Пифагора), гиены стали пожирать трупы не существовавших животных — одним словом, земныя и водныя животныя родились скорее грибов. Но не таковы законы природы: они действуют медленно, свидетельствуя о предвечной Мудрости, которая в действиях своих не дает отчета преходящему времени.

Бесконечное в пространстве, вечное во времени — вот начала, которыя будут нам служить точками опоры. Но как оба эти отмеченныя понятия, не взирая на их значение и необходимость, представляют, однакож, очень мало существеннаго, то мы присоединим к ним начало более осязательное, назвав его эфиром, если хоти те. Название ни к чему нас не обязует и если вы предпочитаете наименование космической материи, то без малейшаго труда мы со гласны и на это.

Сказав, что эфир есть вещество более осязательное, чем метафизическая отвлеченность, мы тем самым открываем уязвимыя стороны наши для составителей квинтэссенций, о которых так забавно говорит остроумный автор Гаргантуа и у нас могут спросить: какую степень осязаемости мы предполагаем в этой первичной стихии? Итак: кубический сантиметр воздуха, разлитый в пространстве от Земли до Сатурна, был-бы плотнее, чем эфир. Вообразите себе весы с гирными досками, величиною в земной шар; на од ной из гирных досок нет ничего, но предположите, что на дру гой находится столб эфира, шириною в нашу Землю, а высотою как от нас до Солнца, и все-таки последняя гирная доска не опустится. Что сказать после этого? Эфир -- это материя более тонкая, чем пустота, образующаяся под колоколом наших лучших воздушных насосов. Но тонкость и небытие — вещи очень различныя — читатель согласится с нами в этом и какова-бы ни была стихия наша, но она достаточно существенна для того, чтобы открыть собою ряд творческих процессов.

Действительно, очень может быть, что в областях пространства, в которых мы заключены и где находится Млечный путь, к составу коего мы относимся, — совокупность движений, обусловливае мых магнетизмом, электричеством, теплородом, одним словом — существенными, присущими материи свойствами, произвела с течением времени вращательное движение, первым последствием котораго явилось развитие теплорода. Для обитателей миров, относящихся к более дремним туманностям, эти громадныя массы представля лись в виде тех расплывчатых, бледных и белесоватых сияний, которыя проносятся по небу, подобныя легким парам. То были беловатыя облака, в которых века долженствовали зародить безчисленное множество светлых точек, а закон всемирнаго тяготения образовать многие центры сгущения. Светозарные центры эти, вращательное движение которых ускорялось по мере увеличения их плотности, вследствие притягательной силы центральнаго светила выделяли из своей окружности ряд концентрических колец, отторгнутых центробежною силою. Таким образом поочередно возникали планеты, начиная с самых удаленных от центров,; таким образом образовалось Солнце — начало и основание системь.

По всем вероятиям, древнейшая из известных планет нашей системы — это Нептун, образовавшийся на экваторе Солнца в ту эпо ху, когда это громадное светило простирало до этих пределов га зообразную сферу свою. За Нептуном, по старшинству следуют: Уран, Сатурн, Юпитер, астероиды; затем — Марс, Земля, Ве нера и Меркурий. На этом основании и путем сравнения можно-бы гадательным образом определить (иным только способом, чем сделал это Бюффон) относительную продолжительность времени охлаждения светил, причем, быть может, выяснилось-бы, что с точки зрения обитамости, удаленныя планеты слишком уж охладели для того, чтобы какая-бы то ни была система жизни могла существовать на них.

Но подобнаго рода занятия следует предоставить теоретикам, охотно тратящим время на чистыя химеры.

Из протяжения и положения планетных орбит вытекают некоторыя соображения (их можно будет пояснить впоследствии), от носительно продолжительности существования системы и постепеннаго сокращения планетных кругообращений, обусловливаемая противодействием эфира. В самом деле, известно, что комета Энке, при близительно в период 33-х лет, теряет тысячную часть своей скорости, вследствие чего легче уступает действию притягательной силы Солнца и незаметно приближается к этому светилу. По той-же самой причине, планеты со временем могут попадать на небо. Многие пытались приблизительно определить, во сколько времени эфир — причина гибели миров — совершить свое дело разрушения; но как подобнаго рода определения слишком уж гадательны, то останавливаться на них мы не будем.

С другой стороны, если спутники имеют матерями свои отно сительныя планеты, а последния происходят от Солнца, то как те, так и другия, в конце концов находятся в зависимости от су ществования Солнца и, быть может, что теплота и магнитическия действия последняго светила достаточны для поддержания жизни на по верхности всех миров. В последнем и вероятном случае жизнь планетной системы должна длиться до тех пор, пока чело ея владыки будет озаряться светом. Определять время кончины миров, это значило-бы определять эпоху, когда погаснет Солнце. Но как со времени древнейших наблюдений производимых над Солнцем, ни теплота его, ни свет не уменьшились заметным образом, то наперед можно сказать, что пройдут еще сотни веков, прежде чем ослабление элементов этих серьезно потревожит обитателей Земли и других планет. В самом деле, дневное светило заключает в себе быть может, не менее 8 миллионов градусов жара, а по теории Поассона, Земля, имевшая 3,000 градусов жара в ту эпо ху, когда находилась она в расплавленном состоянии, постепенно лишалась их в продолжение 100 миллионов лет, т. е. по одному градусу в 33.000 лет. Но как скорость охлаждения неравных сфер находится в обратном отношении квадратов их диаметров и как диаметр Солнца в 110 раз больше диаметра Земли, то умножив 33,000 на квадр. 110, т. е. на 12,100, и затем умножив еще новое произведение на 8 миллион. градусов вероятнаго жара Солнца, мы будешь близки к предположению, что Солнце просуществует еще 3,200,000,000,000 лет. Следовательно, если солнца умирают, „то очень медленною смертью,“ по выражению Шарля Ришара.

Во времена Уильяма Гершеля, вышеприведенная космогоническая гипотеза о происхождении всех планет, казалось, подтверждалась действительным видом неба т. е. туманностями, находив шимися, повидимому, в состоянии развития. Их возраст определяется по степени их плотности, т. е. по степени светозарности туманной материи, подобно тому, как лета деревьев определяются по числу концетрических кругов, образующихся под корою. В настоящее время, как кажется, это определение (не необходимое, впрочем) нельзя считать точным в виду того, что все туманности, повидимому состоят из скопления звезд, а не из массы паров или космической материи. По мере увеличения силы телескопов выяснялось, что туманныя пятна, первоначально казавшияся чем-то загадочным и в которых глаз усматривал какое-то слабое мерцание, образуются скоплением множества звезд.

Телескоп лорда Росса показал, что космическия облака, на которыя смотрели прежде, как находящияся в зачаточном состоянии планетныя системы, образуют собою великолепнейшия спирали солнц, лучезарных не менее того, которое освещает нас и, подобно последнему, обильных светом и теплотою. Гипотеза, называемая „гипотезою туманностей“, допускается в наше время только немногими, тем более, что из числа всех небесных, известных нам тел, туманности наиболее удалены от Земли и свет их не достигал бы до нас, если-бы он проистекал от жидкой массы, а не от звездных центров.

Это не препятствует, однакож, считать туманныя пятна проис шедшими последовательно от Солнца и соединенными с их родиною неразрывными узами, несмотря даже на мнение Малье и некоторых из новейших писателей, утверждающих, что если-бы Солнце погасло, то планеты, не нуждаясь уже в нем, отправились-бы на поиски за новым и более гостеприимным центральным светилом. Допустим-ли, что вследствие противудействия материи, наполняющей повидимому пространства небесныя, планеты, утрачивая мало по малу свою скорость и центробежную силу, одна за другою будут поглощены громадным горнилом, горящим в центре на шей системы; ослабеет-ли с теченьем веков это горнило и погаснет прежде чем мы достигнем до него, — во всяком случае мы спокойно можем вверить будущность человечества продолжительно сти астрономических периодов. На звездных часах наши столетия проходят, подобно секундам и когда последния чада Земли увидят свою родину в смертный час, история нынешняго человечества давным-давно будет уже забыта.

Но размышляя об этих движениях, кажется, как будто разум ная, обусловливающая их причина, не вполне скрыта от нас. Если, с одной стороны, орбиты планет незаметно сокращаются, а самыя планеты мало по малу приближаются к их центру; если, с другой стороны, творческия силы светозарнаго светила незаметно ослабевают и постепенно уменьшаются, — то не находятся-ли во взаимном соотношении эти два явления и не требуется-ли законом божественным, чтобы семья приближалась к родоначальнику по мере того, как последний дряхлеет? Или, выражаясь с бóльшею точностью, не правдоподобно-ли, что обитатели солнечных владений приближа ется к источнику теплоты и света по мере того, как ослабевает согревающая их теплота и уменьшается озаряющий их свет?