Глава 7. СОВЕТ ЗВЕЗДОПЛАВАНИЯ
| Н |
аходившиеся поодаль на склоне сотрудники обсерватории и строители видели очень мало. В глубоком тибетском небе как будто промелькнуло нечто затемнившее свечение звезд. Потом сверху хлынул каскад невидимой силы, обрушившийся на гору с опытной установкой. Там он принял очертания вихря и захватил массу земли и камней. Абсолютно черная струя, четверть километра в поперечнике, точно выброшенная из гидравлической пушки, пронеслась к зданию обсерватории, взмыла вверх, завернула назад и снова ударила по горе с установкой, вдребезги разбив сооружение и разметав обломки. Мгновение спустя все стихло. В наполненном пылью воздухе остался запах горячего камня и гари, смешавшийся с каким-то странным ароматом, отдаленно напоминавшим запах морских просторов.
Устремившиеся к месту аварии люди увидели, что по долине между горой и постройками идет широкая борозда с оплавленными краями, а обращенный к обсерватории склон горы начисто оторван. Здание обсерватории осталось целым. Борозда достигла восточной стены, разрушила примыкавшие к ней помещения трансформаторов и уперлась в купол подземной камеры, залитый четырехметровым слоем плавленого базальта. Базальт был срезан точно на исполинском шлифовальном станке, но частично уцелел, спасши Мвена Маса и подземную комнату внешней станции от полного уничтожения.
Ручей растекшегося серебра застыл в углублении почвы — это расплавилась арматура щитов распределения приемной энергостанции. Скоро удалось восстановить кабели аварийного освещения. При свете прожектора на маяке подъездной дороги люди увидели поразительное зрелище: металл конструкций опытной установки был размазан по борозде тонким слоем, отчего она сверкала, как хромированная. В отвесный обрыв отрезанного, точно гигантским ножом, склона горы вдавился кусок бронзовой спирали. Камень расплылся стекловатым слоем, как сургуч под горячей печатью. Погруженные в него витки красноватого металла с белыми зубцами рениевых контактов сверкали в электрическом свете, точно цветок, вделанный в эмаль. От одного взгляда на это ювелирное изделие метров сто в поперечнике пробуждался страх перед неведомой, только что действовавшей здесь силой.
Когда расчистили заваленный обломками спуск в подземную камеру, то нашли Мвен Маса на коленях, уткнувшим голову в холодное подножие изолятора. Видимо заведующий внешними станциями уже делал попытки выбраться в моменты прояснения сознания. Среди добровольцев было много врачей. Могучий организм африканца с помощью не менее могучих лекарств справился с контузией. Мвен Мас, дрожа и шатаясь, поддерживаемый с обеих сторон, встал.
— Рен Боз? Что с ним?
Обступившие ученого люди помрачнели. Заведующий обсерваторией хрипло ответил:
— Рен Боз жестоко изуродован. Вряд ли проживет еще несколько часов.
— Где он?
— Его нашли за развалинами, на восточном склоне. Должно быть, его выбросило из помещения установки. На вершине горы более ничего не существует... даже развалины стерты начисто!
— И Рен Боз лежит там же?
— Его нельзя трогать. Раздроблены кости, сломаны ребра и распорот живот. Там пятеро врачей. Над ним поставили стерильную операционную палатку. Рядом лежат двое пожелавших дать кровь. Искусственное сердце и печень уже работают.
— Тогда ведите меня в переговорную комнату. Пусть кто-нибудь соединится с мировой сетью и вызовет центр информации северного пояса. Вызовите спутник 57.
— Он молчит!
— Телескопы целы?
— Все.
— Разыщите его в телескоп и рассмотрите при большом увеличении в электронном инверторе. Пойдемте.
Ночной дежурный северного центра информации увидел на экране измазанное пылью и кровью лицо с лихорадочно блестевшими глазами. Он тщательно всмотрелся, прежде чем смог узнать заведующего внешними станциями — широко известную на планете личность.
— Мне нужно председателя Совета Звездоплавания Гром Орма.
Дежурный кивнул и принялся оперировать с кнопками и верньерами памятной машины. Ответ пришел через минуту.
— Гром Орм готовит материалы и потому ночует уже неделю в жилом Доме Совета. Вызывать Совет?
— Вызывайте. Дело идет о жизни и смерти крупного ученого!
Дежурный на секунду оторвался от своих схем.
— Случилось несчастье?
— Большое несчастье!
— Я передаю дежурство своему помощнику, а сам займусь исключительно вашим делом. Ждите!
Мвен Мас опустился на придвинутое кресло, собирая мысли и силы. В комнату вбежал заведующий обсерваторией.
— Только что фиксировали положение спутника 57. Его нет!
Мвен Мас встал, как будто его тело совсем не было разбито.
— Остался большой кусок передней стены — порт для приема кораблей, — продолжался убийственный доклад, — он летит по той же орбите. Вероятно, имеется много мелких кусков, но они еще не обнаружены.
— Значит, наблюдатели...
— Несомненно, погибли!
Мвен Мас, сжал кулаки и оттолкнул кресло. Прошло несколько томительных минут молчания. Наконец экран вспыхнул снова.
— Гром Орм у аппарата Дома Советов, — сказал дежурный и повернул рукоятку.
На экране, отразившем большой, тускло освещенный зал, возникла характерная, всем знакомая голова председателя Совета Звездоплавания. Узкое, будто разрезающее пространство лицо с крупным горбатым носом, глубокие глаза под угловатыми бровями, вопросительный изгиб твердых губ. Мвен Мас под взглядом Гром Орма опустил голову.
— Только что погиб спутник 57!
Гром Орм вздрогнул, и его лицо стало еще острее.
— Как это могло случиться?
Мвен Мас сжато и точно рассказал все, не щадя себя. Брови председателя Совета сошлись вместе, вокруг рта обозначились длинные морщины, но взгляд оставался спокойным.
— Подождите, я поговорю о помощи Рен Бозу. Вы думаете, что Аф Нут...
— О, если бы Аф Нут!
Экран потускнел. Потянулось ожидание. Мвен Мас с большим усилием заставлял себя держаться. Ничего, скоро... Вот и Гром Орм.
— Я убедил Аф Нута и дал ему планетолет. Не меньше часа ему надо на подготовку аппаратуры и ассистентов. Через два часа Аф Нут будет на вашей обсерватории. Приготовьтесь к перевозке тяжелого груза до раненого... Теперь о вас — опыт удался?
Вопрос застал африканца врасплох. Он, несомненно, видел Эпсилон Тукана. Но было ли это реальным соприкосновением с неимоверно далеким миром? Или же тяжелое воздействие опыта на организм и горячее желание увидеть сочетались вместе с яркой галлюцинацией? Может ли он, ученый, заявить всему миру, что опыт удался, что нужны новые усилия, расходы, жертвы на его повторение?
Не желая рисковать никем другим, они с Рен Бозом проводили опыт вдвоем, жалкие безумцы! Что видел Рен, что сможет он рассказать?.. Если сможет. Если видел!
Мвен Мас стал еще прямее.
— Доказательств, что опыт удался, у меня нет. Что скажет Рен Боз, не знаю...
Самая откровенная печаль отразилась на лице Гром Орма. За минуту до того только внимательное, оно стало суровым.
— Что предлагаете делать?
— Прошу разрешить мне немедленно сдать станцию Юнию Анту. Я более недостоин заведовать там ни минуты. Потом я буду с Рен Бозом до конца... — Африканец запнулся и поправился: — до конца операции. Затем...
— Возможно, вы правы. Но мне неясны многие обстоятельства, и я воздерживаюсь от суждения. Ваш поступок будет разобран на ближайшем заседании Совета.
Председатель Совета некоторое время всматривался в африканца, точно собирался еще что-то сказать, но сделал молчаливый прощальный жест. Экран погас, и вовремя, потому что все помутилось в глазах неудачного экспериментатора.
— Эвде Наль сообщите все сами, — прошептал он в сторону стоявшего заведующего обсерваторией, упал и после тщетных попыток приподняться сдался.
Не было сил шевельнуть ни рукой, ни ногой, но страшное возбуждение небывалого эксперимента не давало угаснуть сознанию. В голове проносились невыносимо отчетливые, поздние соображения о более правильной постановке опыта.
Укором встало перед африканцем лицо Дар Ветра, открытое и решительное, перед простором неба и моря, на берегу. Бывший заведующий внешними станциями работал в морской археологической экспедиции вместе с Ведой Конг, когда Мвен Мас вместе с товарищем по исследованию — Рен Бозом, физиком из Академии Пределов Знания, приехал посоветоваться о рискованном предприятии.
Участок плотного песка между грядами камней тогда превратился в научную аудиторию. Рен Боз, вооружившись обломком раковины, чертил и писал, в возбуждении бросался ничком, стирая написанное собственным телом, и снова чертил. Мвен Мас подтверждал согласие или ободрял физика отрывистыми восклицаниями и жестами. Дар Ветер, уперев локти в колени, слушал, смахивая со лба пот, выступивший от усилий понять говорившего. Наконец рыжий физик умолк и, тяжело дыша, уселся на песке с огорченным видом.
— Да, Рен Боз, — проговорил Дар Ветер после продолжительного молчания, — вы совершили выдающееся открытие!
— Разве я один...
— Пусть так. Я не знаток биполярной диалектической математики, тем более такого ее раздела, как репагулярное исчисление, исследование преград перехода. Но то, что вы сделали в теневых функциях, — это принципиально ново, хотя еще плохо понятно нам, людям обычным, без математического ясновидения. Но осмыслить величие открытия я не могу. Одно только... — Дар Ветер запнулся.
— Что именно? — встревожился Мвен Мас.
— Как перевести это в эксперимент? Мне кажется, в нашем распоряжении нет возможности создать такое напряжение электромагнитного поля...
— Чтобы уравновесить гравитационное поле и получить состояние перехода? — спросил Рен Боз.
— Вот именно. А тогда пространство за пределами системы останется по-прежнему вне нашего воздействия.
— Это так. Но, как всегда в диалектике, выход надо искать в противоположном. Если получить антигравитационную тень не дискретно, а векториально...
— Ого! Но как?
Рен Боз быстро начертил три прямые линии, узкий сектор и пересек все это частью дуги большого радиуса.
— Это известно еще до биполярной математики. Две с половиной тысячи лет назад ее называли задачей четырех измерений. Тогда еще были распространены представления о многомерности пространства — они не знали теневых свойств тяготения, пытались проводить аналогии с магнитоэлектрическими полями и думали, что сингулярные точки означают или исчезновение материи, или ее превращение в нечто названное, но необъяснимое. Как можно было представить себе пространство с таким знанием природы явлений?
— Спиральное движение знали шесть тысяч лет назад, — осторожно вмешался Мвен Мас.
Рен Боз пренебрежительно отмахнулся:
— Движение, но не его законы! Так вот, если поле тяготения и электромагнитное поле — это две стороны одного и того же свойства материи, если пространство есть функция тяготения, то функция электромагнитного поля — антипространство, а переход между ними дает векториальную теневую функцию нуль-пространства, которая известна в просторечии как скорость света. И я считаю возможным получение нуль-пространства в любом направлении... Мвен Мас хочет на Эпсилон Тукана, а мне все равно, лишь бы поставить опыт. Лишь бы поставить опыт! — повторил физик и устало опустил короткие светлые ресницы.
— Для опыта вам нужны не только внешние станции и земная энергия, но и еще какая-то установка. Вряд ли она проста и быстро осуществима.
— Тут нам повезло. Можно использовать установку Кора Юлла в непосредственной близости от Тибетской обсерватории. Там сто семьдесят лет назад производились опыты по исследованию пространства. Потребуется лишь небольшое переоборудование, а добровольцев-помощников в любое время у меня пять, десять, двадцать тысяч. Стоит лишь позвать, и они возьмут отпуска...
— У вас действительно все предусмотрено. Остается еще одно, но самое серьезное: опасность опыта. Могут быть самые неожиданные результаты. Мы не можем пробовать предварительно, в малом масштабе. Надо сразу брать внеземной масштаб...
— Какой же ученый испугается риска? — пожал плечами Рен Боз.
— Я не о личном! Знаю, что тысячи явятся, едва потребуется неизведанное опасное предприятие. Но в опыт включаются внешние станции обсерватории — весь круг аппаратов, стоивших человечеству гигантского труда. Аппаратов, открывших окно в Космос, приобщивших человечество к жизни, творчеству, знанию других населенных миров. Это окно — величайшее человеческое достижение, и рисковать его захлопнуть хотя бы на время — вправе ли вы, я, любой отдельный человек, любая группа людей? Мне хотелось бы узнать, есть у вас чувство такого права и на чем оно основано?
— У меня есть, — поднялся Мвен Мас, — а основано оно... Поймете ли вы меня! Время — вот необоримый гнет всего живого, эфемерного, «быстротекущей жизни», как говорили древние поэты. Вы были на раскопках... Разве миллиарды безвестных костяков в безвестных могилах не взывали к вам, не требовали и не укоряли? Мне видятся миллиарды человеческих жизней, у которых, как песок между пальцами, мгновенно утекла молодость, красота и радости жизни — они требуют раскрыть великую загадку времени, вступить в борьбу с ним! Победа над пространством и есть победа над временем — вот почему я уверен в своей правоте и в величии задуманного дела!
— Мое чувство другое, — заговорил Рен Боз. — Но это другая сторона того же самого. Пространство по-прежнему неодолимо в Космосе. Оно разделяет миры, не позволяет нам разыскать близкие нам по населению планеты, слиться с ними в одну бесконечно богатую радостью и силой семью.
Это было бы второй великой революцией после Эры Победы Труда. С той поры как человечество Земли, наконец, прекратило нелепое раздельное существование своих народов и слилось воедино, совершив гигантский подъем на новую ступень власти над природой, каждый шаг на этом новом пути важнее всего остального, всех других исследований и познаний...
Дар Ветер молчал так долго, что Мвен Мас беспокойно зашевелился.
— Теперь я понимаю, — снова заговорил бывший заведующий, — зачем раньше люди курили, пили, подбадривая себя наркотиками в часы неуверенности, слабости, одиночества. Сейчас я также одинок и неуверен — что, мне сказать вам? Кто я такой, чтобы запретить вам великий опыт, но разве я могу разрешить его? Вы должны обратиться в Совет, тогда...
— Нет, не так. — Мвен Мас встал перед Дар Ветром, и его огромное тело напряглось, как в смертельной опасности. — Ответьте нам: вы произвели бы эксперимент? Как заведующий внешними станциями. Не как Рен Боз... это дело другое!
— Нет! — ответил твердо Дар Ветер. — Я подождал бы еще...
— Чего?
— Постройки опытной установки на Луне.
— А энергия?
— Лунное поле тяготения меньше. Можно обойтись несколькими Ку-станциями...
— Все равно, ведь на это потребуется сотня лет, и я не увижу никогда!..
— Человечеству не так уж важно — теперь или поколение спустя!
— Но для меня — это конец, конец всей мечте! И для Рен...
— Для меня — невозможность проверить опытом, а следовательно, и невозможность исправить, продолжать дело!
— Я сказал: что я такое? Обратитесь к Совету.
— Совет уже решил — вашими мыслями и словами. Нам нечего ждать от него. Разве вы сами не знаете? — тихо произнес Мвен Мас.
— Вы правы. Совет тоже откажет.
— Больше ни о чем не спрашиваю вас. Я чувствую себя виноватым: мы с Бозом взвалили на вас тяжелое бремя решения.
— Мой долг как старшего по опыту помогать. Не наша вина, если вопрос оказался не прост. Мне грустно и тяжело.
...Мвен Мас хорошо помнил тогдашнее состояние нерешительности и отказ. Но насколько тяжелее сейчас... Гибель спутника, крушение надежды на достижение далеких миров! И эта скручивающая волю боль... в спине, в ногах, в затылке. Мвен Мас уже не видел, что над ним склоняются врачи — он перестал воспринимать окружающее...
Эрг Ноор шел без обычной стремительности, переступая босыми ногами по мягкой и влажной траве. Впереди, на опушке, густая зеленая стена кедров переплеталась с облетевшими кленами, похожими на столбы редкого серого дыма. Здесь, в заповеднике, человек не вмешивался в природу. Своя прелесть была в беспорядочных зарослях высоких трав, в их смешанном и противоречивом запахе.
Над кедрами чистое голубое небо посеребрилось взмахом широкого крыла перистых облаков. Эрг Ноор углубился в припахивающий горьковатой кедровой хвоей и смолой сумрак леса, пересек его и поднялся не холм. Кольцо заповедника вокруг нервной клиники не было широким, и Эрг Ноор скоро вышел на дорогу. Направо речка наполняла каскад бассейнов из молочного стекла. Несколько мужчин и женщин бежали по дороге, между рядами пестрых цветов, покачивавшихся в свежем ветерке. Вряд ли осенняя вода была теплой, но бегуны, подбадривая друг друга смехом и шутками, ринулись в бассейны, сплывая вниз по каскаду. Эрг Ноор невольно улыбнулся — где-то, в расположенном рядом заводе или на ферме, настал час обеденного отдыха. Никогда еще родная планета не казалась такой прекрасной ему, проведшему большую часть своей жизни в тесном звездолете. Великая благодарность переполняла Эрг Ноора ко всем людям, к земной природе — всему принимавшему участие в спасении его рыжекудрого астронавигатора — Низы. После совещания с врачами они решили поехать вместе в полярный невросанаторий. Как только удалось разомкнуть паралитическую цель, устранить устойчивое торможение, развившееся в коре мозга от разряда щупалец страшного креста, Низа оказалась совершенно здоровой. Требовалось только вернуть ей былую энергию после долгого каталептического сна. Низа, живая, здоровая Низа! Эрг Ноору казалось, что он никогда не сможет подумать об этом без радостного толчка внутри.
Он увидел одинокую женскую фигуру, быстро шедшую ему навстречу от разветвления дороги. Он узнал бы ее из тысяч — Веду Конг. Веду, прежде так много занимавшую его мысли, пока не выяснилась разность их путей.
Знакомое до мельчайших подробностей лицо Веды вдруг поразило Эрг Ноора своим сходством с Низой. Такое же узкое, с широко расставленными глазами и высоким лбом, с четкими длинными бровями вразлет, с всегдашним выражением нежной насмешки в изгибе рта. Только Веда смотрела всегда прямо и вдумчиво, а упрямая головка Низы Крит то вздергивалась вверх в юном порыве, то опускала лоб и хмурила брови навстречу препятствию.
— Вы рассматриваете меня? — удивилась Веда. — В этом что-то новое.
Она протянула Эрг Ноору обе руки, и тот прижал их и своим щекам. Веда, вздрогнув, высвободилась. Астролетчик слабо усмехнулся.
— Я хотел поблагодарить их, эти руки, спасавшие Низу... Она... Я все знаю! Требовалось постоянное дежурство, и вы отказались от интересной экспедиции. Два месяца...
— Не отказалась, а опоздала, поджидая «Тантру». Все равно было поздно, а потом — мы похожи, как сестры... Но она настоящая подруга победителя Космоса и железных звезд, со своей устремленностью в небо и преданностью...
— Веда!
— Я не шучу, Эрг. Сейчас еще не время для шуток. Надо, чтобы все стало ясно!
Они шли рядом по пустынной дороге и молчали, пока Эрг Ноор не заговорил снова:
— Кто же он, настоящий?
— Дар Ветер.
— Прежний заведующий внешними станциями! Я представляю себе Дар Ветра лишь по его работе и думаю, что он тоже мечтатель Космоса...
— Это верно. Мечтатель звездного мира, но сумевший сочетать звезды с любовью к Земле. Мечтатель с сильными рабочими руками.
Эрг Ноор невольно взглянул на свою узкую ладонь с длинными твердыми пальцами математика и музыканта.
— Вот и развилка. До свиданья, Эрг. Где мы еще увидимся? Перед самым отлетом нового корабля?
— Нет, Веда. Мы с Низой уедем в полярный санаторий на три месяца. Приезжайте к нам и привезите Дар Ветра. Южное полушарие, «Белая заря» — на земле Грахама.
— Хорошо, Эрг. Если Дар Ветер не отправится сразу строить новый спутник пятьдесят семь.
— Хорош ваш земной человек!
— Не лукавьте. Это ближнее небо в сравнении с вашими невообразимыми пространствами.
Молодая женщина, попрощавшись, быстро пошла к главной дороге. Эрг Ноор следил за ней, пока робот — рулевой подошедшей машины — не остановился и ее красное платье не исчезло за прозрачной дверью.
Совет Звездоплавания издавна обладал собственным зданием для научных сессий, как мозг планеты, — Совет Экономики. Чара Нанди никогда не была в главном зале. С тревогой и благоговением она вошла в сопровождении Эвды Наль в этот странный зал с выгнутым параболически потолком и поверхностью эллиптических рядов сидений. По потолку разливался прозрачный свет, точно собранный с другой, более яркой, чем Солнце, звезды. Все линии стен, потолка, сидений сходились в одном конце огромного зала. Там на возвышении находились демонстрационные экраны, трибуна для руководителей заседания — членов Совета.
Внимание Чары привлекла старинная, потемневшая и, видимо, уже не раз реставрировавшаяся картина, вделанная в широкую панель над трибуной. Черно-фиолетовое небо занимало всю верхнюю часть громадного полотна. Маленький серп чужой луны бросал белесый мертвенный свет на беспомощно поднятую вверх корму старинного звездолета, грубо обрисовывавшуюся на багровой закатной дали. Туда уходили бесконечные полосы уродливых синих растений, таких сухих и твердых, что они казались металлическими. По песку едва брел человек в легком защитном костюме. Он оглядывался на разбитый корабль и вынесенные из него тела погибших товарищей. Стекла очков его маски отражали только багровые блики заката, но неведомым ухищрением художник сумел выразить в них беспредельное отчаяние одиночества в чужом мире. На невысоком бугре справа по песку ползло нечто живое, бесформенное и отвратительное...
Усевшись с Эвдой, Чара обратила внимание на отделку кресел, пюпитров и барьеров, сделанных из натурального жемчужно-серого африканского дерева — пережиток старых времен. Теперь никто не стал бы затрачивать так много работы на то, что могло бы быть отлито и выштамповано в несколько минут.
Народу, как всегда, собралось очень много, хотя мощные телепередатчики должны были разнести по всей планете точные воспроизведения всего происходившего. Секретарь Совета Мир Ом по обыкновению оглашал короткие сообщения о наиболее важных вопросах и сведениях, возникших
со времени прошлого заседания. Отточенная внимательность ко всему была характернейшей чертой людей эпохи Кольца. Но Чара пропустила первое сообщение, читая изречения знаменитых ученых, начертанные под картами планет. Особенно понравился ей написанный под Юпитером призыв быть чутким к явлениям природы: «Смотрите, как повсюду окружают нас непонятные факты. Но мы не видим и не слышим, какие большие открытия таятся в их смутных очертаниях. Не избегайте того, что кажется сейчас бесполезным, необъяснимым, непонятным...»
Спокойный сильный голос секретаря Совета продолжал:
— Перейдем теперь к проектам, которые должны поступить на широкое обсуждение. Предложение Юты Гай о создании искусственной, годной для дыхания атмосферы Марса путем выделения автоматическими установками легких газов из горных пород признано заслуживающим внимания, так как подкреплено серьезными расчетами. Атмосферы в земном значении этого слова не будет, но может быть получен воздух, достаточный для дыхания и теплоизоляции наших поселков. В свое время, около двух тысяч лет назад, после открытия больших запасов ядерных материалов на Венере, были запущены автоматические установки для насыщения атмосферы кислородом. Они дали возможность насадить растения с углеродным обменом, и теперь кислород на Венере непрерывно увеличивается. Еще четыре тысячелетия — и мы приготовим годную для обитания людей планету, размером соответствующую Земле...
Секретарь отложил в сторону металлическую пластинку и приветливо улыбнулся. В ближнем к трибуне конце рядов сидений появился Мвен Мас в темно-красной одежде, угрюмый, торжественный и спокойный. Он поднял над головой сложенные руки в знак уважения к собранию и сел.
На трибуну взошел сам Гром Орм.
— По причине, которую я прошу разрешения скрыть до окончания дела, следует рассмотреть сейчас поступок бывшего заведующего внешними станциями Совета Мвен Маса, а затем решить вопрос о тридцать восьмой звездной экспедиции. Доверяет ли Совет основательности моих мотивов?
Зеленые огни были единодушным ответом.
— Всем ли известно случившееся в подробностях?
Снова каскад зеленых вспышек.
— Это ускорит дело! Я попрошу бывшего заведующего Мвен Маса изложить мотивы своего поступка, приведшего к столь роковым последствиям. Физик Рен Боз еще на оправился от полученных ранений и не вызван нами как свидетель. Ответственности он не подлежит.
Гром Орм заметил красный огонь у сиденья Эвды Наль.
— Вниманию Совета! Эвда Наль хочет добавить к сообщению о Рен Бозе.
— Только то, что я хочу выступить вместо него.
— По каким мотивам?
— Я люблю его!
— Вы выскажетесь после Мвен Маса.
Эвда Наль погасила красный сигнал и села. На трибуну взошел Мвен Мас, и Чара вся напряглась от волнения. Спокойно, не щадя себя, африканец рассказал об ожидавшихся результатах опыта и о том, что было на самом деле, — видение, которому он сам не доверяет. Поспешность в производстве опыта, без сомнения вызванная секретностью и незаконностью поступка, привела к тому, что они не продумали специальных приборов для записи, рассчитывая на обычные памятные машины, приемники которых оказались нацело разрушенными. Ошибочно было и ведение опыта на спутнике, также из-за поспешности. Следовало бы прицепить к спутнику 57 старый планетолет или ракету и установить там приборы для ориентировки вектора. Во всем полностью виноват он, Мвен Мас, потому что Рен Боз занимался установкой, а вынесение опыта в Космос находилось в компетенции заведующего внешними станциями.
Чара стиснула руки — обвинительные аргументы Мвен Маса показались ей вескими.
— Наблюдатели погибшего спутника знали о возможной катастрофе? — спросил Гром Орм.
— Да, они были предупреждены и согласились.
— Меня не удивляет то, что они согласились, — тысячи молодых людей принимают участие в опасных опытах, ежегодно происходящих на нашей планете... Случается, и гибнут. Тогда идут новые, с неменьшим мужеством, — хмуро возразил Гром Орм, — на войну с неизвестным... Но вы, предупреждая молодых людей, тем самым подозревали возможность такого исхода и все же произвели опыт, даже не обставив его как следует.
Мвен Мас молча опустил голову, и Чара, почувствовав на плече руку Эвды Наль, подавила тяжелый вздох.
— Изложите причины, побудившие вас пойти на столь явный риск, — после паузы сказал председатель Совета.
Африканец снова заговорил, на этот раз со страстным волнением. Он рассказал, как с юности взывали к нему укором миллионы безыменных могил людей, побежденных неумолимым временем, как нестерпимо было не попытаться сделать, впервые за всю историю человечества и многих соседних миров, шаг к победе над пространством и временем, поставить первую веху на этом великом пути, на который устремились бы немедленно сотни тысяч могучих умов. Он счел себя не вправе отложить, может быть на столетие, опыт только из-за того, чтобы не подвергать немногих людей риску, а себя — ответственности.
Мвен Мас говорил, и сердце Чары билось сильнее в гордости за своего избранника. Вина африканца стала казаться не столь уж тяжкой. Мвен Мас вернулся на место и застыл в ожидании на виду у всех.
Эвда Наль передала магнитофонную запись речи Рен Боза. Его слабый, задыхающийся голос ясно зазвучал на весь зал через усилители. Физик оправдывал Мвен Маса. Не зная всей глубины вопроса, заведующему внешними станциями оставалось только довериться ему, Рен Бозу, а тот убедил его в обязательном успехе. Но физик не считал и себя виноватым. Ежегодно, говорил он, ставятся менее важные опыты, нередко кончающиеся трагически, и наука — борьба за счастье человечества — так же требует жертв, как и всякая другая борьба. Слишком берегущим себя не даются полнота и радость жизни, а ученым — крупные шаги вперед...
Рен Боз закончил кратким разбором опыта и ошибок, с уверенностью в будущем успехе. Запись речи окончилась.
— Рен Боз ничего не сказал о своих наблюдениях во время опыта, — поднял голову Гром Орм, обращаясь к Эвде Наль, — вы хотели говорить за него.
— Я предвидела этот вопрос и поэтому попросила слова, — ответила Эвда. — Рен Боз потерял сознание через несколько секунд после включения полной мощности аппарата и более ничего не видел. Но успел заметить и запомнить показания приборов, свидетельствующие о появлении нуль-пространства. Вот его запись по памяти.
На экране появилось несколько цифр, немедленно переписанных множеством людей.
— Позвольте мне добавить еще от Академии Горя и Радости, — вновь заговорила Эвда. — Подсчет народных высказываний после катастрофы дает следующее...
Ряды восьмизначных цифр потянулись на экране, распадаясь по графам осуждения, оправдания, сомнения в научном подходе, обвинений в поспешности. Но общий итог, несомненно, был в пользу Мвен Маса и Рен Боза, и лица присутствовавших прояснились.
Загорелся красный сигнал на противоположной стороне зала, и Гром Орм дал слово астроному 37-й звездной — Пур Хиссу. Тот заговорил громко и темпераментно, делая длинными руками неуклюжие жесты и выпячивая кадык.
— Мы с группой своих товарищей-астрономов осуждаем Мвен Маса. Его поступок — проведение опыта без Совета — труслив и внушает подозрение, что Мвен Мас действовал не так бескорыстно, как это старались представить здесь высказывавшиеся!
Чара запылала от негодования и осталась на месте, только подчиняясь холодному взгляду Эвды Наль. Зал насторожился, но Пур Хисс умолк.
— Ваши обвинения тяжелы, но не сформулированы точно, — возразил по разрешению председателя африканец.— Что вы подразумеваете под трусостью и что — под корыстью?
— Бессмертная слава при полном успехе опыта — вот корыстная подоплека вашего поступка. А трусость — вы боялись, что вам откажут в разрешении на опыт, потому и действовали поспешно и тайно!
Мвен Мас широко улыбнулся, по-детски развел руками и молча сел. Во всем облике Пур Хисса появилось злобное торжество, спрятавшееся под пристальным взглядом Эвды. Знаменитый психиатр повторно попросила слова и пошла на трибуну.
— Я не вижу оснований для подозрений Пур Хисса. Высказывание поспешно и слишком злобно для решения серьезного вопроса. Воспитание Хисса, вероятно, было дефектным — его взгляды на тайные мотивы поступков относят нас ко времени Темных Веков. Так говорить о бессмертной славе могли только люди далекого прошлого. Не находя радости и полноты в своей настоящей жизни, не чувствуя себя частицей всего творящего человечества, они страшились неизбежной смерти и цеплялись за малейшую надежду увековечения. Я давно не сталкивалась со столь примитивным пониманием бессмертия и славы и удивлена, встретив его у космического путешественника. Обвинение в трусости нелепо и похоже на психическое отклонение типа ЛЛ. Поэтому сомнительно, мужественно ли было поведение Пур Хисса во время путешествия «Тантры»...
Эвда Наль, выпрямившись, обернулась к Пур Хиссу. Тот сжался в кресле, освещенный множеством красных огней.
— Отбросим нелепости, — продолжала Эвда, — и посмотрим на поступок Мвен Маса и Рен Боза, взяв главным критерием счастье человечества. Рен Боз и Мвен Мас пошли самым непроторенным путем. Я не обладаю достаточными познаниями, чтобы определить, насколько преждевременно они поставили опыт во всепланетном масштабе. В этом вина обоих и ответственность за огромный материальный ущерб и четыре человеческие жизни. По законам Земли налицо преступление, но оно совершено не из корыстных целей и не подлежит самой тяжкой ответственности. Благородные побуждения проступка главного обвиняемого — Мвен Маса — должны смягчить последствия!
Обменявшись незаметными жестами с Гром Ормом, на трибуне появился молодой начальник экспедиции на Уран.
— Несомненно, что опыт Рен Боза поведет к вспышке важнейших открытий. Мне он представляется ведущим к прежде недоступным далям науки. Так было с квантовой теорией — первым приближением к пониманию взаимоперехода, с последовавшим затем открытием античастиц и антиполей. На основе этого последовало репагулярное исчисление, ставшее победой над принципом неопределенности древнего математика Гейзенберга. И, наконец, Рен Боз сделал следующий шаг — к анализу системы пространство-поле, придя к пониманию антигравитации и антипространства, или, по закону взаимоперехода, — к нуль-пространству. Все непризнанные теории в конце концов стали фундаментом науки! От группы исследователей Урана я предлагаю оправдание!
Эвда Наль медленно вернулась на свое место. Гром Орм не нашел более желающих высказаться. Члены Совета потребовали от председателя заключительного предложения. Тонкая жилистая фигура Гром Орма наклонилась вперед на трибуне, и острый взгляд вонзился в глубину зала.
— Обстоятельства для окончательного суждения несложны. Для Рен Боза я вообще исключаю ответственность. Какой настоящий ученый не воспользуется предоставляемыми ему возможностями, особенно если он уверен в успехе! Сокрушительная неудача опыта послужит уроком. Однако несомненна и польза опыта. Она отчасти возмещает материальный ущерб, так как теперь эксперимент поможет разрешению множества вопросов, о которых только еще начинали думать в Академии Пределов Знания. Но мудрость ответственного руководителя заключается в том, чтобы своевременно осознать высшую для настоящего момента ступень, остановиться и подождать или изменить путь. Таким руководителем на своем очень ответственном посту владыки земной силы не смог быть Мвен Мас. Выбор Совета оказался ошибочным. Совет подлежит в этом ответственности наравне со своим избранником. Прежде всего отвечаю я сам, так как инициатива приглашения Мвен Маса, принадлежащая двум членам Совета, была поддержана мною.
Я предлагаю Совету оправдать Мвен Маса в личных мотивах проступка, но запретить ему выполнять руководящие работы в ответственных организациях планеты. Я тоже должен быть устранен с поста председателя Совета и направлен на строительство спутника.
Гром Орм обвел взглядом зал, читая сочувствие и искреннее огорчение, отразившееся на многих лицах. Но люди эпохи Кольца избегали уговаривать, уважая решения друг друга и доверяя их правильности.
Здесь вырваны страницы и я вынужден сделать вставку из книги более позднего издания (она раза в 3 больше по объёму)
Мир Ом посовещался с членами Совета, и счетная машина сообщила результат голосования. Заключение Грома Орма принималось без возражений, но с условием, чтобы работу собрания довести до конца и оставить свой пост после ее завершения.
Он поклонился, но ничего не изменилось в его наглухо скованном волей лице.
— Я должен теперь объяснить свою просьбу о переносе обсуждения звездной экспедиции, — спокойно продолжал председатель. — Благоприятный исход дела был очевиден, и я думаю, что Контроль Чести и Права согласится с нами. Но теперь я могу просить Мвена Маса занять свое место в Совете, Познания Мвена Маса необходимы для правильного решения важнейшего вопроса, тем более что член Совета Эрг Hoop не сможет принять участия в сегодняшнем обсуждении.
Мвен Мас пошел к креслам Совета. Зеленые огни доброжелательства переливались по залу, отмечая его путь.
Беззвучно сдвинулись карты планет, уступая место угрюмым черным таблицам, на которых разноцветные огоньки звезд были соединены синей нитью предполагавшихся на столетие маршрутов. Председатель Совета преобразился. Исчезла холодная бесстрастность, на сероватых щеках затеплился румянец, стальные глаза потемнели. Гром Орм оказался на трибуне.
— Каждая звездная экспедиция — подолгу лелеемая мечта, новая надежда, бережно вынашиваемая много лет, новая ступень в лестнице великого восхождения. С другой стороны, это труд миллионов, который не может пройти без отдачи, без крупного научного или экономического эффекта, иначе остановится наше движение вперед и дальнейшее завоевание природы. Потому мы так тщательно обсуждаем, обдумываем, вычисляем, прежде чем в межзвездные дали взовьется новый корабль.
Наш долг заставил отдать тридцать седьмую экспедицию для Великого Кольца. Тем тщательнее мы обсуждали план тридцать восьмой экспедиции. Но за последний год произошло несколько событий, изменивших положение и обязывающих нас пересмотреть утвержденные предыдущими Советами и планетным обсуждением путь и задачу экспедиции. Открытие способов обработки сплавов под высоким давлением при температуре абсолютного нуля улучшило прочность корпуса звездолетов. Усовершенствование анамезонных двигателей, ставших экономичнее, позволяет большую дальность полета одиночного корабля. Предполагавшиеся в тридцать восьмую экспедицию звездолеты "Аэлла" и "Тинтажель" устарели по сравнению с только что законченным "Лебедем" — круглокорпусным кораблем вертикального типа с четырьмя килями устойчивости. Мы становимся способны на более дальние полеты.
Эрг Hoop, вернувшийся на "Тантре" из тридцать седьмой экспедиции, сообщил об открытии черной звезды класса Т, на планете которой обнаружен звездолет неизвестной конструкции. Попытка проникнуть внутрь корабля едва не привела всех к гибели, но все же удалось добыть кусок металла от корпуса. Это неизвестное у нас вещество, хотя и близкое к четырнадцатому изотопу серебра, обнаруженному на планетах чрезвычайно горячей звезды класса 08, известной уже очень давно под именем Дзеты Кормы Корабля.
Форма звездолета — двояковыпуклого диска с грубоспиральной поверхностью — обсуждена в Академии Пределов Знания.
Юний Ант пересмотрел памятные записи информации Кольца за все четыреста лет с момента нашего включения в Кольцо. Этот тип конструкции звездолетов неосуществим при нашем направлении науки и уровне знаний. Он неизвестен на тех мирах Галактики, с которыми мы обменивались сведениями.
Дисковый звездолет таких колоссальных размеров, без сомнения, гость с невообразимо далеких планет, может быть, даже с внегалактических миров. Он мог странствовать миллионы лет и опуститься на планету железной звезды в нашей пустынной области на краю Галактики.
Не требует пояснений важность изучения этого корабля путем специальной экспедиции на звезду Т.
Гром Орм включил гемисферный экран, и зал исчез. Перед зрителями медленно плыли записи памятных машин.
— Это недавно принятое сообщение с планеты ЦР519, — я опускаю для краткости детальные координаты, — их экспедиция в систему звезды Ахернар...
Странным казалось расположение звезд, и самый опытный взгляд не мог бы узнать в них давно изученные светила. Пятна тускло светящегося газа, темные облака и, наконец, большие остывшие планеты, отражавшие свет чудовищно яркой звезды.
Диаметром всего в три с половиной раза больше Солнца, Ахернар светился как двести восемьдесят солнц, будучи неописуемо яркой голубой звездой спектрального класса В5. Космический корабль, сделавший запись, удалился в сторону. Вероятно, прошли десятки лет пути. На экране возникло другое светило — яркая зеленая звезда класса S. Она вырастала, светя все ярче, пока звездолет чужого мира приближался к ней. Мвен Мас подумал, что зеленый оттенок ее света был бы гораздо красивее сквозь атмосферу. Словно в ответ на его мысль, на экране появилась поверхность новой планеты. Снимки делались с перерывами — экран не показал приближения к планете. Перед зрителями внезапно выросла страна высоких гор, окутанных во все мыслимые оттенки зеленого света. Черно-зеленые тени глубоких ущелий и крутых склонов, голубовато-зеленые и лиловато-зеленые освещенные скалы и долины, аквамариновые снега на вершинах и плоскогорьях, желто-зеленые, выжженные горячим светилом участки. Малахитовые речки бежали вниз, к невидимым озерам и морям, скрывавшимся за хребтами.
Дальше покрытая круглыми холмами равнина расстилалась до края моря, казавшегося издалека блестящим листом зеленого железа. Синие деревья клубились густой листвой, поляны расцветали пурпурными полосами и пятнами неведомых кустов и трав. А из глубины аметистового неба могучим потоком струились золотисто-зеленые лучи. Люди Земли замерли. Мвен Мас рылся в своей необъятной памяти, чтобы точно определить расположение зеленого светила.