вернёмся в библиотеку?

ТРИ НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ —
ТРИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ КОМИТЕТА

В итоге второй мировой войны появились принципиально новые виды техники вооружения: атомная бомба, радиолокаторы и управляемые ракеты.

Достаточно быстро до сознания вначале наркомов, а с их подсказки и до членов сталинского политбюро дошло понимание необходимости координации всех основных работ в этих областях на государственном уровне, обеспечения им высочайшего приоритета. Приоритета над чем? Над другими отраслями оборонной промышленности?

Опыт войны учил, что обычные вооружения приобретают новое качество и становятся много эффективнее, если самолеты оснащены радиолокаторами, если зенитные батареи стреляют не по указаниям допотопных звукоулавливателей, а по точным целеуказаниям радиолокационных систем управления огнем, если появляются радиоуправляемые ракеты, а самолет способен нести атомную бомбу и т.д., и т.д. — перспективы были необозримы. Зажимать промышленность обычных вооружений было еще рано, но модернизировать с учетом новых тенденций — необходимо. А если так, то где брать средства?

Оставался уже испытанный и проверенный метод — все, что можно, отнять у всех отраслей промышленности, работающих для обычных человеческих потребностей: легкой, пищевой,

227

автомобильной, сельскохозяйственного машиностроения и прочая, прочая — и впредь давать им самый минимум.

Зато на создание атомной, ракетной и радиолокационной промышленности средств не жалеть! Тем более, что за время войны авиационная, артиллерийская и танковая промышленность уже достигли высочайшего развития, накопили огромный производственный потенциал. Какой выбрать путь? Доверить новые отрасли отдельным наркоматам? Еще до начала нашей ракетной деятельности в Германии ученые — атомщики и радиотехники — почувствовали и заставили понять высоких правителей, что такие проблемы требуют комплексного системного подхода не только в науке, но и в организации. Нужен контроль в виде специального органа, во главе которого стоит член политбюро, отчитывающийся непосредственно перед Сталиным и имеющий право принимать быстро, без бюрократических проволочек оперативные решения по развитию новой техники, обязательные для всех независимо от ведомственной подчиненности.

Первой таким правительственным органом обзавелась отечественная радиолокационная техника — здесь было больше всего ясности для высокого руководства ”зачем это нужно”. Война учила быстро. 4 июня 1943 года, в канун начала великой битвы на Курской дуге, вышло постановление Государственного Комитета Обороны, подписанное Сталиным, ”О создании Совета по радиолокации при ГКО”. Председателем Совета был назначен Маленков. Это постановление, появившееся в тяжелый военный период, явилось для нашей радиолокации важнейшим государственным актом. С образованием Совета руководство развитием этой новой отрасли техники и осуществление большого комплекса мероприятий в разрозненных до этого организациях сосредотачивалась в едином правительственном органе.

Заместителем председателя Совета был утвержден Аксель Иванович Берг, который и осуществлял каждодневное научное и организационное руководство. До октября 1944 года Аксель Иванович, оставаясь в должности замнаркома, осуществлял и руководство всей радиопромышленностью, которая входила в Наркомат электропромышленности. В аппарате Совета постоянно работали специалисты высокого класса, их авторитет в среде советских радиоинженеров был общепризнан.

В июне 1947 года Совет по радиолокации был преобразован в Спецкомитет № 3, или Комитет по радиолокации при Совете Министров СССР. Его председателем был назначен председатель Госплана СССР М.З. Сабуров. Повседневное руководство деятельностью Комитета осуществлял А.И. Шокин, будущий заместитель министра радиоэлектронной промышленности, а впоследствии министр электронной промышленности СССР.

228

А.И. Берг стал директором головного ЦНИИ-108 при Комитете по радиолокации.

С академиком Бергом я впервые встретился в конце 1943 года в связи с нашим проектом РОКС (радиоопределитель координат самолета), который мы начали разрабатывать для управления полетом ракетного истребителя БИ-1.

Берг заражал новыми творческими замыслами, предлагал сразу радикальные решения, без колебаний отвергал халтуру. Аксель Иванович среди ученых был яркой личностью. Несмотря на годы репрессий, он не стеснялся высказывать свои иногда очень резкие суждения по вопросам технического прогресса и экономической политики. Он очень смело выступал в защиту кибернетики как науки.

Разработав методы расчета надежности систем, содержащих большое число элементов, Берг даже ввязывался в споры с нашими главными конструкторами.

Комитет по радиолокации был упразднен в августе 1949 года, а его обязанности поделили между Военным министерством и министерствами оборонных отраслей промышленности. На базе аппарата упраздненного комитета в 1950 году под эгидой Лаврентия Берия создается Третье Главное Управление (ТГУ) при Совете Министров СССР. На ТГУ возлагаются задачи ракетной противовоздушной обороны. Непосредственным начальником ТГУ назначается Рябиков, а его заместителями Калмыков, Ветошкин, Щукин.

Королеву и его заместителям — мне, Мишину и Бушуеву — к этому времени уже довелось ближе познакомиться с Калмыковым. В 1948 году он был директором института НИИ-10 Министерства судостроительной промышленности, в котором работал Виктор Кузнецов, назначенный главным конструктором гироскопических командных приборов для всех наших ракет.

Калмыков встретил нас очень радушно, сам водил по лабораториям, демонстрируя макеты и действующие разработки различных систем локации. Видимо, его слабостью была тепловая локация в инфракрасном диапазоне. Он продемонстрировал работу теплового локатора из окна лаборатории по далеким, еле различимым глазом, заводским трубам и просто по дымам. Эффект был потрясающий. Калмыков очень понравился не только как директор крупного института, но и просто как доброжелательный интеллигентный человек, да еще с хорошим чувством юмора. Это он продемонстрировал за чаем, разыгрывая Витю Кузнецова по поводу его

229

пребывания в 1941 году в Берлине в ”плену” у немцев в начале войны.*

*В.И. Кузнецов летом 1941 года был командирован в Берлин. С началом войны он, как и все советские граждане, был интернирован и долго возвращался в СССР через нейтральные страны.

В 1954 году Калмыков был назначен министром радиотехнической промышленности. Мне часто приходилось с ним встречаться уже в другой обстановке: в его кабинете или на полигоне. Его неизменная корректность, компетентность и доброжелательность (что не каждому министру дано сохранить, даже если этими качествами он обладал до назначения) упрощали принятие решений по самым запутанным межведомственным организационным и техническим вопросам.

Среди очень многих грустных прощаний, проходивших за последние десятилетия на Новодевичьем кладбище, мне особенно грустно вспоминать прощание с Валерием Дмитриевичем Калмыковым...

Успехи радиоэлектронной промышленности имели решающее значение для последующего развития ракетно-космической техники. Вот почему я счел нужным совершить этот экскурс в историю.

Руководство атомной проблемой, или, как ее иногда именовали, ”урановым проектом”, строилось по несколько иному сценарию.

Если в предыдущей радиолокационной истории приоритет в сборе специалистов и организации Комитета по радиолокации надо отдать военным и руководителям Наркомата обороны, то в истории атомного оружия, так же как в США и Германии, инициатива централизации с самого начала принадлежала ученым-физикам. Однако они по скромности своей, воспитанные на размахе работ лабораторного масштаба, не всегда осмеливались отнимать у страны самые необходимые жизненные ресурсы. Уже в 1942 году И.В. Курчатову по рекомендации академика А.Ф. Иоффе поручают научное руководство проблемой. Контроль за работами осуществлял лично Сталин. Но с расширением масштабов деятельности потребовался небольшой правительственный аппарат.

Вначале проблема организации атомных работ была в ведении заместителя председателя СНК М.Г. Первухина, который одновременно был наркомом химической промышленности. Затем стало очевидным, что расходы и масштабы работ требуют от полуголодного народа и еще не восстановленной после военных разорений страны новых подвигов. К тому же было необходимо обеспечить по примеру американцев строжайшую секретность. Такой режим мог быть обеспечен только ведомством всесильного Берии. Был создан Комитет № 1 при ГКО, и председателем комитета был назначен Берия.

230

Заместителями председателя атомного комитета в разное время были М.Г. Первухин и Б.Л. Ванников. Кроме всех прочих преимуществ перед обычными министрами Берия имел в своем распоряжении неизвестное никому количество дармовых рабочих рук — заключенных ”архипелага ГУЛАГ” и многотысячную армию внутренних войск НКВД. Впоследствии Комитет № 1 был преобразован в Первое Главное Управление (ПГУ) при Совете Министров СССР. Начальником ПГУ был назначен Борис Львович Ванников.

Борис Львович был очень колоритной фигурой. Невысокого роста, очень подвижный, типичной еврейской наружности, иногда грубовато циничный, иногда очень резкий, а где надо и доброжелательный, он обладал совершенно незаурядными организаторскими способностями. В 1941 году он занимал пост наркома вооружения и перед самой войной был арестован. На его место был назначен тридцатитрехлетний директор ленинградского завода ”Большевик” Дмитрий Федорович Устинов.

Война требовала от промышленности не меньшего напряжения и героизма, чем от армии. Ходила похожая на истину легенда, что на втором месяце войны, когда обнаружились огромные провалы с поставками снарядов, мин и просто патронов, Сталин поинтересовался у Берии судьбой Ванникова. Его быстро ”подлечили” после пребывания на Лубянке и доставили к Сталину, который, как ни в чем не бывало, предложил ”врагу народа” Ванникову пост наркома боеприпасов и просил ”обиды за случившееся не держать”.

Так почти всю войну работали ”на пару” Ванников и занявший его место Устинов.

Во время войны проблемы с боеприпасами были сняты, и это величайшая заслуга Ванникова. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Сталин и Берия, несмотря на прошлое и национальность Ванникова, поручили ему возглавить все работы по созданию атомной бомбы в должности начальника ПГУ.

К концу 1947 года, когда мы начали в Москве активную работу по привлечению к своей деятельности специалистов предприятий и институтов, мы часто натыкались на всесильную сверхзакрытую, но очень разветвленную систему вербовки кадров, которая вырывала у нас прямо ”изо рота” самые лакомые куски. Это уже работала система Ванникова, который использовал в своих интересах аппарат Берии.

Курчатов в 1947 году был уже всесильным научным руководителем проблемы. Он значился директором Лаборатории измерительных приборов Академии наук — ЛИПАН. Теперь на месте ЛИПАН огромный Институт атомной энергии имени Курчатова.

231

В эти первые годы становления ракетной промышленности Королев, которого часто в исторической публицистике сравнивают по значимости содеянного с Курчатовым, ни в какой мере не может быть сравним с ним по власти и возможностям.

Да и в отношении материального обеспечения лабораторий и бытового обеспечения ученых и специалистов мы по сравнению с атомщиками выглядели ”бедными родственниками”.

До последних лет закрытые атомные города по своему благоустройству, жилищному комфорту, культурно-бытовым, детским и медицинским учреждениям, снабжению продуктами и промтоварами не шли ни в какое сравнение с ”ракетоградами”, строившимися в Капустином Яре, Тюратаме, Плесецке и многочисленных НИПах — наземных измерительных пунктах на территории страны.

Когда в 1952 году началось наше деловое сотрудничество с атомщиками, мы не без зависти обнаружили, какими, по нашим тогдашним воззрениям, неограниченными возможностями по производству, экспериментальной базе, жилищному строительству и прочим дефицитным благам они обладают.

Королев очень болезненно переживал такое наше ”отставание” и часто сетовал на Устинова, который-де недооценивал нашу работу. Теперь, спустя много лет, можно понять, что дело было отнюдь не в Устинове. Страна была не способна всем, работавшим по трем направлениям: атомному, ракетному и радиолокационному, — создать столь комфортные условия.

Мы всегда работали вместе с Министерством обороны и с личным составом армии. Строили наши объекты не заключенные ГУЛАГа, а военные строители, эксплуатация и принятие на вооружение были в ведении соответствующих Главных управлений Министерства обороны, короче, мы имели дело с солдатами и офицерами, которые сами вели полунищенское существование.

Госкомитет № 2, или Спецкомитет № 2, как иногда он именовался, был вторым по номеру, но третьим по времени организации после атомного и радиолокационного. Он был создан специальным постановлением ЦК и Совета Министров от 13 мая 1946 года № 1017—419. Это постановление является актом, от которого обычно ведется отсчет организации работ в Советском Союзе по большой ракетной технике. Естественно, что в этом постановлении еще не было никакого упоминания о космонавтике или об использовании космического пространства в мирных или научных целях. Речь шла только об организации и распределении обязанностей между министерствами и предприятиями для разработки ракет чисто военного назначения.

Ведущая роль возлагалась на Министерство вооружения, возглавлявшееся Д.Ф. Устиновым. Это было не принуждение сверху

232

, а удовлетворение инициативы, которую проявили Устинов и его первый заместитель Рябиков, посетивший институт ”Рабе” еще в 1945 году. Оба они уже тогда предвидели, что ракетная техника — это перспектива для всей отрасли.

Подготовке этого постановления предшествовало посещение Берлина, Нордхаузена и Бляйхероде в феврале 1946 года специальной комиссией во главе с маршалом Яковлевым.

Очень внимательно приглядывался к нам в Бляйхероде наш будущий непосредственный начальник по министерству, а затем и по комитету — Сергей Иванович Ветошкин. Стопроцентный артиллерист-вооруженец, он понял, что пришла пора переучиваться. Человек умный, доброжелательный и скромный, с большим чувством ответственности, он пытался прежде всего разобраться в этой совсем новой области техники. Во всякую свободную от заседаний комиссии минуту он очень вежливо обращался к кому-либо из старожилов Бляйхероде: ”Объясните, пожалуйста, мне — механику, который не понимает в электричестве...”, и далее следовала просьба объяснить, как работают гироприборы или ”мишгерет”, одним словом, для ответа требовалась лекция.

По возвращении из Германии Сергей Иванович был одним из тех руководителей в аппарате министерства, а затем и нового комитета, которые оказывали нам повседневную помощь.

Председателем Комитета № 2 несколько неожиданно был назначен Маленков. Он уже был председателем комитета по радиолокации. По-видимому, с точки зрения Сталина, дела там пошли настолько хорошо, что Маленкова можно было бросить на новый участок — создание ракет. Правда, вскоре на посту председателя комитета Маленкова заменил министр Вооруженных Сил Н.А. Булганин.

Ни Маленков, ни Булганин особой роли в становлении нашей отрасли не играли. Их высокая роль сводилась к просмотру или подписанию проектов постановлений, которые готовил аппарат комитета при активной поддержке или по инициативам Устинова, Яковлева и главных конструкторов.

Устинов и Ветошкин, назначенный на должность начальника созданного для этой новой области работ 7-го Главного управления, с самого начала относились к ракетной тематике с особым вниманием и даже необычным для руководителей заразительным энтузиазмом.

К сожалению, один из наших первых в Министерстве вооружения покровителей Рябиков был вскоре переброшен с ракетной тематики на ”зенитно-локационную”, возглавив Третье Главное Управление при Совете Министров. Правда, в 1957 году Рябиков снова вернулся

233

к проблемам ракет дальнего действия. Он был назначен председателем Комитета № 2 и председателем Государственной комиссии по испытаниям первых межконтинентальных ракет Р-7.

В упомянутом постановлении на Минавиапром возлагалась ответственность за разработку и производство ЖРД, на Минпром средств связи — за аппаратуру и системы управления, на Минсудпром — за гироскопическую технику, на Минэлектропром — за наземное и бортовое электрооборудование, на Министерство тяжелого машиностроения — за наземное стартовое и транспортное оборудование, на Академию наук — за исследования условий в верхних слоях атмосферы и космическом пространстве, на Министерство обороны — за разработку тактико-технических требований, организацию специальных воинских частей по эксплуатации ракетного вооружения и создание Государственного центрального полигона для испытаний ракет. Постановлением было также определено создание в каждом министерстве новых головных НИИ и СКВ.

В развитие этого постановления каждый из министров выпустил свой приказ применительно к предприятиям своего ведомства.

Так, приказом Устинова от 16 мая 1946 года объявлялось об организации Государственного союзного головного научно-исследовательского института № 88, который определялся в качестве основной научно-исследовательской, проектно-конструкторской и опытно-конструкторской базы по ракетному вооружению с жидкостными ракетными двигателями.

НИИ-88 создавался на базе артиллерийского завода № 88, расположенного в подмосковном городе Калининграде у станции Подлипки. Директором НИИ-88 был назначен Лев Робертович Гонор.

Разработка жидкостных ракетных двигателей и серийное их изготовление поручались ОКБ-456, возглавляемому главным конструктором Глушко. ОКБ создавалось на базе авиационного завода № 84.

Завод № 84, расположенный в Химках под Москвой, еще до войны специализировался на выпуске транспортных самолетов Ли-2, копии известного американского самолета фирмы ”Дуглас”. В 1938 году на этот завод было возвращено из Казани ОКБ во главе с Болховитиновым.

На его прежнее местопребывание — завод № 22, на котором я начинал свою трудовую деятельность в авиации, Болховитинова не пустили. Там за это время хозяином стал заместитель Туполева Архангельский, а затем Мясищев.

При выполнении дипломного проекта в 1939 году я вернулся в ОКБ Болховитинова уже на завод № 84. Вскоре Болховитинов

234

построил рядом с этим большим серийным заводом свой опытный завод № 293, куда и перебралось его ОКБ.

Таким образом, Глушко после возвращения из Германии предстояло обосноваться на заводе, где ранее работала вся ”болховитиновская команда” — Исаев, Черток, Мишин, Бушуев, Райков, Мельников и многие другие. Шутили, что коренных химчан Глушко выселил в Подлипки.

Головным по системам управления назначался телефонный завод Министерства промышленности средств связи (МПСС), который был переименован в НИИ-885. Его директором был назначен Максимов, первым заместителем директора и главным конструктором — Рязанский. Пилюгин был вначале заместителем главного конструктора по автономным системам управления.

Телефонный завод, на базе которого предстояло создать НИИ-885, во время войны специализировался на выпуске индукторных полевых телефонов. Для вызова требовалось ”крутить ручку”. Культура производства, технология, оборудование и кадры завода были так далеки от технологии ракетного приборостроения, что Рязанский и Пилюгин злословили по этому поводу: ”Королев будет перевоспитывать пушкарей в ракетчиков, Глушко приучать авиацию к любимым ЖРД, а мы их всех обеспечим техникой управления, с ручками от телефонов как основной деталью”.

Головным разработчиком комплекса наземного пускового, заправочного и транспортного оборудования был назначен Бармин, а его первым заместителем — Рудницкий. Их организация называлась ГСКБ-Спецмаш и территориально обосновалась на заводе ”Компрессор”, который во время войны был головным предприятием по выпуску многоствольных пусковых установок пороховых ракетных снарядов — гвардейских минометов ”катюша”.

Кузнецову и его сотрудникам повезло, пожалуй, больше других коллег из шестерки главных конструкторов. Он возвращался в коллектив НИИ судостроительной промышленности, который его высоко ценил, в хорошо оснащенные лаборатории. Здесь разрабатывались гироскопические навигационные системы для морских судов, здесь же была создана и уникальная гиросистема для стабилизации танковой пушки, чтобы ею можно было пользоваться на ходу. Но Кузнецов не любил административную деятельность и не претендовал на директорское кресло. Его вполне устраивала должность главного конструктора, и он действительно был в своей области настоящим главным, который не боялся уравнений теоретической механики, отлично владел теорией гироскопических систем, но в то же время чувствовал технологичность конструкции и любил вникать в тонкости производства.

235

Однажды я зашел к нему домой (он жил тогда на Авиамоторной улице) и был удивлен обилием всякого рода электрорадиодеталей, сплетением проводов и разнообразием слесарно-монтажного инструмента, разбросанного по комнате и на рабочем столе. Виктор объяснил, что любит отдыхать с паяльником в руках. Он, оказывается, собирал самодельный телевизор с уникальным кинескопом особо высокой четкости. Это было в те годы, когда телевизоры с крохотными экранами только-только появились в квартирах москвичей.

Ракетная система, даже первая и, по современным понятиям, такая элементарная, как А-4 — Р-1, в своей системе управления содержала преобразователи тока — мотор-генераторы, или, как мы их иногда называли, умформеры. Эти агрегаты преобразовывали постоянный ток напряжением 24 вольта в переменный частотой 500 герц и напряжением 40 вольт для питания гироскопических приборов. Агрегаты поручено было изготавливать НИИ-627 Министерства электропромышленности. Этот НИИ возглавлял Андроник Гевондович Иосифьян. Он же отвечал за изготовление электромоторов, триммеров и поляризованных реле для рулевых машин.

Через несколько лет Андроник, как любил коротко говорить Королев, взял на себя гораздо ббльшую нагрузку. Он был назначен главным конструктором бортового электрооборудования.

НИИ-627 был уже готовой научно-производственной базой, специализировавшейся на технике следящего привода и всякого рода электрических машинах малой мощности. Серийной базой для выпуска бортового электрооборудования был определен небольшой московский завод ”Машиноаппарат”. Разработка и изготовление всего наземного электрооборудования возлагались на московский завод ”Прожектор”, главным конструктором которого был назначен Александр Михайлович Гольцман.

Разработка взрывателей для боевого заряда головных частей была поручена главному конструктору Марку Измаиловичу Лихницкому, работавшему в ленинградском НИИ взрывателей.

Министерству высшей школы поручалась организация специальных кафедр и подготовка специалистов по ракетной технике.

Особая роль отводилась Главному артиллерийскому управлению Министерства обороны. Его продолжал возглавлять маршал артиллерии Яковлев. ГАУ назначалось основным заказчиком баллистических ракетных систем дальнего действия. Для этого в системе ГАУ создавалось специальное четвертое управление во главе с генералом Соколовым. Для разработки проблем военного применения ракет при ГАУ на базе института Академии артиллерийских наук был создан специальный военный институт НИИ-4, первым начальником которого стал генерал Нестеренко. Заместителем Нестеренко назначили

236

генерала Гайдукова. Гайдуков поддерживал все наши начинания в Германии, добился у Сталина освобождения многих ракетчиков, возглавлял институт ”Нордхаузен”. Он уже хорошо знал всех нас — тех, кому предстояло создавать свою ракетную технику. Почему же было не поручить ему одну из определяющих руководящих должностей в новых ракетных структурах ГАУ? Но война закончилась и много боевых генералов оставались без должностей, соответствующих заслуженно полученным в боях высоким званиям.

Вскоре Нестеренко был освобожден от руководства институтом Академии артиллерийских наук и через некоторое время во главе этого института был поставлен генерал Соколов, который в 1945 году первым из советских военных специалистов ”осваивал” Пенемюнде.

Подполковник Тюлин, также из нашей ”немецкой” компании, стал начальником отдела теории полета в Главном артиллерийском управлении.

В конце 1946 года начальником еще не существовавшего Государственного центрального полигона был назначен генерал-лейтенант Василий Иванович Вознюк, командовавший во время войны крупными подразделениями гвардейских минометов. Начальником штаба ГЦП стал полковник Андрей Григорьевич Карась — будущий начальник Центрального управления космических средств Министерства обороны.

Вознюк и Карась — очень колоритные фигуры в истории становления полигона в Капустином Яре и вообще первых лет нашей ракетной техники. Боевым генералам в первые дни новых назначений пришлось столкнуться с такой массой проблем, что тяжелейшие сражения Великой Отечественной войны им вспоминались как героическая, но простая работа. Особенно осложняла ситуацию необходимость корректно общаться с ”этими гражданскими” — главными конструкторами, подчиняться нескольким начальникам из Москвы, отчитываться не перед командующим армией или фронтом, а перед ЦК, да еще и перед генералом Серовым.

Надо было успевать решать массу хозяйственных дел, заботиться о жилье и быте офицеров, их семей, детей и тысяч прикомандированных строителей. Но и в новой технике надо было тоже научиться разбираться.

Всем вновь создаваемым организациям предполагалось в очень короткие сроки определить структуру, укомплектовать кадры, начать необходимое строительство. На всех свалилась масса организационных, научно-технических и социальных проблем.

Несмотря на тяжелейшее послевоенное экономическое положение страны, вновь создаваемое направление, так же как и атомная промышленность, получило необходимые приоритеты в Госплане и

237

Министерстве финансов по снабжению и финансированию капитального строительства, реконструкции, приобретению производственного и лабораторного оборудования.

Координация всех работ в масштабах страны, как я уже писал, поручалась специальному Государственному комитету по ракетной технике (Комитету № 2).

Здесь считаю уместным сделать замечание в защиту централизованного государственного ”бюрократического” планово-координирующего аппарата. Компетентность сотрудников аппарата Комитета № 2, их действительное стремление не уклоняться от принятия решений оказывали нам быструю и энергичную помощь в организации работ. Выпуск решений по привлечению к работе новых фирм, подготовка постановления Совета Министров — такие вопросы решались тогда в еще не утерянном темпе военного времени.

далее

в началоназад